Происходящее на наших глазах внешнеполитическое сближение Анкары и Москвы не имеет отношения к попытке военного переворота в Турции, считает старший научный сотрудник вашингтонского Атлантического совета (Atlantic Council) Бренда Шаффер (Brenda Shaffer). «Встреча двух лидеров (Путина и Эрдогана) была запланирована до событий 15 июля», – уточняет политолог. Иное дело напряженность в отношениях между Анкарой и Вашингтоном – это, по мнению Шаффер, непосредственно связано с недавним путчем.
Дискуссия о причинах неожиданного для многих возвращения Турции и России от конфронтации к сотрудничеству продолжается. В первую очередь – с целью выяснить его возможные последствия, далеко выходящие за региональные рамки.
Газ и ядерная энергетика
«Чистейшей воды Realpolitik» – так характеризует смысл происходящего старший научный сотрудник Американского совета по внешней политике (American Foreign Policy Council) Уэйн Мерри (Wayne Merry). Поясняя: «В течение почти всего периода, пришедшего на смену «холодной войне», отношения между двумя этими странами были наилучшими за всю их историю. После трех столетий войн Турция и Россия выстроили по-настоящему позитивные отношения, основанные на серьезных экономических связях, на некоторых общих представлениях о проблемах Черноморского региона и просто на человеческом общении – связанном и с бизнесом, и с туризмом».
«Прошлогодний кризис, разразившийся после того, как турецкие военные сбили российский самолет, нарушивший воздушное пространство Турции, – не норма, а исключение в турецко-российских отношениях», – подчеркивает в этой связи Бренда Шаффер.
О степени заинтересованности каждой из сторон в примирении эксперты судят по-разному. Симптоматично, отмечает Уэйн Мерри, что Турция принесла извинения за действия своих военных. Продолжение конфликта не было на руку и Москве, подчеркивает профессор истории ислама из Массачусетского университета (Дартмут) Брайан Глин Уильямс (Brian Glyn Williams): «У Путина уже достаточно проблем с НАТО в связи с его действиями в Донбассе и аннексией Крыма. Смягчить напряженность в отношениях с Турцией означало разрешить хотя бы один крупномасштабный спор».
Профессор Международного университета Бахчешехир (Вашингтон – BAU International University, Washington) Александр Муринсон (Alexander Murinson) подчеркивает масштабы разворачивающегося экономического сотрудничества. «Турция и Россия намереваются восстановить ежегодный торговый оборот в размере 100 миллиардов долларов, – рассказывает аналитик. – Лидеры двух стран договорились и о возобновлении проекта газопровода, известного как TurkStream, призванного поставлять в Турцию дополнительные объемы российского газа, а в будущем – увеличить его поставки и в Европу. (Россия уже обдумывала целый ряд проектов, направленных на поставку в Европу газа в обход Украины, но ЕС выступает против большинства из них, стремясь сократить свою зависимость от российских поставок. Министр энергетики России Александр Новак заявил, что первая линия TurkStream может быть уже построена уже в 2019 году, но для строительства второй линии из России в ЕС через территорию Турции необходимы твердые европейские гарантии.) Наконец, будет перезапущена приостановленная работа по созданию первой в Турции атомной электростанции “Аккую”, контракт на строительство четырех первых реакторов которой Росатом выиграл еще в 2013 году».
Турецкая дипломатия после Давутоглу
Такова экономическая составляющая. Относительно политической – мнения аналитиков расходятся. «Это – не восстановление тех турецко-российских отношений, что существовали до кризиса, – полагает Уэйн Мерри. – Столкновение в сирийском вопросе уничтожило иллюзию, что глубинная напряженность между этими двумя историческими соперниками по-настоящему урегулирована».
Возможно ли сближение позиций Москвы и Анкары по Сирии? Пока – нет, убежден Брайан Глин Уильямс: слишком уж решительно и бескомпромиссно они поддерживают враждующие стороны в сирийской драме. Необходимы кардинальные изменения в ходе боевых действий (например, падение Алеппо), чтобы начались серьезные мирные переговоры, способные положить конец войне (как это было в Ливане в 1990 году). Но до этого, полагает Уильямс, еще далеко.
Поиски компромисса по Сирии уже идут, возражает Александр Муринсон. «Турция, – полагает он, – уже признала ошибкой попытку свергнуть Башара Асада. По просьбе России Турция прекратила помощь “Фронту ан-Нусра” и “Ахрар аш-Шам”».
Бренда Шаффер усматривает здесь приметы подлинной смены вех в турецкой политике. По ее мнению, примирение с Москвой – лишь одно из крупномасштабных изменений внешнеполитического курса Анкары. Начавшихся, по мнению аналитика, с отставки (в мае нынешнего года) премьер-министра Турции Давутоглу – архитектора прежнего курса, в немалой степени основывавшегося на принципах исламизма. За сменой главы внешнеполитического ведомства сразу же последовала нормализация отношений с Израилем, а затем и с Россией.
Менее чем через два месяца грянул путч.
Геостратегический вызов Западу
Последствия событий 15 июля почти сразу же дали себя знать не только во внутриполитической, но и – не в меньшей степени – во внешнеполитической сфере. «Встреча Эрдогана с Путиным была второй его встречей с иностранным главой государства после переворота (первым Анкару посетил президент Казахстана)», – констатирует Александр Муринсон. «Турецкие чиновники, – продолжает он, – задаются вопросом: почему ни один западный лидер не приехал, чтобы проявить солидарность?»
Основой для восстановления турецко-российских отношений служит, как подчеркивает Уэйн Мерри, «глубокое недоверие и неприязнь» к Западу, в первую очередь к США. Что, впрочем, не исключает и сохраняющегося взаимного недоверия Анкары, и Москвы, напоминает Мерри, ссылаясь на данные опросов общественного мнения.
Бренда Шаффер также связывает напряженность в отношениях между Анкарой и Вашингтоном с реакцией Соединенных Штатов на события 15 июля.
«Трудно понять, – поясняет Шаффер, – … как атака, которую выдержала Турция, могла быть столь значительной, а реакция США – столь мягкой и притом – всегда соседствующей с критикой турецкой внутриполитической системы». «Любопытно, – продолжает аналитик, – что почувствовали бы американские официальные лица, если бы после <событий> одиннадцатого сентября кто-то из наших союзников предупредил США о нежелательности введения слишком жесткого антитеррористического законодательства в ответ на имеющуюся угрозу?»
Между тем, подчеркивает Бренда Шаффер, «сегодняшнюю кризисную ситуацию в американо-турецких отношениях искусно использует Россия». «Москва, – уточняет Александр Муринсон, – хотела бы видеть Турцию одним из столпов Евразийского пространства – своеобразной буферной зоной между Россией и Западом и вместе с тем – мостом, соединяющим Россию с Ближним Востоком».
Шаффер указывает и на другой немаловажный аспект турецкой политики Москвы. «В последние недели, – констатирует она, – Россия выступила с несколькими серьезными инициативами, относящимися к сопредельным с нею странам. В рамках этих инициатив Путин встретился в Баку с президентом Азербайджана Алиевым и президентом Ирана Роухани. Я полагаю, что то, о чем российский лидер говорил на этой встрече, возможно, перекликается с тем, о чем шла речь в ходе его встречи с Эрдоганом. Так, например, президент Путин, вероятно, хотел бы, чтобы Турция играла более значительную роль в разрешении Нагорно-Карабахского конфликта».
Все это, подчеркивает Бренда Шаффер, еще раз указывает на необходимость скорейшего преодоления напряженности в отношениях с Анкарой как на первоочередную задачу для Вашингтона.
