На уходящей неделе администрация США ввела очередные санкции против России «в связи с вмешательством России в процесс выборов в Соединенных Штатах, ее неприемлемым поведением на востоке Украины и другими враждебными действиями».
Вашингтон при введении санкций (в последние четыре года это происходило несколько раз) всегда, как и сейчас, подчеркивал, что ограничительные меры не возникли просто так: они вызваны конкретными действиями Москвы, которая за последние четыре года серьезно подрывала международную стабильность различными способами – от аннексии Крыма и ведения войны на востоке Украины до попыток вмешательства в выборы в нескольких странах, включая США.
Однако причины и характер нынешнего противостояния Запада и Москвы остаются предметом споров многих специалистов: одни говорят о возрождении русского национализма, другие полагают, что наступила «холодная война 2.0», третьи считают причиной всему прошлое Владимира Путина – выходца из КГБ.
Участники конференции PONARS Eurasia (The Program on New Approaches to Research and Security in Eurasia, Программа новых подходов к исследованиям и безопасности в Евразии), состоявшейся в Вашингтоне 21 сентября, – ученые из многих научных и политологических центров Америки – дискутировали на тему, что именно толкает Россию к такому поведению, и какое определение можно дать тому кризису, который наступил в отношениях США и России.
Марк Крамер (Mark Kramer), программный директор в проекте изучения «холодной войны» Центра Дэвиса при Гарвардском университете в своем выступлении утверждал, что основные признаки противостояния США и СССР исчезли, и поэтому называть нынешние трения «холодной войной» – значит лишь вносить путаницу: «Первое – во времена «холодной войны» две страны были значительно более могущественными, чем все остальные страны, поэтому и назывались супердержавами, второе – было мощное идеологическое противостояние, марксизм-ленинизм против либеральной демократии, третье – мир, в особенности Европа и большая часть Азии, были четко разделены на два лагеря, тяготевших каждый либо к США, либо к СССР… Ничего этого сейчас нет».
«У России и близко нет того статуса в мире, что был у Советского Союза, хотя ее ядерный боезапас может нанести катастрофический ущерб США, а газовые ресурсы являются мощным рычагом давления; единственной заразной и опасной идеологией в мире сейчас является радикальный ислам, у которого нет базы нигде, кроме небольшого количества мусульман; насчет лагерей – Европа теперь практически вся входит в НАТО, некоторые страны – нет, но это даже близко не похоже на времена противостояния НАТО и стран Варшавского договора», – отметил Марк Крамер.
«Отношения между США и Россией можно определить как типичное соперничество великих держав, которое может проходить в легкой форме, но также бывает напряженным и нестабильным», – сделал вывод эксперт Центра Дэвиса.
Уильям Хилл (William H. Hill), профессор Национального военного колледжа США и бывший дипломат, выступивший на конференции с разбором сказанного другими участниками, не во всем согласен с Марком Крамером: «В то время, как открытого идеологического противостояния действительно нет, доводы Марка Крамера у меня оставляют вопрос: насколько усилия России по интеграции в Евразии и ее действия, направленные на конкуренцию с западным влиянием в ее «ближнем зарубежье» или на Ближнем Востоке, показывают, что она отвергает превосходство именно идеологии либеральной демократии и сложившегося консенсуса по поводу рыночной экономики».
Тед Гербер (Ted Gerber), профессор социологии Университета Висконсин-Мэдисон, представивший на конференции свою работу по изучению миграционного потока из Кыргызстана в Россию, в интервью Русской службе «Голоса Америки» говорит, что притягательность России для соседних стран тоже не стоит недооценивать: «Нет сомнений в том, что Россия притягательна для мигрантов из Кыргызстана и других среднеазиатских стран, и ей этот феномен на руку: некоторые мигранты сталкиваются с неприятностями, приезжая туда, но у многих из приезжающих опыт вполне приемлемый или даже хороший, у них есть заработки, которые не могут сравниться с тем, что есть на родине».
«Они видят страну, в которой поезда ходят, дома строятся, где даже жесткость чиновников как бы говорит о том, что есть некий порядок. Им это все нравится, и они делятся этими ощущениями с родственниками у них на родине. Поэтому у этих стран связи с Россией гораздо более тесные, чем кажется. В США мы говорим об «американской мечте» – возможностях, которые появляются у приезжающих сюда по сравнению с тем, что есть у них дома. Мне кажется, что для жителей Центральной Азии в отношении России работает то же самое», – говорит ученый.
Профессор российско-европейских исследований в Университете Тарту Вячеслав Морозов предложил участникам конференции свое объяснение того, почему официальная Москва стала спойлером нынешнего миропорядка, а поддерживающие Кремль россияне относятся к этому спойлерству с пониманием и симпатией.
По мнению ученого, многие жители России разделяют с Владимиром Путиным желание обманывать Запад и действовать вопреки сложившемуся миропорядку: «Образ трикстера (ловкача, надувалы – Д.Г.), который умело нарушает правила и пренебрегает общественными ограничениями, иногда без видимой причины – это образ, который наилучшим образом отражает поведение России, и поскольку он был очень популярен в советской культуре, в особенности, в кино, то это поведение популярно у населения страны… Путинская Россия чувствует себя униженной стороной в ее отношениях с Западом и, не стремясь революционно изменить существующий миропорядок, пытается расшатать его изнутри».
В интервью Русской службе «Голоса Америки» Вячеслав Морозов развил эту мысль: «И лидеры, и простые люди в России вышли из одной культуры, они смотрели одни и те же фильмы, и когда власть организует презентацию или пиар-сопровождение своих действий, то трикстерское поведение используется отчасти инстинктивно. А потом выступающий лидер ловит резонанс с публикой, он видит, что это воспринимается хорошо, что он «поймал волну». Путин довольно хорошо способен «ловить волну» и чувствовать, что отзывается у людей».
По словам исследователя, в формировании поведения властей России и реакции населения есть и большая доля усвоенного цинизма: «В отношении того же сбитого «Боинга» работает уже простой цинизм, представление о том, что вообще циники – все, и все будут отрицать свои преступления. Поэтому, если мы что-то делаем не так, то мы поступаем в соответствии с общим правилом, которое заключается в том, что правил нет. Это уже не трикстерство, но от трикстерства к такому цинизму происходит сползание, и там можно зайти очень далеко».
С тем, что зачастую поведение России в мире диктуется не национализмом, а стратегией и цинизмом, соглашается и эксперт Университета Джорджа Вашингтона Марлен Ларюэль (Marlene Laruelle) – специалист по Евразии и со- директор конференции PONARS Eurasia.
В беседе с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки» Марлен Ларюэль сказала, что «власть в России и люди, с ней связанные, могут много играть с идеологической, националистической повесткой, но в действительности она ничего для них не значит – это лишь инструмент, потому что это люди постмодерна, они ни во что не верят, а только играют со смыслами».
«Для меня Путин и его окружение – вообще не националисты. Да, они уверены в том, что Россия должна быть великой державой, и они – государственники, которые убеждены, что русская идентичность лучше всего воплощается в государстве, поэтому государство и должно иметь больше прав, чем личность. Но я не ассоциирую это с национализмом, с тем, что они действительно верят в какие-то специфические свойства русского этноса, которые должны охраняться или цениться. Например, режим действительно довольно либерален к мигрантам, тогда как реальные русские националисты все время негодуют по их поводу» - считает исследователь.
Марлен Ларюэль видит в этом же свете и аннексию Крыма Россией: «Этот шаг был сделан из стратегических соображений, с тем, чтобы разрушить стремление Украины «уйти на Запад», и из опасений по поводу потери базы флота в Севастополе. И все эти разговоры о том, что нужно было защитить соотечественников за рубежом – это опять игра со смыслами, которая должна придать легитимность этой оккупации. Так что я не рассматриваю режим в России как националистический».
