Российские пропагандисты с самого начала кризиса в Казахстане связали его с Соединенными Штатами. Делали они это не в своих официальных эфирах, а в Telegram-каналах, но их намеки на то, что Вашингтон якобы приложил руку к этому кризису, были вполне прямыми.
В частности, главный редактор телеканала RT и агентства Sputnik Маргарита Симоньян написала в своем Telegram-канале, что руководство Казахстана, отсылая граждан своей страны учиться в США, «обучало потенциальную пятую колонну». Она также заявила, что в обмен на помощь казахстанское руководство должно «Крым признать», а русский язык сделать в стране вторым государственным.
Многие медиа, близкие к Кремлю («Комсомольская правда», «Царьград-ТВ» и другие) опубликовали «экспертные мнения» комментаторов, которые заявляли о связи насилия в Казахстане с глобальным противостоянием США и России. В одном из таких комментариев агентства News Front (по мнению Госдепартамента США, являющегося одним из основных проводников российской дезинформации) сказано прямо: «Революция» в Казахстане – козырь США за столом переговоров с Россией».
Пресс-секретарь Белого дома Дженнифер Псаки в среду прокомментировала распространяемые Россией «теории заговора», назвав их «абсолютно ложными».
Старший эксперт Института «Агора» при Университете Джонса Хопкинса Питер Померанцев (Peter Pomerantsev) в интервью Русской службе «Голоса Америки» рассказывает, как работает в данном случае пропаганда, построенная на конспирологии.
Данила Гальперович: Российские пропагандисты с начала событий в Казахстане заговорили о причастности США к противостоянию между властью и протестующими в этой стране. В российских провластных медиа также буквально сразу появились комментарии, продвигающие этот нарратив. Зачем, по-вашему, это делается?
Питер Померанцев: Здесь нужно говорить как о «домашних» дивидендах, так и о внешнеполитических. Если говорить о «домашних», то в этом случае мы видим прямо концентрированную суть конспирологической пропаганды. Она заключается в том, что такая пропаганда дает людям простые объяснения событий, которые сложно понять, а то, что происходит в Казахстане сейчас, действительно сложно понять. Я думаю, что обычный россиянин мало что понимает сейчас из того, что там происходит, и пропаганда дает готовую версию, которая все объясняет и убирает все сложности, приземляет и упрощает сложный мир до уровня банальной «теории заговора». И такая «теория заговора» очень востребована, поэтому пропаганда успешна.
Если говорить о внешнем эффекте, то я не знаю, насколько такие, совершенно ясные конспирологические нарративы работают в переговорах России с другими странами, потому что мы не знаем, как на самом деле выглядят эти переговоры, когда, скажем, Лавров и Бернс садятся за стол и реально начинают общаться. Но в публичном пространстве Россия вполне успешно сводит разговор с Западом к темам «вы нас обидели» и «вы вмешиваетесь в дела нашего региона». И это укладывается в ту концепцию мира, которая Кремлем продвигается. В этом смысле дивиденды зависят от того, до какой степени Кремль может убедить Америку, что он живет совершенно в своей реальности, что он невменяем, и что его нужно бояться. Старая теория Никсона, что если ты хочешь получить результат переговоров, то ты должен изобразить психа. Возможно, если пропаганда выглядит совершенно безумной, то это помогает убедить Вашингтон в том, что Путин опасен, потому что он потерял связь с реальностью.
Д.Г.: Если говорить о «домашнем» аспекте этой пропаганды – до какой степени, по-вашему, люди в России ей верят?
П.П.: Это хороший вопрос – до какой степени люди вообще верят пропаганде, и российские люди в частности. Российский зритель и читатель достаточно циничен, и он часто гордится своим пониманием того, что ему врут. Но тонкость в том, что конспирологическое мировоззрение хорошо работает именно с теми людьми, которые очень циничны. Люди, которые иногда из оправданных соображений не верят «мэйнстрим-медиа», классическим СМИ, при этом уходят не в некое свободное пространство критического мышления, а в конспирологические теории.
Это парадокс, с которым интеллектуально сложно справиться: люди, которые гипер-циничны, склонны к конспирологическому мышлению. И даже если люди не верят какому-то специфическому месседжу, они в целом могут верить в конспирологическую картину мира. Мы это видим по социологическим опросам, которые мы делаем в других постсоветских странах.
Д.Г.: В Казахстане, по сообщениям информагентств и очевидцев, насилие было проявлено в очень серьезном масштабе, сообщается о большом количестве убитых и раненных. С другой стороны, в Беларуси ненасильственный протест закончился полным разгромом оппозиции и усилением контроля Москвы над Минском. Какой информационный сигнал из того, что происходит в Казахстане, получат протестующие белорусы или россияне?
П.П.: Мне кажется, этот разговор касается не только белорусов или россиян, но он вообще относится ко всей протестной среде, выступающей против авторитарных режимов. В этом разговоре есть целая школа мысли, которая говорит, что главное – не начинать каких-то вооруженных действий и не поддаваться на призывы к ним, потому что это все передает право главного хода той стороне, у которой больше оружия, а больше оружия всегда будет у властей. К этой школе принадлежат Ганди, Мартин Лютер Кинг и организаторы протестов в Югославии в 1999 году: все они считали, что самое главное — это избежать вооруженного столкновения, тогда как цель власти — всегда сделать его вооруженным. И всегда появляются эти истории о том, что власть внедрила своих агентов в ряды протестующих, чтобы начать насильственное подавление.
С другой стороны, после того, что мы видели в Беларуси, многие говорили – нет, в белорусском протесте был момент, когда нужно было, что называется, «брать Бастилию»: когда были пытки в тюрьме, то, по их мнению, нужно было брать эту тюрьму. Это очень сложный разговор, в котором нет простого ответа. Но если мы говорим про статистику, про цифры, то исторически во много раз более успешными были именно освободительные движения, не использовавшие насилие.
