9 октября в Варшаве умер Анджей Вайда. Ему было 90 лет. Почтенный возраст, гигантский международный авторитет, впечатляющий список зачисленных в мировую классику фильмов и поставленных спектаклей. Можно было и сбавить темпы. Но он продолжал снимать, как говорится, до последнего дыхания.
В прошлом месяце в Торонто, на кинофестивале, состоялась мировая премьера нового фильма мастера, ставшего последним, итоговым. «Послеобразы» (по-английски Afterimage) – реальная история художника-авангардиста и профессора арт-школы поляка Владислава Стржеминского. В послевоенные годы, когда в Польше был установлен жесткий коммунистический режим сталинского образца, он бросил вызов насаждавшемуся сверху соцреализму, мужественно отстаивая свои убеждения.
Вайда уже хворал и на фестиваль не приехал. Отвечая корреспонденту «Variety», очевидно, по телефону, на вопрос, чем его поколение польских кинематографистов отличается от нынешнего, он сказал: «Они снимают фильмы о себе, это их главный предмет. У нас же была обязанность рассказывать миру, что Польша не является советской республикой, что она живет своей собственной жизнью, что у нее есть прошлое, есть история, которая связывает ее с европейской цивилизацией (перевод с английского. – О.С.)».
Это очень точные и важные слова.
Вайда и его поколение, блестящая плеяда режиссеров, драматургов и актеров, вывели польское кино 60-70-х годов на авансцену мирового кинопроцесса. И Вайда был бесспорным лидером польской школы, польской новой волны. Его фильмы затронули самые сложные, болезненные, судьбоносные периоды польской истории и предъявили нам неслыханные прежде характеры героев, романтичных и отчаянных, умных и разочарованных, влюбчивых и циничных, очень разных и очень узнаваемых. Не случайно его экранным «альтер эго» в те годы стал Збигнев Цибульский, неповторимый Збышек, восточноевропейский Джеймс Дин, ушедший столь же рано, обаятельный и трагический герой своего времени и, наверное, всех других похожих времен.
Фильмы «Поколение», «Канал», «Пепел и алмаз», «Пепел», «Все на продажу», «Пейзаж после битвы», «Земля обетованная» и многие другие, снятые Вайдой в 50-70-х годах, стали мощным, небывалым, новаторским прорывом в новую кинореальность, где история сопрягается с личностью на своих причудливых изломах, рождая незабываемые, тревожные, лиричные и прекрасные в своем высоком символизме образы.
Смерть Вайды оказалась личным горем для многих российских кинематографистов, особенно старшего поколения. Русскоязычная блогосфера сегодня полна искренних и пылких признаний в любви пану Анджею. Ведь именно Вайда, его фильмы-откровения, которые в час по чайной ложке «просачивались» в Советский Союз, определяли порой выбор профессии для молодых кинематографистов поздней советской эпохи и неизменно служили безупречным камертоном вкуса и принципиального неприятия фальши и лицемерия, в большом и малом. Его фильмы служили не только образцом высокого мастерства сюжетосложения, создания визуальных образов и работы с актерами (особенно в беллетризованных, романтических и поэтических драмах из прошлой жизни), но и своего рода матрицей духовного сопротивления тоталитарному режиму.
«Он принадлежит польской культуре, – заметил телеведущий Андрей Максимов. – Но почему-то ощущение, что и наша культура осиротела с его уходом».
«Смерть Анджея Вайды – как уход близкого родственника, – пишет на своей страничке в Фейсбуке кинокритик Андрей Плахов. - Если бы не он, не фильм «Пепел» (не путать с «Пеплом и алмазом»), не импульс, испытанный от польского романтизма, кто знает, пришла ли бы мне в голову идея бросить любимый город Львов, надежную профессию математика и ринуться в Москву, чтобы испробовать себя на сомнительном поприще кинокритика. И моей жене тоже: она, поступая во ВГИК, написала работу про Вайду, а вот диплом про него ей писать не разрешили, пришлось заменить Вайду на Иоселиани».
Когда Вайда снял в 70-е «Человека из мрамора», «Без наркоза», в 1981 году еще и «Человека из железа», пронизанные резким неприятием коммунистического режима, отчетливым мотивом его гибельности для свободной личности, то был бесповоротно записан в СССР в антисоветчики – с соответствующими «оргвыводами». В годы застоя его пытались отлучить от советского зрителя, и даже имя запрещали упоминать в печати.
Хорошо о мастере сказал российский режиссер Владимир Мирзоев на страницах «Новых известий»: «Вайда всегда был страстным гражданином, он жил внутри польской истории, как гениальный актер живет внутри кадра, то есть абсолютно осознанно и в то же время иррационально, спонтанно, нерасчетливо. И если попытаться определить «арку героя», то жизнь Анджея Вайды – это классическое путешествие за Священным Граалем Свободы. Он искал его для своей страны и лично для себя, как для художника и интеллектуала. Возможно, поэтому его поздняя «Катынь» - это мощная и свежая работа, а не старческое бормотание».
Да, «Катынь» это своего рода фильм-подвиг режиссера, уже к тому времени 80-летнего. Его отца, капитана Якуба Вайду убили весной 1940 года, вместе с ним еще 20-25 тысяч польских офицеров были расстреляны войсками НКВД в Катынском лесу. Режиссер смог сказать всю правду о судьбе отца, о трагедии Катыни, только когда Польша сбросила вериги советского социализма.
«Катынь» Вайды – кино очень личное. И, одновременно, эпическое, воспаряющее к высотам вселенской трагедии, к прозрению исторической судьбы своего народа. Сильнейший образ – доставленные с места расстрелов пуговицы от мундиров и шинелей, числом больше затраченных на убийство пуль, по реплике одного из героев, «пуговицы, которые не горят».
«Напрасно подозревают Вайду в антирусскости, и в том, что он своим фильмом (имеется в виду «Катынь». – О.С.) принуждает кого бы то ни было каяться, – пишет в своем блоге кинокритик Юрий Богомолов. – Он просто поделился со зрителями своей болью; он хотел дать слово тем, кого жернова двух тоталитарных машин безжалостно перемололи в прах».
Автору этих строк лишь однажды посчастливилось пообщаться с мастером. Было это в конце 80-х, когда повеяли ветры перемен, и он смог приехать в Москву. Я взял у Вайды короткое интервью для телепрограммы «Экран друзей» в редакции журнала «Искусство кино». В этой программе мы показали отрывок из телефильма по сюжетной линии Иешуа-Пилат (вдохновленной романом Булгакова «Мастер и Маргарита»), который он снял в ФРГ. Но интервью перед эфиром телецензоры порезали нещадно, убрав все упоминания о “Солидарности”, стойким сторонником которой был Вайда.
Символично, что предпоследним в его творческой биографии стал биографический фильм о лидере этого движения Лехе Валенсе, которого режиссер называет «человеком из надежды».
«Прощайте, пан Анджей! – написала в Фейсбуке киновед и редактор Любовь Аркус. - О Вас сегодня напишут много прекрасных и умных слов во всех уголках мира. И о Ваших фильмах... Вы очень много сделали для нас, советских детей 60-х... У Вас много прекрасных фильмов, но пусть здесь все-таки побудет Мачек из "Пепла и алмаза": "Почему ты носишь темные очки? – В память о неразделенной любви к Родине».
«Дорогая Кристина, – пишет близкий друг Анджея Вайды драматург Александр Гельман, адресуясь к его вдове Кристине Захватович (они прожили вместе 44 года. – О.С.), –в эти дни мы скорбим вместе с тобой, вместе со всеми вашими близкими, вместе со всеми, кто любит Анджея, кто никогда не забудет его выдающиеся фильмы, проникнутые благоговением к священной человеческой жизни. Я знаю, я уверен, что в России тысячи и тысячи мужчин и женщин сегодня плачут, прощаясь с Анджеем Вайдой. Пусть земля ему будет пухом».
