«Всю мою жизнь меня завораживал тот факт, что не существует безоговорочной истины. Для меня, как кинематографиста, главный вызов – выявить сложность этой темы показом паралелльных миров, где разные понимания истины сосуществуют бок о бок».
Это высказывание принадлежит Джессике Гортер (Jessica Gorter), голландской документалистке, которая посвятила свое творчество России, попыткам разобраться в проблемах русского сознания, русской истории. Ее новая лента «Красная душа» (Red Soul) была показана в Музее движущегося изображения (Museum of the Moving Image) в Квинсе (Нью-Йорк) в рамках широкой панорамы современного российского кино «Путинская Россия» (Putin’s Russia).
Мировая премьера фильма «Красная душа» состоялась в прошлом году на кинофестивале в Амстердаме (IDFA). Джессика Гортер решила разобраться в том, как сегодня воспринимают личность и наследие Иосифа Сталина разные поколения российских людей. Два предыдущих ее фильма «Питер» (2004) и «900 дней» (2011) также посвящены недавней истории России и ее преломлению в массовом сознании.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» побеседовал по Cкайпу с Джессикой Гортер.
Олег Сулькин: Чем можно объяснить ваш постоянный интерес к русской теме? Вы уже давно изучаете менталитет и новейшую историю русского народа.
Джессика Гортер: Могут быть два ответа на этот вопрос. Я впервые приехала в Россию, когда мне было 19 лет, приехала в Петербург в разгар перестройки. Я была очень взволнована и воодушевлена увиденным, и когда вернулась домой, в киношколу, решила, что буду снимать об этом фильм. Во-вторых, я очень люблю историю, и мне интересно переломное время, когда меняется уклад жизни, меня занимает та историческая травма, с которой люди вынуждены иметь дело.
О.С.: Ваш новый фильм рассказывает об отношении в российском общественном сознании к сталинизму и Сталину. Что-то менялось в вашем отношении к этой теме по ходу работы над фильмом?
Д.Г.: Для меня работа над фильмом – всегда расследование. Я ищу ответы на вопросы, и понимаю, что одного-единственного ответа не существует. В процессе съемок я постепенно приходила к выводу, что картина отношения к Сталину и сталинизму вовсе не черно-белая. Есть много разных отттенков и вариантов, связанных с личной биографией, личной травмой того или иного нашего собеседника. В каком-то смысле позиция людей в отношении войны как национальной трагедии более ясно и четко выражена, в чем я убедилась, работая над фильмом о ленинградской блокаде «900 дней». И сегодня, много лет спустя после смерти Сталина, многие люди неохотно говорят на эту тему, она для них по-прежнему неудобна и болезненна, как, например, для двух пожилых сестер, с которыми мы подробно беседуем в фильме.
О.С.: Корректно ли сказать, что русская душа на самом деле более красная, чем вы думали раньше?
Д.Г.: Хороший вопрос. Полагаю, что все-таки нет. Прочитав книгу Светланы Алексиевич «Время секонд-хэнд», я утвердилась во мнении, что историю невозможно стереть из памяти поколений. Мои бабушки и дедушки были кальвинистами, и хотя их дети и я перестали ходить в церковь, религиозные представления заметно влияют на нашу семью. Нет ни одной семьи в России, которая бы не имела воспоминаний о жизни в советское время. Красная империя рухнула, но наследие того времени затронуло каждого русского, независимо от того, как он вопринимает советское прошлое. Меня интересует, как та эра влияет за разных жителей России, влияет на разные поколения. И как это влияние может отразиться на будущем страны.
О.С.: У вас в фильме представлен целый спектр мнений. Интересно, вы заранее составляли этот баланс точек зрения? Не спрашивали ваших собеседников, выступают ли они за или против Сталина?
Д.Г.: Это не было моим первым вопросом, нет. Я искала людей с разными взглядами. Разумеется, все ясно с теми, кто недвусмысленно «за» или «против». Но у меня сложилось стойкое впечатление, что многие русские с одной стороны знают, что при Сталине миллионы людей были убиты, сосланы или отправлены в лагеря, а с другой убеждены, что именно благодаря ему одержана победа во Второй мировой войне и страна стала мощной индустриальной державой. Соответственно, для меня самыми интригующими эпизодами стали те, где я не могла сразу разобраться, какой точки зрения придерживаются мои собеседники, например, молодежные активисты или пожилые сестры, о которых я уже упоминала. И я пыталась в этом разобраться по ходу съемок.
О.С.: Воспевание Сталина, его реабилитация в общественном сознании стали, как мы видим, важным импульсом для «нового патриотизма», для формирования неоимперского сознания в российском обществе. Но у меня сложилось впечатление, что вас не особенно интересует широкий политический контекст. Это так?
Д.Г.: Меня интересуют обычные люди. Что они думают об истории своей страны, как реагируют на исторические трагедии и травмы? Конечно, есть соблазн отмахнуться от точек зрения, которые кажутся тебе нелепыми и безумными. Но мне кажется важным разобраться, почему люди цепляются за прошлое как за спасительную соломинку. Контекст очень сложный. Посмотрите, в Советском Союзе, в России никогда не было ничего похожего на Нюрнбергский процесс, никого не осудили за репрессии, за преступления против своего народа. Не произведен полный расчет с прошлым. Отсюда, видимо, наличие не одной, а даже нескольких «правд». Но, повторяю, я стараюсь никого не осуждать, воздерживаться от моральных оценок.
О.С.: Как относились ваши собеседники к вам как к иностранке? Не ощущали ли вы психологический барьер, подозрительность?
Д.Г.: С каждым приходилось устанавливать доверие, подолгу разговаривать. Я немного говорю по-русски, это тоже помогало. Наступал момент в общении, когда я напрямую спрашивала: можно включить камеру? А когда мы закончили монтаж, я показала фильм нашим главным собеседникам, чтобы быть уверенным, что их все устраивает. Помогло, что многие видели мой предыдущий фильм «900 дней». Я не активист, не журналист, я кинематографист, который стремится пролить свет на самые разные аспекты реальности, сосушествующие рядом в одной стране, одной семье и иногда в одном человеке. И это убеждало людей согласиться на участие в фильме.
О.С.: Фильм показывали в России?
Д.Г.: Да, в декабре прошлого года на фестивале «Артдокфест» в Москве. А в сентябре нас приглашают на фестиваль в Пермь. .
О.С.: Как реагирует публика в России?
Д.Г.: Очень эмоционально. В Москве молодые зрители жаждали обсуждения. Некоторых удивляло, что иностранка может разбираться во внутренних проблемах России. И может снять фильм, с которым они могут соотнести историю своих семей. Некоторые признавались мне, что страхи того времени преследуют их сегодня, хотя они родились много лет спустя эпохи репрессий. Один молодой зритель сказал, что горячо спорил со своей мамой, которая на всю его критику Сталина отвечала: «Зато он выиграл войну!». 90-летняя женщина, которая пришла на просмотр и дискуссию со своей дочерью, рассказала, что семь человек из их семьи стали жертвами сталинского ГУЛАГа. Ей было мучительно больно смотреть на экран, но, одновременно, она была счастлива увидеть на просмотре столь много молодых лиц.
О.С.: Мне показалась очень важной и символичной концовка фильма. Две пожилые сестры после того, как открыли вам душу и поведали о всех ужасах и тяготах жизни при Сталине, вдруг забеспокоились перед камерой: а правильно ли, что мы вам все это рассказали? Может, не надо было? Может, это воспримут как очернение России, нашей истории? И вас или нас за это арестуют?
Д.Г.: Это страх. Он в генах. Он никуда не ушел. Это было очень трудно поймать на камеру.
