Одна голова хорошо, а две лучше. Эту пословицу можно, вероятно, применить и к ситуации, когда усилия удваивают не отдельные индивиды, а целые «мозговые танки». Речь идет о совместной дискуссии «Россия во времена COVID -19», организованной Институтом Харримана (Harriman Institute) при Колумбийском университете и Центром Джордана по иследованиям России при Нью-Йоркском университете (Jordan Center for the Advanced Study of Russia).
Как пояснил директор Института Харримана Александер Кули (Alexander Cooley), один из двух соведущих дискуссии, онлайн-акция в формате вебинара Zoom проходила в рамках программы изучения российской публичной политики, которая длится уже четвертый год усилиями ученых из Института Харримана и Центра Джордана. Кули представил своего соведущего Джошуа Такера (Joshua Tucker), директора Центра Джордана, который, в свою очередь, представил пятерых участников дискуссии.
«Оптимизация» и протесты
«Сейчас очень уязвимый момент для России, и политически, и экономически, – сказала Гульназ Шарафутдинова, лектор Русского института в Кингс-колледже (Лондон). – Цены на нефть сильно упали. Из-за пандемии пришлось отложить на неопределенное время референдум по поправкам к Конституции. Путину пришлось сфокусироваться на внутренней политике, что трудно назвать его сильной стороной. Его рейтинг упал, что особенно заметно в сравнении со средним рейтингом губернаторов, который, напротив, вырос».
«Сегодня можно считать доказанным, что авторитарность правления в России не дала никаких преимуществ в борьбе с пандемией, – продолжала Шарафутдинова. – Заметно, что Кремль перекладывает ответственность на местные власти, что как будто противоречит принципу вертикали власти. Это объяснимо. Путину нужен козел отпущения, нужно кого-то другого обвинять в ошибках и провалах. При том, что губернаторы кажутся мне все на одно лицо, как агенты Смит в «Матрице», подведомственные им области радикально отличаются. Есть богатые регионы, такие как Москва и Ямало-Ненецкий округ, а есть очень бедные, как Дагестан, Ингушетия и Чечня. Нет одного на всех рецепта спасения для губернаторов, которым предстоит проплыть между Сциллой и Харибдой».
«Вряд ли реалистично прогнозировать протесты общенационального уровня, – отметила Реджина Смит (Regina Smyth), доктор политических наук, профессор университета Индианы в Блумингтоне. – Сегодня гораздо актуальней региональный аспект социальной мобилизации. Многое в реакции населения зависит от того, насколько успешным в тех или иных регионах будет противодействие пандемии и эффективней возврат к функционирующей экономике. Похоже, что протесты могут носить преимущественно неполитический характер. Их вероятная причина – программа «оптимизации» здравоохранения, повлекшая за собой увольнение врачей, медперсонала, закрытие больниц и клиник, пенсионная реформа. И в принципе – «ножницы» между обещаниями властей и их реальными делами. Люди не получают финансовую помощь от государства, врачи далеко не везде обеспечиваются необходимым оборудованием, лекарствами, и не могут пройти тестирование. Все это вызывает страх и гнев у населения. Негативные эмоции могут нарастать, вызывая протестные настроения в отдельных регионах, особенно в горячих точках пандемии, к примеру, в Дагестане».
В своем выступлении Светлана Бородина (Svetlana Borodina), антрополог из Университета Райс в Хьюстоне, сфокусировала внимание на том, какие социальные группы в России наиболее уязвимы в условиях пандемии коронавируса.
«Перечень этих групп примерно такой, – отметила Бородина, – дома престарелых, реабилитационные центры, в особенности для больных ВИЧ и инвалидов, иммигранты-нелегалы, заключенные тюрем, жертвы домашнего насилия. Многие пожилые и компьютерно неграмотные люди не могут технически добиться адресованной им материальной помощи, тем более что в России очень мало проактивных социальных служб, которые могли бы в этом помочь. То есть людям самим надо проявлять немалую активность, чтобы добиться помощи. В первую очередь, страдают люди с низким доходом, а заболевшие нередко становятся жертвами стигматизации».
Чудеса статистики
В вебинаре приняли участие два репортера Moscow Times, англоязычной онлайн-газеты, издающейся в Москве.
Журналист Эван Гершкович (Evan Gershkovich) подчеркнул важность того, что вирус COVID -19 пришел в Россию позднее, чем в другие страны.
«Мы следили, как пандемия продвигалась из Азии через Иран в Европу и Америку, – сказал Гершкович. – Мы видели коллапс систем здравоохранения в этих регионах из-за нехватки врачей и медперсонала, дефицита больничных коек, медицинского оборудования и медикаментов. Можно сказать, что Россия выиграла какое-то время. Для нас все реально началось в начале марта, когда был выявлен первый случай заражения на территории России. Вначале два теста не выявили у этого пациента вирус, и только третий подтвердил факт заражения этого больного, приехавшего из северной Италии. Карантин оказался плохо организован, медиков плохо снабжали защитной одеждой и оборудованием, что способствовало быстрому распространению вируса. Мы стали разбираться со статистикой тестирования, которая в России странным образом оказалась благополучной, с лучшими показателями, чем даже у Тайваня. Мы выяснили, что качество тестирования в России оставляет желать много лучшего. По неофициальным данным, более 170 российских медиков уже стали жертвами коронавируса. Если же говорить о положительной динамике, то считается, что России, которая гордится высокими мобилизационными способностями военного типа, пока удается избежать экстремального перенапряжения системы здравоохранения, которое мы наблюдали, скажем, в Италии и США».
Сауэр сообщил, что одной из важных тем, которые ему довелось освещать в эти дни, является низкая статистика смертности от «Ковид-19» в России.
«Когда мы начали разбираться в критериях и механике статистических подсчетов, – заметил он, – то выяснилось, что в список умерших вносятся лишь те, кто стал прямой жертвой коронавируса согласно строгому ограничительному набору критериев. Многие случаи, когда заболевание осложнялось поражением не только легких, но и других внутренних органов, не попадают в официальную статистику пандемии. Таким образом, можно предположить, что добрая половина смертей от коронавируса в одной только Москве не фиксируется».
Терпение и протесты
Большинство вопросов соведущие адресовали журналистам Moscow Times, что вполне логично: именно они находятся в России, в самой гуще событий. Джошуа Такер задал вопрос: может ли неудовлетворенный реакцией властей на пандемию народ потерять терпение, могут ли в нынешней России произойти массовые протесты?
Эван Гершкович и Петр Сауэр выразили единое мнение: масштабные протесты в новых условиях маловероятны.
«Да, можно заметить неудовлетворенность социальной политикой властей, люди недовольны тем, что обещания финансовой помощи не реализуются, - сказал Гершкович. – Не случайно, три года подряд падает рейтинг Путина и правительства. Но 80 процентов опрошенных поддержали решение Кремля открывать экономику и возвращаться к нормальной жизни. Протесты есть, но они носят преимущественно местный характер».
Александер Кули напомнил, что на днях российский МИД потребовал от газет «Нью-Йорк таймс» и «Файненшл таймс» опубликовать опровержения на статьи о намеренно заниженной статистике смертности от коронавируса в России. В Думе раздаются голоса, требующие выслать журналистов этих изданий из Москвы.
Комментируя этот инцидент, Петр Сауэр заявил, что это чисто пропагандистская шумиха.
«Да, отдельные личности бьют себя в грудь, нагнетая антизападную истерию, – сказал он. – Но я не думаю, что последуют какие-то прямые действия. Этот пример еще раз показывает, сколь чувствительны к критике российские власти».
«В свою очередь, мы стремимся тщательно проверять всю информацию, – заметил Эван Гершкович. – Если у российских масс медиа из-за давления сверху выработалась инстинктивная самоцензура, то мы, как западное издание, к счастью, можем писать всю правду, без оглядки на кого-либо».
