События 6 января на Капитолийском холме привлекли внимание экспертов в сфере безопасности. Лорен Андерсон, в прошлом – высокопоставленный сотрудник ФБР, на протяжении без малого 30 лет работы в ведомстве занималась вопросами контрразведки и борьбы с терроризмом.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» побеседовал с Лорен Андерсон о проблеме внутреннего терроризма в США в связи с событиями 6 января.
Александр Яневский: Мисс Андерсон, штурм Капитолия в начале январе вновь привлек внимание к проблеме внутреннего терроризма. Что нам необходимо знать о ней?
Лорен Андерсон: Из-за событий 6 января проблема внутреннего терроризма в Соединенных Штатах стала чрезвычайно серьезной. Важно понимать, что внутренний терроризм для США явление не новое – он был всегда. Мы видели его всплеск в 1960-х. То, что произошло 6 января, было возмутительным событием, и явно – попыткой мятежа. Это был террористический акт – именно так на это смотрят разумные люди. Сейчас эти события расследуются. Это далеко не первое подобное расследование, но явно одно из крупнейших после событий 11 сентября 2001 года. Если мы вернемся на 50 лет назад и сравним тогдашние события с сегодняшними, то мы увидим, что маятник внутреннего терроризма из левого политического сектора качнулся в правый.
В 1960-х и 1970-х в США было множество террористических актов. Только в 1974 году в стране прогремело более двух тысяч взрывов. Большая часть из них была совершена левыми, но также и теми, кто отстаивал решение какой-то одной проблемы или исповедовал одну и ту же идеологию. Безусловно, в 1960-х, начале 70-х и начале 80-х годов именно левый экстремизм был ответственен за большую часть террористических актов. Интересно, что террористические акты в 1970-х годах привели к первоначальному созданию в рамках ФБР концепции совместной целевой группы по борьбе с терроризмом. На создание группы повлияли целый ряд действий в Нью-Йорке, в котором участвовала пуэрториканская сепаратистская группа, выступавшая за права Пуэрто-Рико, что (отстаивание прав Пуэрто-Рико – Г.А.) само по себе нормально. Но акты насилия, к которым они прибегали, сделало их террористической группой. Была и другая организация – «Коммунистическая организация 19 мая». Она не была по-настоящему коммунистической в том смысле, в котором мы могли бы к ней относиться. Эта организация уникальна тем, что это была первая террористическая организация, созданная и возглавляемая женщинами. Они проявляли невероятную жестокость и активность в 1970-х и начале 80-х. С 1980-х и до сегодняшнего дня мы наблюдаем рост экстремистского внутреннего терроризма, который то повышается, то понижается. Тут можно вспомнить взрыв в Оклахома-Сити в 1995. В тот же период происходили и другие события в этой сфере.
А.Я.: В США нет официального определения термина «внутренний терроризм», но существует «внутренний насильственный экстремизм». С чем это связано?
Л.А: Да, в США нет соответствующего закона о внутреннем терроризме, и нет возможности признать ту или иную организацию внутренней террористической организацией. Это резко контрастирует с подходом к иностранному или международному терроризму. В наших законах существует механизм для обозначения организации или отдельных лиц как террористических. Однако, хотя и нет законов, которые касаются данной проблемы, существуют правила, разработанные Министерством юстиции США.
Прошлой осенью в Палате представителей был единогласно принят законопроект, который затем был отправлен в Сенат под названием «Закон о предотвращении внутреннего терроризма», где был остановлен одним из сенаторов. И тогда никто не дал убедительных объяснений. Законодатели сказали, что возникли некоторые технические проблемы из-за формулировок. Но в любом случае то, что единогласно приняла Палата представителей, в Сенате отказались рассматривать.
В течение десятилетий существовали механизмы, позволяющие ФБР расследовать то, что считается внутренним терроризмом, и это было то, чем я, в частности, занималась на протяжении 30 лет в ФБР, расследуя, к примеру, взрыв в Оклахома-Сити. Тимоти Маквею были предъявлены обвинения по нескольким пунктам: обвинения в убийстве и в сговоре. А Терри Николсу, который совершил этот акт вместе с ним, также было предъявлено обвинение в изготовлении оружия массового поражения.
А.Я: В чем особенности расследования подобных дел?
Л.А.: Такие дела сложно расследовать. И в том, что это сложно, есть несколько положительных моментов, потому что одна из вещей, которыми мы дорожим в этой стране, – это Первая поправка, наше право свободно говорить и выражать свое мнение. Тонкая грань между тем, когда простой разговор переходит к фактическому насилию – одна из проблем, с которыми ФБР как ведомству и нашему правительству пришлось столкнуться. Если бы кто-то стал угрожать президенту, Секретная служба немедленно провела бы расследование в отношении этого человека, чтобы попытаться доказать, что это – просто кто-то что-то говорит, или за этим стоит что-то более важное? Так что Первая поправка – это часть вопроса: где провести эту линию? Во-вторых, и я не занимаю ту или иную позицию, по сути, не хватало политической воли для того, чтобы преследовать крайне правых. Но ФБР всегда уделяло внимание делам, связанным с внутренним терроризмом.
А.Я.: ФБР в своей работе полагается, в том числе, и на информаторов. Насколько их наличие помогает Бюро в повседневной деятельности?
Л.А: Наличие информатора – важный компонент в работе ФБР, чтобы понять, совершается ли преступление. Эта информация, согласно нашим правилам, несмотря на то, что думают многие люди, должна собираться как можно менее навязчивыми способами. Так, например, пойти на что-то вроде электронного наблюдения – это очень дорого; существуют и юридические ограничения. Вместе с тем сложно установить отношения с человеком в такой организации, как, например, «Гордые парни» (Proud Boys). Вербовка – стандартная практика в разведсообществе. Это попытка получить больше разведданных и понять, что интересующая нас группа пытается сделать – просто общаются или на самом деле вступают в сговор?
А.Я.: Недавно стало известно, что лидер ультраправой организации «Гордые парни» Генри Таррио долгое время был информатором ФБР.
Л.А.: Меня удивила эта новость, потому что кто-то позволил этой информации стать достоянием общественности. Это огромная проблема, и когда я это увидела, моя немедленная реакция как отставного сотрудника ФБР, была «Ничего себе! Не могу поверить, что кто-то об этом сказал!». Если с вами кто -то сотрудничает, то, раскрывая такую информацию, вы подвергаете риску жизнь этого человека, его средства к существованию, его семью и друзей. Поэтому информация о тех, кто сотрудничает с правоохранительными органами, хранится очень и очень серьезно. ФБР обрабатывает ее по-разному, и она огорожена стеной, чтобы люди не могли получить к ней доступ. Но это очень хорошо согласуется с типом следственных методов, которые ФБР использует в любом виде расследования, включая внутренний терроризм.
А.Я.: Когда вы работали в ФБР, сталкивались ли вы с тем, что некоторые из внутренних террористических группировок получали финансирование из-за пределов США?
Л.А.: Интересный вопрос. Я не могу говорить конкретно о том, что происходит сейчас, потому что нет доступа к информации. Тем не менее, зная то, что я знаю из предыдущего периода моей карьеры, исходя из информации, находящейся в открытом доступе, американские ультраправые группировки не получали большой поддержки извне. Поступали ли финансовые средства террористическим организациям, которые действовали, например, в 70-е годы, – это еще предстоит выяснить. Если такая информация появится, то разведсообщество расследует ее, и если это окажется правдой, то дело будет доведено до логического конца. Исторически в США, если говорить о правом экстремизме, мы не видели, чтобы деньги поступали извне, из-за пределов страны.
А.Я.: Какие шаги должно, на ваш взгляд, предпринять правительство США в сфере борьбы с внутренним терроризмом?
Л.А.: Какими бы ни были ваши политические взгляды, мы не видели подобного раскола в обществе, как минимум, 50 лет. В первую очередь необходимо убрать из этого политику, и дать оценку преступному поведению. Мы должны отказаться от политизации проблемы, потому что это бесполезно, поскольку нас беспокоит преступная деятельность и то, что такие люди пытаются сделать, а не то, поддерживают ли они того или иного президента.
Как отмечается в исследовании, проведенном в Мэрилендском университете и посвященном радикализации в Соединенных Штатах, сегодня, слыша слово «радикализация», люди предполагают, что речь идет об исламистском терроризме, и не обращают внимания на то, что любой человек может быть радикализирован. Так, например, белый правый экстремист с большей вероятностью радикализируется в позднем возрасте – около тридцати восьми лет; если вы посмотрите на крайних левых в политическом плане, то это, как правило, люди от двадцати с небольшим до тридцати, приверженцы исламского экстремизма – это люди, которым около двадцати.
Не существует единого решения, подходящего для всех, но я думаю, что важно понять, как выглядит эта радикализация. То, что произошло 6 января, – одна из самых возмутительных вещей, которые я видела в своей жизни. События того дня должны быть полностью изучены, и должен быть сделан доклад, похожий на отчет Комиссии по событиям 9 сентября 2001 года. Проработав почти 30 лет в ФБР, принимая участие в расследование теракта 11 сентября, работая над многими другими расследованиями терроризма в Соединенных Штатах и за рубежом, я как гражданин, как частное лицо, испытываю огромное доверие к ФБР и к нашим партнерам в правоохранительных органах и к их способности работать вместе. Еще неизвестно, что стало причиной ужасных событий 6 января, но есть уровень профессионализма и преданности делу, который не имеет себе равных в мире.
