В 50-й раз киноотдел Линкольн-центра (Film at Lincoln Center) и Музей современного искусства (MoMA) в Нью-Йорке приглашают зрителей на ежегодный смотр молодого независимого кино. Он носит название «Новые режиссеры/Новые фильмы» (сокращенно ND/NF) и проходит в этом году в гибридном варианте.
До 8 мая 27 игровых и несколько короткометражных лент доступны на онлайн-платформах посредством стриминга, а затем, до 14 мая, их можно будет увидеть в кинозалах, где обещано соблюдение мер антиковидной безопасности. Обозреватели подчеркивают, что ND/NF – первый после начала пандемии фестивальный кинопоказ в Нью-Йорке, возвращающий просмотры в кинотеатрах.
Организаторы смотра собрали самые заметные дебюты и вторые-третьи картины молодых режиссеров разных стран, в том числе участников кинофестивалей Санденс, Берлинского, Роттердамского и других.
Одна из самых обсуждаемых картин юбилейного ND/NF в Нью-Йорке – «Дерево и вода» (Wood and Water) немецкого режиссера Йонаса Бака. В главной роли режиссер снял свою мать Анке Бак. По сюжету она, выйдя на пенсию, хочет собрать своих взрослых детей, чтобы вместе провести лето на живописном берегу Балтики.
Но в последний момент ее сын Макс, живущий в Гонконге, сообщает, что не может приехать из-за начавшихся там массовых протестов против антидемократических законов. Тогда Анке принимает смелое решение и отправляется в Гонконг навестить сын, которого не видела уже несколько лет. Отправляется налегке, по-студенчески, с рюкзачком за плечами. Поселяется в квартире сына, который оставил ей ключ, поскольку сам вынужден уехать в короткую деловую поездку. Энергичная и любознательная немка не теряет зря время и заводит в Гонконге новые знакомства, которые существенно меняют ее представление об этом мегаполисе.
Как говорится в аннотации к фильму, «это личное признание режиссера в любви к матери, во многом в духе фильма «Новости из дома» бельгийского режиссера Шанталь Акерман».
«Идея фильма частично основана на евангельской притче о блудном сыне, – объясняет Йонас Бак, – рассказанной с точки зрения матери, основанной на ее воспоминаниях и движимой всегдашней любовью родителей к детям... Этим фильмом я хочу обнять мать, ведь для меня он – портрет одиночества, и попытка рассказать, как оно влияет на людей».
Йонас Бак (Jonas Bak) родился в немецком городе Констанце в 1985 году. Изучал кинорежиссуру в колледже искусств в Эдинбурге. В 2015 году переехал в Лондон, а тремя годами позже – в Гонконг. Будучи на вольных хлебах, работал там режиссером и оператором. Снял две короткометражки. «Дерево и вода» – его первая полнометражная картина.
Режиссер Йонас Бак по сервису Zoom ответил на вопросы корреспондента Русской службы «Голоса Америки».
Олег Сулькин: Йонас, где вы находитесь?
Йонас Бак: У себя дома во Фрайбург-им-Брайсгау, это на юго-западе Германии. Вы, наверное, слышали о горном и лесном массиве Шварцвальд.
О.С.: Почему вы решили снимать фильм о своей матери, пригласив ее на главную роль?
Й.Б.: Вначале я хотел снимать фильм о молодом человеке, его приключениях, его открытии мира. О блудном сыне, отправившемся в Гонконг. Дело в том, что я сам провел в Гонконге два года, работал там и часто думал о возвращении домой. Вопрос о возвращении, о настоящем доме застрял у меня в голове. Мне показалось интересным посмотреть на эту проблему – чужой страны и возвращения домой – с точки зрения другого человека. Я рассказал об этой идее матери, и она согласилась участвовать в моем проекте.
О.С.: Чем вы занимались в Гонконге?
Й.Б.: Моя жена работала там адвокатом. А я был независимым видеооператором, много путешествовал по этому интересному региону Азии. Надо сказать, что мне не удалось полностью внедриться в местную кинопромышленность, поскольку я не знаю китайского языка, точнее, кантонского диалекта, на котором говорят жители Гонконга.
О.С.: Когда вы писали сценарий, массовые протесты уже там происходили?
Й.Б.: Да, в значительной степени. Я начал писать сценарий в самом начале 2019 года, когда протестов еще не было. Я снял ежегодную поминальную службу в честь погибших на пекинской площади Тяньаньмэнь в 1989 году. Поразительное зрелище – тысячи свечей в темноте. Многотысячные протесты против закона об экстрадиции в коммунистический Китай вспыхнули в июне 2019 года, и я, конечно, не мог игнорировать уличные волнения и стрельбу на улицах, тем более что все это происходило недалеко от места, где мы жили.
О.С.: Доверительность отношений между близкими родственниками предполагает, что у вашей матери была возможность вносить корректировки в сценарий. В чем заключалось ее участие в построении мизансцен, в диалогах?
Й.Б.: Да, я был открыт для ее предложений. Конечно, мы следовали сценарию, но было и много импровизаций. Я дал возможность истории двигаться вперед так, как хотелось моей маме. Она заводила знакомства на улице, расспрашивала западных гостей об их впечатлениях. Возможно, именно мать привнесла в наш фильм дополнительную неспешность. Это медленное кино.
О.С.: Мелкие, казалось бы, детали помогают лучше понять характер вашей героини. В одном эпизоде Анке открывает окно в квартире своего сына в Гонконге, и, вдохнув городской воздух, через несколько секунд закрывает окно. Видимо, качество воздуха ей не понравилось. Мы видим, как она принимает решения, как любознательность и бесстрашие сочетаются в ней с задумчивостью и осторожностью. Так проявляется удивительный характер много повидавшего в жизни стоика. И ты, зритель, безусловно веришь в достоверность, реальность этого человека.
Й.Б.: Об эпизоде с окном. Для меня открытое окно символизирует выход героини во внешний мир, а также новую главу ее жизни. И в начале фильма она беседует с дочерью по телефону на фоне открытого окна. Я и прежде использовал образ окна в своих фильмах.
О.С.: Анке встречается в Гонконге с очень разными людьми. Это охранник здания, где живет ее сын и где она остановилась, психиатр, гадалка, социальный активист. Как вы находили этих людей?
Й.Б.: Через них я хотел приоткрыть завесу над жизнью ее сына, показать его окружение, мир восточного города. Встречи в Гонконге по-новому высвечивают духовный мир Анке. Так, у себя дома она была активна в местной христианской общине, поэтому вполне логично, что в Гонконге ее интересуют восточные религиозные практики.
О.С.: Мне кажется, что действия Анке не только воплощают попытку преодолеть одиночество, но и на уровне индивидуума возвращают нас к знаменитой пессимистической формуле Киплинга «Восток есть Восток, Запад есть Запад, и вместе им не сойтись».
Й.Б.: Да, это так. И она пытается преодолеть этот тупик единственно возможным для нее способом – искренним и добрым общением с людьми, которых она встречает во время своего путешествия. Она отбрасывает стереотипы, которые только затрудняют поиск взаимопонимания. Чистосердечность, наивность и открытость – вот ключи, которые помогают ей устанавливать контакт. Она ничего не хочет для себя лично. Она приехала туда, потому что там ее сын, и она скучает по нему.
О.С.: Анке приезжает в Гонконг, чтобы увидеться с Максом, то есть, с вашим альтер эго. Но она его не застает, он где-то в деловой поездке. Почему вы выбрали такой ход?
Й.Б.: В каком-то смысле этот фильм и обо мне, но мне не хотелось самому присутствовать в кадре. Зритель и так узнает многое о жизни Макса. Конечно, Макс вернется в город и они с матерью увидятся, но я оставляю все это за кадром, пусть зритель включает свое воображение.
О.С.: В вашем фильме звучит музыка Брайана Ино, культового композитора и легендарного музыканта, пионера музыки эмбиент. Откройте секрет – как вам удалось заполучить Ино?
Й.Б.: Поймите меня правильно. Брайан Ино не писал музыку для фильма. Мы использовали ранее написанное им произведение, бонусный трэк с его альбома Neroli, вышедшего в 90-е годы. Мне показалось, что именно такая музыка поможет соединить все мотивы фильма в одно целое. Разумеется, мы получили согласие его агента и звукозаписывающей компании, владеющей правами на нее.
О.С.: А сам Ино знал об этом?
Й.Б.: Я учился с его дочерью в Эдинбурге, в арт-колледже. Я ей сообщил о наших планах, и она рассказала об этом отцу. Так что он в курсе дела. Мы очень ему благодарны.
О.С.: Вы осознавали риск для вас, вашей матери и съемочной группы нахождения в дни волнений в Гонконге?
Й.Б.: У нас была очень компактная команда. Мы сняли протесты в первые же дни. Как я уже говорил, наша квартира была рядом с районом, где шли демонстрации и митинги, и мы могли быстро ретироваться.
О.С.: Какие уроки вы усвоили, работая над своим первым полнометражным фильмом?
Й.Б.: Я научился доверять образам, которые возникали в моем воображении, и своей интуиции. Что касается написания сценария, то мне хотелось создать гибрид между реальностью и фантазией. Я понял, что излишняя драматизация не нужна и что нужно подчиняться инстинктам. Я убедился в том, что минимализм может быть плодотворен.
О.С.: Кто из режиссеров для вас идеал и источник вдохновения?
Й.Б.: Их много. Меня привлекают режиссеры, которые снимают медленное, медитативное кино. В первую очередь, Тарковский, Бела Тарр. Кино – не литература, кино – это визуальные образы, атмосфера. Когда я это осознал, все для меня переменилось.
О.С.: Вы намерены продолжать семейную тему?
Й.Б.: Я уже коснулся вопроса, почему меня самого нет в фильме. А теперь я хотел бы продолжить семейную историю и во втором фильме рассказать о моем герое и его жене, об их путешествии в Гонконг и обратно в Германию. Мой герой женится на китаянке, жительнице Гонконга, и едет с ней в Германию. Сразу скажу, что это придумка – в реальности моя жена не китаянка.
О.С.: Возвращаясь к Киплингу... Могут ли Восток и Запад сойтись?
Й.Б.: Да, я так думаю. Меня в этом убеждает мой личный опыт и опыт моей матери. Пандемия лишь усилила осознание целостности мира, единения всех людей, где бы они ни жили.
