МОСКВА. 16 ноября исполнилось четыре года со дня гибели Сергея Магнитского в следственном изоляторе «Матросская тишина». Госдепартамент США распространил заявление, посвященное этой трагической годовщине, в котором говорится следующее:
«Мы чтим память российского юриста Сергея Магнитского, скончавшегося 16 ноября 2009 в московской тюрьме после выдвинутых им обвинений в коррупции против российских чиновников. Несмотря на широко опубликованные и достоверные свидетельства преступного поведения, приведшего к смерти Магнитского, российские власти не смогли привлечь к ответственности виновных. Вместо этого, в результате посмертного судебного процесса ранее в этом году, российский суд признал виновным Магнитского по уголовной статье.
Мы продолжаем призывать привлечь к полной ответственности лиц, причастных к несправедливому заключению Сергея Магнитского и его смерти, и мы продолжим поддерживать усилия тех жителей России, которые пытаются передать этих лиц в руки правосудия, в том числе путем применения закона Магнитского».
В Москве официальные власти не вспомнили о печальной годовщине никак. Однако гражданские активисты провели в Сахаровском центре вечер памяти Сергея Магнитского, на котором выступали правозащитники и музыканты.
Наталья Пелевина, драматург и активист протестного движения, говорила о погибшем юристе как о живом: «Все эти четыре года Сергей боролся при помощи тех, кому так же не все равно, что происходит у нас в стране, как не все равно было ему. И у нас уже есть очень серьезные результаты. Те судьи, прокуроры и следователи, которые раньше чувствовали свою абсолютную безнаказанность, какой бы приговор они ни написали, — этой уверенности у их больше нет и никогда не будет».
Председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева напомнила собравшимся, что трагедия Сергея Магнитского была не уникальной:
«У Сергея Магнитского удивительная судьба, потому что людей, вот так бесстыдно убитых, замученных, у нас в стране за последнее время очень много. Мы, как правозащитники, это знаем, потому что к правозащитникам никто не обращается, когда все в порядке. Таких людей много, но сконцентрировалась вся эта боль и возмущение по поводу их гибели на судьбе этого человека. это такое несмываемое пятно позора на нынешней системе власти, на нынешней судебной системе и, к сожалению, даже на нынешнем обществе, потому что далеко не массовым является возмущение тем, что случилось».
Все говорившие обращались со словами сочувствия к матери Сергея Магнитского, Наталье Магнитской, которая тоже пришла на вечер памяти своего сына в Сахаровский центр. Мать погибшего юриста дала интервью Русской службе «Голоса Америки».
Данила Гальперович: Российские правоохранительные органы, решив посмертно установить вину вашего сына, ссылались на «публичные заявления родственников». Правильно ли я понимаю, что никаких просьб с вашей стороны о таком рассмотрении не было?
Наталья Магнитская: Да, совершенно правильно. Мы не подавали никаких заявлений и говорили, что, наоборот, не хотим этого. Мы, наоборот, подавали заявление о том, что мы не верим в то, что сейчас возможна реабилитация моего сына, потому что те же самые люди этим занимаются. То, что мы говорили в прессе, не было обращением ни в суд, ни в прокуратуру. Я и сейчас говорю: я уверена в том, что мой сын невиновен. Нам просто отрезают путь к тому, чтобы в дальнейшем мы могли поставить вопрос о реабилитации.
Д.Г.: За это время, за эти четыре года, на вас пытался кто-то давить?
Н.М.: Нет, прямого давления не было, чтобы там кто-то звонил — нет. Когда посмертное дело началось, они меня забрасывали своими повестками, на первое заседание я получила повесток, наверное, пять. По всем адресам, где я могла быть — телеграммы, письма, причем, формулировки там были довольно жесткие: «Если вы не явитесь, то будете подвергнуты приводу или оштрафованы».
Потом, когда правозащитники стали уже громко говорить о том, что это незаконно, было уже более мягко: «придите, ознакомьтесь». Ну, а когда по телевидению нагло врут и поливают моего сына грязью, то моральное давление, конечно, большое.
Д.Г.: Сейчас уже как-то начинают забывать, что вы, мама Сергея, узнали о гибели своего сына, в общем-то, случайно...
Н.М.: Да, именно так оно и было. Нам не сообщили. Я пришла в Бутырскую тюрьму, принесла «передачу», и там мне сказали, что его накануне перевели в «Матросскую тишину». Я спросила: «В больницу?» Мне ответили: «Не знаем». Но у меня создалось впечатление, как будто они уже знали о случившемся. И я поехала сама в «Матросскую тишину», и в окошечко, куда отдают передачи, обратилась — здесь ли он? Потому что нам (членам семьи — Д.Г.) ни разу не сообщали, когда его переводили из одного СИЗО в другой.
Адвокату иногда потом сообщали, а нам — нет. Но об этом переводе и адвокату не сообщили, хотя следователь Сильченко потом на суде, глядя прямо мне в глаза, врал и говорил, что адвокату сообщали. И вот, мне в «Матросской тишине» сказали, что его накануне вечером привезли в тяжелом состоянии, и он скончался, как мне сказали, от разрыва поджелудочной железы. «А подробности вы узнаете у врача», сказали они мне, «ждите, вот он в одиннадцать придет — он вам расскажет».
Д.Г.: Сергей занимался довольно опасным делом, говоря о раскрытии аферы почти в четверть миллиарда долларов. Он хоть что-то говорил об этом вам?
Н.М.: Я так думаю, он считал, что он делает не опасную вещь, а хорошее дело, что он хочет защитить свое государство. Но дома он о работе не говорил и ничего этого не обсуждал. Он просто говорил: «У моего клиента сложности», поэтому не ездил в отпуск последние два года, его вызывали как свидетеля — это я тоже узнала только потом. И он говорил, я потом узнала это от адвоката, что не хочет никуда ездить, чтобы не подумали, что он скрывается.
Д.Г.: Та кампания, которую по всему миру ведет Уильям Браудер, по восстановлению справедливости в отношении вашего сына — насколько, по-вашему, она важна, довольны ли вы тем, что это происходит?
Н.М.: Я очень признательна Биллу и восхищена им, и он поступил удивительно. Очень многие ведь просто закрыли бы на это глаза, старались бы притихнуть, мол, не трогайте меня, умер человек, трагедия, но ничего теперь не сделаешь. А он оказался настоящим человеком. Он говорил мне, что чувствует и свою ответственность. Результаты, наверное, есть, и еще будут.
Д.Г.: То есть, вы ожидаете, что люди, обвиненные вашим сыном, как и люди, ответственные за его смерть, предстанут перед судом?
Н.М.: Может, и не при моей жизни, но я надеюсь, что да.
«Мы чтим память российского юриста Сергея Магнитского, скончавшегося 16 ноября 2009 в московской тюрьме после выдвинутых им обвинений в коррупции против российских чиновников. Несмотря на широко опубликованные и достоверные свидетельства преступного поведения, приведшего к смерти Магнитского, российские власти не смогли привлечь к ответственности виновных. Вместо этого, в результате посмертного судебного процесса ранее в этом году, российский суд признал виновным Магнитского по уголовной статье.
Мы продолжаем призывать привлечь к полной ответственности лиц, причастных к несправедливому заключению Сергея Магнитского и его смерти, и мы продолжим поддерживать усилия тех жителей России, которые пытаются передать этих лиц в руки правосудия, в том числе путем применения закона Магнитского».
В Москве официальные власти не вспомнили о печальной годовщине никак. Однако гражданские активисты провели в Сахаровском центре вечер памяти Сергея Магнитского, на котором выступали правозащитники и музыканты.
Наталья Пелевина, драматург и активист протестного движения, говорила о погибшем юристе как о живом: «Все эти четыре года Сергей боролся при помощи тех, кому так же не все равно, что происходит у нас в стране, как не все равно было ему. И у нас уже есть очень серьезные результаты. Те судьи, прокуроры и следователи, которые раньше чувствовали свою абсолютную безнаказанность, какой бы приговор они ни написали, — этой уверенности у их больше нет и никогда не будет».
Председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева напомнила собравшимся, что трагедия Сергея Магнитского была не уникальной:
«У Сергея Магнитского удивительная судьба, потому что людей, вот так бесстыдно убитых, замученных, у нас в стране за последнее время очень много. Мы, как правозащитники, это знаем, потому что к правозащитникам никто не обращается, когда все в порядке. Таких людей много, но сконцентрировалась вся эта боль и возмущение по поводу их гибели на судьбе этого человека. это такое несмываемое пятно позора на нынешней системе власти, на нынешней судебной системе и, к сожалению, даже на нынешнем обществе, потому что далеко не массовым является возмущение тем, что случилось».
Все говорившие обращались со словами сочувствия к матери Сергея Магнитского, Наталье Магнитской, которая тоже пришла на вечер памяти своего сына в Сахаровский центр. Мать погибшего юриста дала интервью Русской службе «Голоса Америки».
Данила Гальперович: Российские правоохранительные органы, решив посмертно установить вину вашего сына, ссылались на «публичные заявления родственников». Правильно ли я понимаю, что никаких просьб с вашей стороны о таком рассмотрении не было?
Наталья Магнитская: Да, совершенно правильно. Мы не подавали никаких заявлений и говорили, что, наоборот, не хотим этого. Мы, наоборот, подавали заявление о том, что мы не верим в то, что сейчас возможна реабилитация моего сына, потому что те же самые люди этим занимаются. То, что мы говорили в прессе, не было обращением ни в суд, ни в прокуратуру. Я и сейчас говорю: я уверена в том, что мой сын невиновен. Нам просто отрезают путь к тому, чтобы в дальнейшем мы могли поставить вопрос о реабилитации.
Д.Г.: За это время, за эти четыре года, на вас пытался кто-то давить?
Н.М.: Нет, прямого давления не было, чтобы там кто-то звонил — нет. Когда посмертное дело началось, они меня забрасывали своими повестками, на первое заседание я получила повесток, наверное, пять. По всем адресам, где я могла быть — телеграммы, письма, причем, формулировки там были довольно жесткие: «Если вы не явитесь, то будете подвергнуты приводу или оштрафованы».
Потом, когда правозащитники стали уже громко говорить о том, что это незаконно, было уже более мягко: «придите, ознакомьтесь». Ну, а когда по телевидению нагло врут и поливают моего сына грязью, то моральное давление, конечно, большое.
Д.Г.: Сейчас уже как-то начинают забывать, что вы, мама Сергея, узнали о гибели своего сына, в общем-то, случайно...
Н.М.: Да, именно так оно и было. Нам не сообщили. Я пришла в Бутырскую тюрьму, принесла «передачу», и там мне сказали, что его накануне перевели в «Матросскую тишину». Я спросила: «В больницу?» Мне ответили: «Не знаем». Но у меня создалось впечатление, как будто они уже знали о случившемся. И я поехала сама в «Матросскую тишину», и в окошечко, куда отдают передачи, обратилась — здесь ли он? Потому что нам (членам семьи — Д.Г.) ни разу не сообщали, когда его переводили из одного СИЗО в другой.
Адвокату иногда потом сообщали, а нам — нет. Но об этом переводе и адвокату не сообщили, хотя следователь Сильченко потом на суде, глядя прямо мне в глаза, врал и говорил, что адвокату сообщали. И вот, мне в «Матросской тишине» сказали, что его накануне вечером привезли в тяжелом состоянии, и он скончался, как мне сказали, от разрыва поджелудочной железы. «А подробности вы узнаете у врача», сказали они мне, «ждите, вот он в одиннадцать придет — он вам расскажет».
Д.Г.: Сергей занимался довольно опасным делом, говоря о раскрытии аферы почти в четверть миллиарда долларов. Он хоть что-то говорил об этом вам?
Н.М.: Я так думаю, он считал, что он делает не опасную вещь, а хорошее дело, что он хочет защитить свое государство. Но дома он о работе не говорил и ничего этого не обсуждал. Он просто говорил: «У моего клиента сложности», поэтому не ездил в отпуск последние два года, его вызывали как свидетеля — это я тоже узнала только потом. И он говорил, я потом узнала это от адвоката, что не хочет никуда ездить, чтобы не подумали, что он скрывается.
Д.Г.: Та кампания, которую по всему миру ведет Уильям Браудер, по восстановлению справедливости в отношении вашего сына — насколько, по-вашему, она важна, довольны ли вы тем, что это происходит?
Н.М.: Я очень признательна Биллу и восхищена им, и он поступил удивительно. Очень многие ведь просто закрыли бы на это глаза, старались бы притихнуть, мол, не трогайте меня, умер человек, трагедия, но ничего теперь не сделаешь. А он оказался настоящим человеком. Он говорил мне, что чувствует и свою ответственность. Результаты, наверное, есть, и еще будут.
Д.Г.: То есть, вы ожидаете, что люди, обвиненные вашим сыном, как и люди, ответственные за его смерть, предстанут перед судом?
Н.М.: Может, и не при моей жизни, но я надеюсь, что да.
