Линки доступности

«В 90-е рухнуло то, что должно было рухнуть»


Борис Меерсон с сыном Марком. «Моя перестройка»
Борис Меерсон с сыном Марком. «Моя перестройка»

Герои фильма «Моя перестройка» побывали в США

Редкий случай – документальная лента на русскую тему вышла на экраны американских кинотеатров. Полуторачасовой фильм «Моя перестройка» (My Perestroika) режиссера Робин Хессман с 23 марта демонстрируется в Нью-Йорке, 15 апреля выходит в Лос-Анджелесе, а затем дистрибьютор International Film Circuit планирует выпустить его во многих других городах США. Это своего рода коллективный портрет последнего поколения россиян, выросших при социализме. Американка Робин Хессман, прожившая несколько лет в Москве и Петербурге, избрала своими героями нескольких бывших одноклассников одной из московских школ. Честно и с юмором они рассказывают с экрана о том, как горбачевские реформы повлияли на их жизнь. Стержнем фильма стали беседы режиссера с Борисом и Любой Меерсон, супружеской четой, учителями истории. Недавно они вместе с сыном Марком впервые побывали в США, в том числе и на фестивале независимого кино «Санденс». С Борисом Меерсоном побеседовал корреспондент Русской службы «Голоса Америки» Олег Сулькин.

Олег Сулькин: Как работала Робин и как вы с ней взаимодействовали? Сама она говорит, что уподоблялась «мухе на стене», то есть была незаметна, что способствовало спонтанности разговора и ваших реакций. Ваше ощущение?

Борис Меерсон: Для того чтобы стать «мухой на стене», Робин потребовалось много времени. Согласитесь, не замечать человека с камерой довольно трудно. Робин стала нашей подругой, мы провели с ней много очень интересного времени и без камеры. Сами съемки чаще всего были просто продолжением нашего с ней разговора, и то, что Робин включала камеру, было почти незаметно и не прерывало течения беседы. Камера не вызывала искусственность и стесненность, что, как мне кажется, может происходить при интервью. Так Робин отсняла огромное количество материала, и только небольшая его часть попала в фильм. Наша дружба с Робин, конечно, не закончилась после того, как фильм был снят. Мы продолжаем дружить, нам по-прежнему интересно вместе.

О.С.: Мог бы российский режиссер снять фильм в такой же тональности, с такой же мерой заинтересованной доброжелательности и в то же время нейтральности?

Б.М.: Я небольшой специалист в российском документальном кино. На мой дилетантский взгляд, для российского кино сама тема позднего СССР и 90-х годов несколько рискованна: с одной стороны, российский режиссер рисковал бы обнаружить ту или иную политическую заинтересованность, с другой – скатиться в банальность. Хотя Робин очень хорошо знает российскую действительность, она остается американкой, и это помогло ей избежать подобных рисков. Со стороны смотреть легче, и легче остаться заинтересованным, доброжелательным и нейтральным. Но при этом нужно помнить, что речь идет не о взгляде профана со стороны: Робин долго жила в России и прекрасно, до мелочей, знает российские реалии.

О.С.: Говоря о судьбах ваших и ваших одноклассников, прошедших слом эпох, что самое главное, на ваш взгляд, что фильм смог передать?

Б.М.: Разнообразие. Нас можно как угодно типизировать, назвать поколением того или иного феномена и видеть наши судьбы прямо связанными с историческими процессами. Они, и правда, связаны. Но никакого жесткого детерминизма эта связь не создает. В фильме видны совершенно непохожие судьбы и взгляды совершенно разных людей, хотя и связанных более или менее общим прошлым. На формирование наших личностей влияли одни и те же события, но результат этого формирования оказался разнообразным. Я вовсе не уверен, что Робин стремилась противопоставить унифицирующее действие СССР современному разнообразию, но показать это разнообразие, вырастающее из общего корня, ей удалось.

О.С.: Почему, по-вашему, столь сильна ностальгия по советскому времени, ощутимая и в этой картине? Только ли потому, что в детстве и юности трава зеленее, или тут что-то другое?

Б.М.: Разумеется, из-за зеленой травы и голубого неба. Если вы имеете в виду тоску по советской власти в любой из ее ипостасей, то Робин следовало искать совсем других персонажей. Да и слишком сильной ностальгии я в фильме не заметил. Если она все же как-либо проявляется, то это просто ностальгия по детству, а не по советскому детству.

О.С.: Вы преподаете историю в школе – как вы объясняете своим ученикам, что произошло в начале 90-х?

Б.М.: Для того, чтобы ответить на этот вопрос, пришлось бы прочесть целиком курс истории XX века. Вряд ли это входит в ваши планы. Если совсем коротко, то в 90-е рухнуло то, что давно должно было рухнуть. Туда ему и дорога!

О.С.: Вы побывали в Америке. Что на вас произвело самое сильное впечатление? Как вы себя ощущали среди американцев?

Б.М.: Мы жили в Америке в окружении очень приветливых и доброжелательных людей. Поэтому и ощущали мы себя прекрасно. Несмотря на то, что из всей нашей семьи только наш сын пристойно говорит по-английски, общение нам давалось легко и было очень приятным. Так как мы прилетели все же не с другой планеты, ничего совершенно неожиданного мы не видели. Но впечатление действительно осталось сильное. От много раз виденного в кино Нью-Йорка, от потрясающего многообразия людей на улицах, от множества непривычных мелочей. Понравилось нам практически все. Кроме, разве что, параноидального отношения к курению.

О.С.: Может ли фильм быть интересен российским зрителям, и если да, то почему?

Б.М.: Да, думаю, интерес к фильму в России может быть. Как минимум, из-за радости узнавания. Впрочем, мне кажется, что наиболее заинтересованная аудитория фильма – это русские, живущие за границей.

Новости искусства и культуры читайте в рубрике «Культура»

XS
SM
MD
LG