Легендарный бродвейский продюсер Мартин Ричардс скончался в понедельник в своей квартире в Манхэттене. Ему было 80 лет. Главными достижениями его карьеры считают постановку мюзикла «Чикаго» и, спустя 27 лет, успешное продюсирование фильма под тем же названием, за что он был удостоен премии «Оскар». Причиной смерти, как сообщается, стал рак печени. Во вторник вечером бродвейские театры притушили свет в память о нем.
Его настоящее имя – Мортон Ричард Клайн. Родился в Бронксе в 1932 году. Отец его был биржевым брокером, мать – домохозяйкой. Мальчиком пел в хоре и учился в музыкальной школе. Зарабатывал деньги как певец кабаре, снимался в телевизионных шоу. Потом стал заниматься театральным продюсированием.
Один из столпов американского музыкального театра, Ричардс возглавлял кинотеатральную производственную компанию The Producer Circle, которую основал в 1976 году вместе со своей женой Мэри Ли Джонсон, наследницей империи Johnson & Johnson. Их первый мюзикл On the Twentieth Century в постановке Хэролда Принса завоевал пять наград «Тони». Следующий – Sweeney Todd, также поставленный Принсом, удостоился восьми «Тони», включая премии за лучший мюзикл.
Ричардс выступил сопродюсером музыкального спектакля «Чикаго» в постановке Боба Фосси, номинированного на одиннадцать «Тони» и названного лучшим мюзиклом в Лондоне и Лос-Анджелесе. А в целом у него 36 премий «Тони», премия Пулитцера, семь наград Outer Critic Circle Awards и две награды от New York Drama Critics.
В сфере кинематографа Ричардс работал редко, но метко, выступив продюсером таких заметных фильмов, как «Мальчики из Бразилии» Фрэнклина Шаффнера с участием Грегори Пека и Лоуренса Оливье, «Сияние» Стэнли Кубрика с Джеком Николсоном и «Форт Апачи, Бронкс» Дэниела Петри с Полом Ньюменом. Но, конечно, звездным для него стал 2003 год, когда он как продюсер киноверсии «Чикаго» получил «Оскара» за лучший фильм года.
Именно тогда, после оскаровского триумфа, мне довелось взять эксклюзивное интервью у Мартина Ричардса. Вот та беседа с небольшими сокращениями.
Олег Сулькин: Успех «Чикаго» стал для вас осуществлением мечты. Вы полагаете, главные жизненные цели вами достигнуты?
Мартин Ричардс: Никогда не скажешь: ну вот, все главные цели достигнуты. Наоборот, лишь разгорается аппетит. Ты становишься кем-то вроде Дракулы – почувствовал запах крови и хочется еще. Но мечта действительно реализовалась. Фантастика! Ведь столько лет жизни я посвятил одному этому проекту. Но помимо фильма «Чикаго» я сделал три десятка театральных спектаклей и спродюсировал три фильма. «Чикаго» я занимался в промежутках, но постоянно, всю жизнь.
О.С.: Вы предвидели такой успех?
М.Р.: Я всегда верил, что смогу сделать замечательный фильм, но никогда не думал, что смог бы это сделать с кем-либо, кроме Боба Фосси, с которым я начинал проект. Много воды утекло, проект за годы изменился. Нам повезло. Мы нашли Роба Маршалла. Я воодушевлен, что помог становлению карьеры еще одного музыкального гения.
О.С.: Как бы вы определили кредо продюсера?
М.Р.: Я не знаю каких-то особых путей, но помню, как мистер Коул Портер написал песню о продюсере, где сравнил его с Богом. Действительно, продюсер в прошлом был всемогущей фигурой на киноплощадке и на театральной сцене. Когда я делал свои первые бродвейские мюзиклы, я их продюсировал вместе с Бобом Фрайером. Он многое чего делал: Sweet Charity, Hello Dolly и другие замечательные вещи. В самом начале проекта ты нанимаешь драматурга и режиссера, следишь за реализацией сценария, приглашаешь звезд, конечно, координируя с режиссером. Но сейчас процесс работы все больше напоминает дурную свадебную церемонию, когда на сцену выходят незнакомые люди, и ты не знаешь, кто невеста, а кто жених. Я имею в виду, что инвесторы лезут в продюсеры, их теперь столько в программках, что когда идешь на церемонию «Тони», то видишь: 80 процентов из них инвесторы, и лишь единицы – настоящие продюсеры. Для меня талантливый продюсер – тот, кто вынашивает идею и страстно любит проект с самого начала. Раньше продюсер делал все – занимался деньгами и контролировал шоу. Сегодня это практически невозможно осилить одному человеку, потому что шоу по стоимости приблизились к фильму – 10-15 млн. долларов, которые уходят стремительно, как сквозь песок.
О.С.: Чем отличается кинопродюсер от театрального?
М.Р.: Все начинается с того, что я предлагаю свой проект киностудиям. Когда я делал «Сияние», то купил права на книгу, когда она была еще в гранках, до того, как «Warner Bros» наняли Стэнли Кубрика. Когдая делал «Мальчиков из Бразилии» – тоже купил книгу тепленькой, заключил сделку со студией и отклонил двух очень крупных режиссеров, потому что они хотели вносить изменения в книгу.
О.С.: Как вы оцениваете перспективы мюзикла в кино?
М.Р.: Теперь все новое в этом жанре будет рассматриваться через призму «Чикаго». Ребенком я был вскормлен старыми мюзиклами студии MGM, которые я смотрел с балкона кинотеатра в Бронксе. Мюзикл – моя первая любовь. Если будут выпускаться пачками плохие мюзиклы под «Чикаго», потому что это писк моды, мы с грохотом откатимся назад. Лучше один хороший, чем куча плохих. Нельзя насиловать музыку. Нужно, чтобы музыка точно ложилась на сюжет, нужно поддерживать постоянный интерес к интриге. Сейчас, когда я вхожу в театр, чувствую себя как Цезарь, завоевавший Помпеи и вернувшийся с победой в Рим. Все мои коллеги и друзья подходят и говорят: спасибо, спасибо, спасибо, ты открыл нам новые возможности, оживил музыкальный рынок.
О.С.: Какой день съемок «Чикаго» стал самым памятным?
М.Р.: Первый и последний дни съемок. Итак, день первый. Я вхожу на съемочную площадку и вижу: Рене Зеллвегер, одетая как Мэрилин Монро, лежит поперек фортепиано, и поет Funny Honey. Я застыл на месте и не смог сдержать слез. Боже, она роскошно выглядит, да еще прекрасно поет! Осветитель, стоявший рядом, говорит тревожно: «Мистер Ричардс, это же смешной номер, почему вы плачете?». В тот момент я понял, что мы движемся в правильном направлении. Последний день. Мы начали в 11 утра и закончили в 6 утра следующего дня, а накануне, между прочим, закончили в 4 утра. Мы снимали заключительный номер Razzle Dazzle. Ричард Гир стоял на барабане, танцевал и пел, Рене Зеллвегер бесстрашно, как циркачка, летала по судебной зале, Роб охрипшим голосом орал «Мотор!». И вот где-то в 6 вечера все почему-то замирают, и появляется Джон Си Райли с огромным тортом в руках. Оказывается, это был мой день рождения, а я совершенно забыл. Ричард Гир пел Happy Birthday. И все-все-все меня поздравляли. Потрясающе! От переизбытка чувств меня оставили силы.
О.С.: Все заметили, что получая «Оскар» за лучший фильм года, вы пригласили Роба Маршалла на сцену.
М.Р.: Он заслужил, без него не было бы фильма. Когда Роб не выиграл режиссерскую номинацию, я подумал: ну вот, все сошли с ума. Когда же объявили мое имя, я покрылся потом, хотя никогда раньше не потел. Мой костюм весь промок, буквально, я был мокрый, как будто прыгнул в море. Когда я вышел на сцену, не понимал, что я говорил, что происходило вокруг.
О.С.: А со стороны казалось, что вы полностью себя контролировали.
М.Р.: Действительно? Все лауреаты так красиво говорили, но когда поднялся с кресла я сам, то стал что-то лепетать сквозь ватную пелену, которая мгновенно встала перед глазами. Все подсказывали, кричали, подбадривали, но я слышал голоса как во сне. Когда после церемонии я отправился на вечеринку журнала Vanity Fair, передо мной выросла тысячная толпа, которая стала кричать: «Марти, подними повыше своего Оскара!». Я как сомнамбула рассек эту толпу. Совершенно обессиленный, я под утро вернулся в свою комнату в отеле. Номер был завален цветами и телеграммами. На телефонном автоответчике я насчитал 55 поздравлений. Я вставил ключ в дверь, повернул в замке. Наконец-то я совершенно один! И тут у меня началась страшная трясучка. Подумал: все, конец, «Оскар» у меня, жена умерла, мой партнер Боб Фрайер тоже умер, Боб Фосси умер. Вернувшись домой, я торжественно водрузил статуэтку «Оскара» на почетное место, рядом с «Золотым глобусом», но в некотором отдалении от всех моих «Тони». Мне приносили тонны писем, в том числе от людей, которых я не видел с детского сада, я и не думал, что они живы, от людей, которых я встречал в разные годы в разных уголках мира.
О.С.: Таков, наверное, вкус успеха.
М.Р.: О, мне это очень нравится! Очень приятно, что вы проявили ко мне интерес. Скажите вашим, что у меня тоже русская кровь. Дедушка из Минска, бабушка из Одессы. Мои мать и отец родились в Америке. По отцовской линии я венгерского происхождения. Поэтому я считаю себя чистым восточноевропейцем.
Его настоящее имя – Мортон Ричард Клайн. Родился в Бронксе в 1932 году. Отец его был биржевым брокером, мать – домохозяйкой. Мальчиком пел в хоре и учился в музыкальной школе. Зарабатывал деньги как певец кабаре, снимался в телевизионных шоу. Потом стал заниматься театральным продюсированием.
Один из столпов американского музыкального театра, Ричардс возглавлял кинотеатральную производственную компанию The Producer Circle, которую основал в 1976 году вместе со своей женой Мэри Ли Джонсон, наследницей империи Johnson & Johnson. Их первый мюзикл On the Twentieth Century в постановке Хэролда Принса завоевал пять наград «Тони». Следующий – Sweeney Todd, также поставленный Принсом, удостоился восьми «Тони», включая премии за лучший мюзикл.
Ричардс выступил сопродюсером музыкального спектакля «Чикаго» в постановке Боба Фосси, номинированного на одиннадцать «Тони» и названного лучшим мюзиклом в Лондоне и Лос-Анджелесе. А в целом у него 36 премий «Тони», премия Пулитцера, семь наград Outer Critic Circle Awards и две награды от New York Drama Critics.
В сфере кинематографа Ричардс работал редко, но метко, выступив продюсером таких заметных фильмов, как «Мальчики из Бразилии» Фрэнклина Шаффнера с участием Грегори Пека и Лоуренса Оливье, «Сияние» Стэнли Кубрика с Джеком Николсоном и «Форт Апачи, Бронкс» Дэниела Петри с Полом Ньюменом. Но, конечно, звездным для него стал 2003 год, когда он как продюсер киноверсии «Чикаго» получил «Оскара» за лучший фильм года.
Именно тогда, после оскаровского триумфа, мне довелось взять эксклюзивное интервью у Мартина Ричардса. Вот та беседа с небольшими сокращениями.
Олег Сулькин: Успех «Чикаго» стал для вас осуществлением мечты. Вы полагаете, главные жизненные цели вами достигнуты?
Мартин Ричардс: Никогда не скажешь: ну вот, все главные цели достигнуты. Наоборот, лишь разгорается аппетит. Ты становишься кем-то вроде Дракулы – почувствовал запах крови и хочется еще. Но мечта действительно реализовалась. Фантастика! Ведь столько лет жизни я посвятил одному этому проекту. Но помимо фильма «Чикаго» я сделал три десятка театральных спектаклей и спродюсировал три фильма. «Чикаго» я занимался в промежутках, но постоянно, всю жизнь.
О.С.: Вы предвидели такой успех?
М.Р.: Я всегда верил, что смогу сделать замечательный фильм, но никогда не думал, что смог бы это сделать с кем-либо, кроме Боба Фосси, с которым я начинал проект. Много воды утекло, проект за годы изменился. Нам повезло. Мы нашли Роба Маршалла. Я воодушевлен, что помог становлению карьеры еще одного музыкального гения.
О.С.: Как бы вы определили кредо продюсера?
М.Р.: Я не знаю каких-то особых путей, но помню, как мистер Коул Портер написал песню о продюсере, где сравнил его с Богом. Действительно, продюсер в прошлом был всемогущей фигурой на киноплощадке и на театральной сцене. Когда я делал свои первые бродвейские мюзиклы, я их продюсировал вместе с Бобом Фрайером. Он многое чего делал: Sweet Charity, Hello Dolly и другие замечательные вещи. В самом начале проекта ты нанимаешь драматурга и режиссера, следишь за реализацией сценария, приглашаешь звезд, конечно, координируя с режиссером. Но сейчас процесс работы все больше напоминает дурную свадебную церемонию, когда на сцену выходят незнакомые люди, и ты не знаешь, кто невеста, а кто жених. Я имею в виду, что инвесторы лезут в продюсеры, их теперь столько в программках, что когда идешь на церемонию «Тони», то видишь: 80 процентов из них инвесторы, и лишь единицы – настоящие продюсеры. Для меня талантливый продюсер – тот, кто вынашивает идею и страстно любит проект с самого начала. Раньше продюсер делал все – занимался деньгами и контролировал шоу. Сегодня это практически невозможно осилить одному человеку, потому что шоу по стоимости приблизились к фильму – 10-15 млн. долларов, которые уходят стремительно, как сквозь песок.
О.С.: Чем отличается кинопродюсер от театрального?
М.Р.: Все начинается с того, что я предлагаю свой проект киностудиям. Когда я делал «Сияние», то купил права на книгу, когда она была еще в гранках, до того, как «Warner Bros» наняли Стэнли Кубрика. Когдая делал «Мальчиков из Бразилии» – тоже купил книгу тепленькой, заключил сделку со студией и отклонил двух очень крупных режиссеров, потому что они хотели вносить изменения в книгу.
О.С.: Как вы оцениваете перспективы мюзикла в кино?
М.Р.: Теперь все новое в этом жанре будет рассматриваться через призму «Чикаго». Ребенком я был вскормлен старыми мюзиклами студии MGM, которые я смотрел с балкона кинотеатра в Бронксе. Мюзикл – моя первая любовь. Если будут выпускаться пачками плохие мюзиклы под «Чикаго», потому что это писк моды, мы с грохотом откатимся назад. Лучше один хороший, чем куча плохих. Нельзя насиловать музыку. Нужно, чтобы музыка точно ложилась на сюжет, нужно поддерживать постоянный интерес к интриге. Сейчас, когда я вхожу в театр, чувствую себя как Цезарь, завоевавший Помпеи и вернувшийся с победой в Рим. Все мои коллеги и друзья подходят и говорят: спасибо, спасибо, спасибо, ты открыл нам новые возможности, оживил музыкальный рынок.
О.С.: Какой день съемок «Чикаго» стал самым памятным?
М.Р.: Первый и последний дни съемок. Итак, день первый. Я вхожу на съемочную площадку и вижу: Рене Зеллвегер, одетая как Мэрилин Монро, лежит поперек фортепиано, и поет Funny Honey. Я застыл на месте и не смог сдержать слез. Боже, она роскошно выглядит, да еще прекрасно поет! Осветитель, стоявший рядом, говорит тревожно: «Мистер Ричардс, это же смешной номер, почему вы плачете?». В тот момент я понял, что мы движемся в правильном направлении. Последний день. Мы начали в 11 утра и закончили в 6 утра следующего дня, а накануне, между прочим, закончили в 4 утра. Мы снимали заключительный номер Razzle Dazzle. Ричард Гир стоял на барабане, танцевал и пел, Рене Зеллвегер бесстрашно, как циркачка, летала по судебной зале, Роб охрипшим голосом орал «Мотор!». И вот где-то в 6 вечера все почему-то замирают, и появляется Джон Си Райли с огромным тортом в руках. Оказывается, это был мой день рождения, а я совершенно забыл. Ричард Гир пел Happy Birthday. И все-все-все меня поздравляли. Потрясающе! От переизбытка чувств меня оставили силы.
О.С.: Все заметили, что получая «Оскар» за лучший фильм года, вы пригласили Роба Маршалла на сцену.
М.Р.: Он заслужил, без него не было бы фильма. Когда Роб не выиграл режиссерскую номинацию, я подумал: ну вот, все сошли с ума. Когда же объявили мое имя, я покрылся потом, хотя никогда раньше не потел. Мой костюм весь промок, буквально, я был мокрый, как будто прыгнул в море. Когда я вышел на сцену, не понимал, что я говорил, что происходило вокруг.
О.С.: А со стороны казалось, что вы полностью себя контролировали.
М.Р.: Действительно? Все лауреаты так красиво говорили, но когда поднялся с кресла я сам, то стал что-то лепетать сквозь ватную пелену, которая мгновенно встала перед глазами. Все подсказывали, кричали, подбадривали, но я слышал голоса как во сне. Когда после церемонии я отправился на вечеринку журнала Vanity Fair, передо мной выросла тысячная толпа, которая стала кричать: «Марти, подними повыше своего Оскара!». Я как сомнамбула рассек эту толпу. Совершенно обессиленный, я под утро вернулся в свою комнату в отеле. Номер был завален цветами и телеграммами. На телефонном автоответчике я насчитал 55 поздравлений. Я вставил ключ в дверь, повернул в замке. Наконец-то я совершенно один! И тут у меня началась страшная трясучка. Подумал: все, конец, «Оскар» у меня, жена умерла, мой партнер Боб Фрайер тоже умер, Боб Фосси умер. Вернувшись домой, я торжественно водрузил статуэтку «Оскара» на почетное место, рядом с «Золотым глобусом», но в некотором отдалении от всех моих «Тони». Мне приносили тонны писем, в том числе от людей, которых я не видел с детского сада, я и не думал, что они живы, от людей, которых я встречал в разные годы в разных уголках мира.
О.С.: Таков, наверное, вкус успеха.
М.Р.: О, мне это очень нравится! Очень приятно, что вы проявили ко мне интерес. Скажите вашим, что у меня тоже русская кровь. Дедушка из Минска, бабушка из Одессы. Мои мать и отец родились в Америке. По отцовской линии я венгерского происхождения. Поэтому я считаю себя чистым восточноевропейцем.