НЬЮ-ЙОРК —
Трудно представить более подходящее время для дискуссии, которая состоялась вечером, 6 декабря в Институте Гарримана – исследовательском центре по России и Восточной Европе при Колумбийском университете. Именно в тот день, Сенат одобрил «закон Магнитского», и теперь билль должен получить подпись президента Обамы, чтобы стать полновесным законом. Вечером того же дня в зале имени Джерома Грина университетского кампуса на 116–й стрит Манхэттена собрались желающие послушать, что про этот закон скажут осведомленные люди.
Их было немного в президиуме в тот вечер, всего трое. «Гвоздем программы» стал, конечно, бизнесмен Уильям Браудер, основатель и глава инвестиционной компании Hermitage Capital Management. Как известно, эта фирма была крупнейшим иностранным инвестором в России до ноября 2005 года, когда российские власти неожиданно выслали Браудера из страны и объявили угрозой для национальной безопасности. Именно на Браудера работал адвокат-аудитор Сергей Магнитский, предположительно ставший жертвой мести тех, кого он разоблачил как коррупционеров, похитивших из казны России 230 млн. долларов. Именно он, Билл Браудер, стал главным лоббистом сенсационного «закона Магнитского» о мерах против российских коррупционеров и нарушителей прав человека, одобренного обеими палатами Конгресса взамен отправленной «на пенсию» поправки Джексона–Вэника.
«Респондентом» Браудеру назначили Йена Хейга, со-основателя инвестиционной компании Firebird Management, которая, как было объявлено, продолжает успешно заниматься бизнесом в России и других странах бывшего Советского Союза.
Модератором выступила профессор-политолог Кимберли Мартен, исполняющая обязанности директора Института Гарримана взамен Тимоти Фрая, который взял академический отпуск для научной работы.
Представляя публике уважаемых представителей большого бизнеса, Кимберли Мартен специально два раза подчеркнула, что принципиальная позиция института – оставаться над схваткой и не брать в дискуссии чьей-то стороны. И призвала к объективному обсуждения заданной темы – коррупции в России и возможных способов борьбы с ней.
Впрочем, тема была сформулирована так, что сомнений, на чьей стороне эксперты , не оставалось, – «Слабеющее мафиозное государство» (The Failing Mafia State). Как отметила Мартен, дискуссия является составной частью академического проекта «Коррупция и патронаж», который, по замыслу инициаторов, должен ответить на провокационный вопрос: всегда ли в тоталитарных государствах коррупция и фаворитизм тормозят прогресс, или же эти явления, напротив, являются факторами, позволяющими обществу худо-бедно существовать и двигаться вперед?
Вопрос так и остался подвешенным в воздухе, и разминать его, видимо, придется участникам будущих экспертных ристалищ. Потому что шоу в тот вечер фактически «украл» Браудер, причем сделал он это не научной риторикой, а проникновенным, остроумным и, можно сказать, душевным рассказом о собственных злоключениях в путинской России и трагической одиссее Сергея Магнитского.
«Там, в России, все коррупционеры, – полемически заострил проблему Браудер, – а мы хотели быть прозрачными и остановить воровство. Мы даже провели целое исследование механизмов воровства, сфокусировавшись на «Газпроме». И выяснили, что девять главных лиц «Газпрома» украли сумму, равную объему национального продукта Кувейта».
По словам Браудера, его громкие разоблачения коррупции в российской элите до поры до времени совпадали с интересами президента Путина, который его тогда фактически поддерживал. Но после ареста Ходорковского в 2003 году кремлевский флюгер повернулся в другую сторону. Два года спустя самого Браудера выдворили из России, а его бизнес присвоили в результате серии мошеннических операций.
Арест Магнитского и его смерть в тюрьме, по мнению Браудера, есть самый вопиющий и хорошо документированный случай нарушения прав человека в новейшей истории России. А попытку сокрытия истины со стороны высшего эшелона российской власти он сравнил с Уотергейтским скандалом.
Отвечая на вопрос из зала, почему нужно было принимать закон, а не пытаться воздействовать на российских коррупционеров, оставаясь на привычном юридическом поле, Браудер ответил: «Мы исчерпали все легальные возможности. О судах в самой России речь не идет, они все, явно и тайно, управляются исполнительной властью. Да, семья Магнитского подала иск в Европейский суд. Что и когда им присудят? Пройдет немало времени, может быть, год-два, и им назначат компенсацию в 50 тыс. евро. И все. Никаких реальных мер в отношении виновных. Поэтому визовые запреты и опасность для этих лиц потерять свои деньги, предусмотренные одобренным Конгрессом законом, – реальный и, наверное, единственный способ повлиять извне на правовой климат в России».
Отвечая на вопрос о возможности дублирования «закона Магнитского» европейскими странами, Браудер сказал: «В Англии принятие такого закона обсуждается в парламенте. Если он будет там принят, то его эффективность может оказаться раз в двадцать выше, чем у американского аналога. Потому что в Англии у российских коррупционеров гораздо больше финансовых и прочих интересов».
В своем выступлении Йен Хейг говорил о сохраняющихся возможностях инвестирования в России, о том, что люди западного бизнеса должны, не нарушая закон, уметь приспосабливаться к конкретным условиям в той или иной стране. И, в тоже самое время, объективно оценивать существующие риски.
«Я рад, что Конгресс принял закон Магнитского, – сказал Йен Хейг. – Это шаг вперед, положительный фактор. Почему? Потому что закон нацелен против конкретных лиц, а не против всей страны. Он не «стигматизирует» Россию в целом, а выявляет самые болезненные звенья в системе управления и судопроизводства. Работать на российском рынке очень сложно. Существуют зияющие дыры в системе управления экономикой. Меня тревожит укоренившийся в деловом сообществе России цинизм. Он всеохватен. Бизнесмены стараются не замечать ужасные вещи, творящиеся в экономике».
«Я бы напомнила о мудром наставлении выдающегося дипломата Джорджа Кеннана, – сказала Кимберли Мартенс, – который предостерегал американское правительство против моральных крестовых походов. Кеннан считал, что не нужно излишне провоцировать правительства тех стран, чьей внутренней политикой мы недовольны. Нужно понимать, что в странах, где ущемляются права личности, рано или поздно народ сам найдет способ выразить к этому свое отношение. Наше давление уже привело к тому, что президент Путин попытался ассоциировать протестное движение в России с Хиллари Клинтон. Есть опасность, что из-за «закона Магнитского» Америку будут в России ассоциировать с попытками подорвать стабильность в стране и вызвать смуту и революцию. Стабильность – это сверхценность для многих русских. Непрогнозируемым последствием принятия «закона Магнитского» может оказаться сплочение вокруг нынешнего российского режима, который позиционирует себя как единственная альтернатива «враждебному» давлению извне».
«Мы все помним, что предстоит большая работа по осуществлению этого закона, – сказал по завершении дискуссии «Голосу Америки» Уильям Браудер. – В Новом году новый Конгресс должен определить, кто должен быть в списке из тех, кто преследовал Магнитского, и не только. Поверьте, над этим будут неустанно работать много людей. Конечно, первым приоритетом станут мучители и убийцы Сергея Магнитского. В соответствии с законом главы пяти-шести профильных комитетов Конгресса могут предлагать президенту США новые имена для включения в список».
«Я думаю, Белый дом будет наводнен предложениями включить того или иного человека в "список Магнитского"», – заметила Кимберли Мартенс, отвечая на вопрос корреспондента «Голоса Америки» о перспективах реализации закона.
«Закон написан доступным языком, – прокомментировал «Голосу Америки» «закон Магнитского» находившийся в аудитории Павел Ходорковский, сын Михаила Ходорковского, живущий в США.– Процесс добавления новых имен в список нарушителей прав человека должен быть абсолютно прозрачен. Я очень надеюсь, что люди, замешанные в первом и втором деле против моего отца, попадут в этот список. С практической точки зрения очень важно, чтобы туда включали людей, меры против которых реально будут эффективны. Не нужно туда включать первых лиц. Не нужно туда пытаться включить президента Путина или премьера Медведева. Нужно включить тех, кто вел следствие, осуществлял судопроизводство, например, печатал обвинительные протоколы, и так далее. Нужно показать, что этот закон может реально работать».
Их было немного в президиуме в тот вечер, всего трое. «Гвоздем программы» стал, конечно, бизнесмен Уильям Браудер, основатель и глава инвестиционной компании Hermitage Capital Management. Как известно, эта фирма была крупнейшим иностранным инвестором в России до ноября 2005 года, когда российские власти неожиданно выслали Браудера из страны и объявили угрозой для национальной безопасности. Именно на Браудера работал адвокат-аудитор Сергей Магнитский, предположительно ставший жертвой мести тех, кого он разоблачил как коррупционеров, похитивших из казны России 230 млн. долларов. Именно он, Билл Браудер, стал главным лоббистом сенсационного «закона Магнитского» о мерах против российских коррупционеров и нарушителей прав человека, одобренного обеими палатами Конгресса взамен отправленной «на пенсию» поправки Джексона–Вэника.
«Респондентом» Браудеру назначили Йена Хейга, со-основателя инвестиционной компании Firebird Management, которая, как было объявлено, продолжает успешно заниматься бизнесом в России и других странах бывшего Советского Союза.
Модератором выступила профессор-политолог Кимберли Мартен, исполняющая обязанности директора Института Гарримана взамен Тимоти Фрая, который взял академический отпуск для научной работы.
Представляя публике уважаемых представителей большого бизнеса, Кимберли Мартен специально два раза подчеркнула, что принципиальная позиция института – оставаться над схваткой и не брать в дискуссии чьей-то стороны. И призвала к объективному обсуждения заданной темы – коррупции в России и возможных способов борьбы с ней.
Впрочем, тема была сформулирована так, что сомнений, на чьей стороне эксперты , не оставалось, – «Слабеющее мафиозное государство» (The Failing Mafia State). Как отметила Мартен, дискуссия является составной частью академического проекта «Коррупция и патронаж», который, по замыслу инициаторов, должен ответить на провокационный вопрос: всегда ли в тоталитарных государствах коррупция и фаворитизм тормозят прогресс, или же эти явления, напротив, являются факторами, позволяющими обществу худо-бедно существовать и двигаться вперед?
Вопрос так и остался подвешенным в воздухе, и разминать его, видимо, придется участникам будущих экспертных ристалищ. Потому что шоу в тот вечер фактически «украл» Браудер, причем сделал он это не научной риторикой, а проникновенным, остроумным и, можно сказать, душевным рассказом о собственных злоключениях в путинской России и трагической одиссее Сергея Магнитского.
«Там, в России, все коррупционеры, – полемически заострил проблему Браудер, – а мы хотели быть прозрачными и остановить воровство. Мы даже провели целое исследование механизмов воровства, сфокусировавшись на «Газпроме». И выяснили, что девять главных лиц «Газпрома» украли сумму, равную объему национального продукта Кувейта».
По словам Браудера, его громкие разоблачения коррупции в российской элите до поры до времени совпадали с интересами президента Путина, который его тогда фактически поддерживал. Но после ареста Ходорковского в 2003 году кремлевский флюгер повернулся в другую сторону. Два года спустя самого Браудера выдворили из России, а его бизнес присвоили в результате серии мошеннических операций.
Арест Магнитского и его смерть в тюрьме, по мнению Браудера, есть самый вопиющий и хорошо документированный случай нарушения прав человека в новейшей истории России. А попытку сокрытия истины со стороны высшего эшелона российской власти он сравнил с Уотергейтским скандалом.
Отвечая на вопрос из зала, почему нужно было принимать закон, а не пытаться воздействовать на российских коррупционеров, оставаясь на привычном юридическом поле, Браудер ответил: «Мы исчерпали все легальные возможности. О судах в самой России речь не идет, они все, явно и тайно, управляются исполнительной властью. Да, семья Магнитского подала иск в Европейский суд. Что и когда им присудят? Пройдет немало времени, может быть, год-два, и им назначат компенсацию в 50 тыс. евро. И все. Никаких реальных мер в отношении виновных. Поэтому визовые запреты и опасность для этих лиц потерять свои деньги, предусмотренные одобренным Конгрессом законом, – реальный и, наверное, единственный способ повлиять извне на правовой климат в России».
Отвечая на вопрос о возможности дублирования «закона Магнитского» европейскими странами, Браудер сказал: «В Англии принятие такого закона обсуждается в парламенте. Если он будет там принят, то его эффективность может оказаться раз в двадцать выше, чем у американского аналога. Потому что в Англии у российских коррупционеров гораздо больше финансовых и прочих интересов».
В своем выступлении Йен Хейг говорил о сохраняющихся возможностях инвестирования в России, о том, что люди западного бизнеса должны, не нарушая закон, уметь приспосабливаться к конкретным условиям в той или иной стране. И, в тоже самое время, объективно оценивать существующие риски.
«Я рад, что Конгресс принял закон Магнитского, – сказал Йен Хейг. – Это шаг вперед, положительный фактор. Почему? Потому что закон нацелен против конкретных лиц, а не против всей страны. Он не «стигматизирует» Россию в целом, а выявляет самые болезненные звенья в системе управления и судопроизводства. Работать на российском рынке очень сложно. Существуют зияющие дыры в системе управления экономикой. Меня тревожит укоренившийся в деловом сообществе России цинизм. Он всеохватен. Бизнесмены стараются не замечать ужасные вещи, творящиеся в экономике».
«Я бы напомнила о мудром наставлении выдающегося дипломата Джорджа Кеннана, – сказала Кимберли Мартенс, – который предостерегал американское правительство против моральных крестовых походов. Кеннан считал, что не нужно излишне провоцировать правительства тех стран, чьей внутренней политикой мы недовольны. Нужно понимать, что в странах, где ущемляются права личности, рано или поздно народ сам найдет способ выразить к этому свое отношение. Наше давление уже привело к тому, что президент Путин попытался ассоциировать протестное движение в России с Хиллари Клинтон. Есть опасность, что из-за «закона Магнитского» Америку будут в России ассоциировать с попытками подорвать стабильность в стране и вызвать смуту и революцию. Стабильность – это сверхценность для многих русских. Непрогнозируемым последствием принятия «закона Магнитского» может оказаться сплочение вокруг нынешнего российского режима, который позиционирует себя как единственная альтернатива «враждебному» давлению извне».
«Мы все помним, что предстоит большая работа по осуществлению этого закона, – сказал по завершении дискуссии «Голосу Америки» Уильям Браудер. – В Новом году новый Конгресс должен определить, кто должен быть в списке из тех, кто преследовал Магнитского, и не только. Поверьте, над этим будут неустанно работать много людей. Конечно, первым приоритетом станут мучители и убийцы Сергея Магнитского. В соответствии с законом главы пяти-шести профильных комитетов Конгресса могут предлагать президенту США новые имена для включения в список».
«Я думаю, Белый дом будет наводнен предложениями включить того или иного человека в "список Магнитского"», – заметила Кимберли Мартенс, отвечая на вопрос корреспондента «Голоса Америки» о перспективах реализации закона.
«Закон написан доступным языком, – прокомментировал «Голосу Америки» «закон Магнитского» находившийся в аудитории Павел Ходорковский, сын Михаила Ходорковского, живущий в США.– Процесс добавления новых имен в список нарушителей прав человека должен быть абсолютно прозрачен. Я очень надеюсь, что люди, замешанные в первом и втором деле против моего отца, попадут в этот список. С практической точки зрения очень важно, чтобы туда включали людей, меры против которых реально будут эффективны. Не нужно туда включать первых лиц. Не нужно туда пытаться включить президента Путина или премьера Медведева. Нужно включить тех, кто вел следствие, осуществлял судопроизводство, например, печатал обвинительные протоколы, и так далее. Нужно показать, что этот закон может реально работать».