Линки доступности

Лондон-2012 и олимпийский дух


Российскую сторону в «Поединке» представляет Федор Лукьянов – главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», член президиума Совета по внешней и оборонной политике, американскую сторону – Дональд Дженсен, аналитик Центра трансатлантических отношений в Школе международных исследований имени Пола Нитце при Университете Джонса Хопкинса.

Взгляд из Москвы:
Олимпийская политика



Взгляд из Вашингтона:
Быстрее, выше, сильнее – но лучше ли?



Олимпийская политика

Яркое воспоминание из ранней юности – пустая чистая Москва, повсюду – милиционеры в белых формах и фуражках, финские джемы в кругленьких коробочках, американские сигареты в табачных ларьках. Июль 1980-го, Олимпиада. К сожалению, насладиться праздничной атмосферой удалось недолго – родителям ультимативно рекомендовали вывезти детей-школьников из города на время проведения соревнований. Так что мне пришлось отправиться на дачу и наблюдать за спортивными баталиями по телевизору.

Когда политика грубо вторглась в олимпийское движение? Если не вспоминать совсем давнюю историю, игры в нацистском Берлине в 1936 году, то наиболее яркое проявление снова в Германии – Мюнхен-1972. Захват и убийство израильских спортсменов палестинскими террористами раз и навсегда превратили лозунг «О, спорт, ты – мир» в нечто отстраненное от реальности. Израиль извлек из этой трагедии однозначный вывод – в деле обеспечения собственной безопасности нельзя полагаться ни на кого, только на свои собственные силы. Иными словами – перед лицом терроризма каждый сам за себя. Хотя с тех пор борьба с терроризмом стала чуть ли не модным брендом, якобы объединяющим всех, по сути, мало что изменилось. Отказ президента МОК Жака Рогге объявить на открытии лондонской Олимпиады минуту молчания в память о спортсменах, погибших 20 лет назад, вызвал недовольство многих, но чиновника можно понять. У многих участников игр и сегодня представление о жертвах и убийцах не совпадает, а те, кто совершил то преступления для некоторых – герои освободительной борьбы. Если бы церемонию все-таки провели и нарвались на демарш делегаций из мусульманских стран, Олимпиада была бы с самого начала омрачена. В итоге сошлись на отдельном поминовении, необязательном для всех.

Политика бросала свою густую тень на игры на исходе холодной войны – бойкот московской Олимпиады из-за вторжения в Афганистан и ответный бойкот Олимпиады в Лос-Анджелесе, просто в отместку, напрочь испортили жизнь целому поколению выдающихся спортсменов, которых лишили полноценного участия в самом главном событии спортивной жизни. Опыт бойкотов 80-х, кажется, доказал всем, что столь грубое вмешательство политики в спорт не идет на пользу ни той, ни другому. Тем не менее, призывы звучат постоянно. Так, прошлую Олимпиаду в Пекине предварила шумная кампания сторонников независимости Тибета, и они сумели привлечь немалое внимание. Нечто подобное обязательно ждет и сочинскую Олимпиаду, об этом позаботятся соседи в Грузии.

Полтора года назад грузинский парламент принял декларацию о признании геноцида черкесского народа в Российской империи. Смысл понятен : то, что некоторые черкесские организации призывают считать геноцидом – столкновения русской армии и горцев – происходило ровно в тех местах, где сейчас сооружаются олимпийские объекты. Так что поднять шум на этот счет вполне можно, заодно напоминая, что по соседству находится Абхазия, которая, по версии Грузии, является оккупированной грузинской территорией. Вообще, Тбилиси внес свой вклад в увязывание политики и спорта – война в Южной Осетии началась в день открытия пекинской Олимпиады.

В эпоху холодной войны игры служили иллюстрацией столкновения систем, поэтому противостояние в командном зачете между СССР и США, между ГДР и ФРГ имело очевидный политический оттенок.

Сегодня Россия вне этой конкуренции, состояние спорта таково, что радуются и относительно скромным достижениям. Зато место Советского Союза постепенно занимает Китай, его соперничество с Америкой становится все более насыщенным политикой. С одной стороны, сублимация противостояния в олимпийский спорт – это полезно. С другой – при наличии реальных противоречий, а между Вашингтоном и Пекином они есть, перевести конкуренцию в непрямые формы все равно не получится, она вылезет везде.

Первым политическим скандалом нынешних игр стал недопуск на них президента Беларуси, который намеревался прибыть туда в качестве главы Национального олимпийского комитета. Решение не неожиданное, просто оно еще раз подтвердило, что спорта вне политики не существует. Владимир Путин на игры не поедет. Его бы, конечно, не пустить никто не рискнул. Но зачем создавать ситуацию, при которой будет поднят сам вопрос.

Быстрее, выше, сильнее – но лучше ли?

«Как у меня получается?» – часто спрашивал мэр Нью-Йорка Эд Кох у горожан, пытаясь получить представление о своем политическом положении. В разгар Холодной войны многие американцы задавались тем же самым вопросом в отношении конкуренции своей страны с глобальным соперником, Советским Союзом. Еще будучи школьником в Калифорнии, я попытался ответить на этот вопрос – не просматривая газетные статьи об экономическом росте или попытках распространить доктрину на другие страны. Страстно увлекавшийся тогда астрономией и спортом, я оценил огромные возможности СССР – на примере пионеров космоса Гагарина, Николаева, Титова и Терешковой, среди прочих. Еще более грозно смотрелись советские олимпийцы: Тер-Ованесян, Пресс, Брумель, Протопопов, Роднина и Зайцев. Число завоеванных советскими спортсменами олимпийских наград все росло, и мой отец (он и сам в университете соревновался в беге с препятствиями) сказал мне, чтобы я не беспокоился. Американские олимпийцы были хороши в «реальных» видах спорта – таких как легкая атлетика (не говоря уже о баскетболе – игре, которую мы сами изобрели и в которой до того момента не уступили ни разу). Общее число медалей у русских было раздуто – потому что они добивались успеха в таких мало распространенных в США дисциплинах, как тяжелая атлетика. Мы, американцы, были настоящими любителями, добавлял он – а спортсменам «советской машины» платили. Его слова подтверждались, когда я приходил в общественные бассейны Санта-Клары – городка, в котором я вырос. Школьные товарищи моей сестры регулярно плавали после занятий, чтобы подготовиться к Олимпийским играм в Токио или Мехико перед тем, как поступить в университет.

В 1962, будучи еще маленьким мальчиком, я неожиданно подхватил вирус спортивной лихорадки. Мой отец привел меня на соревнования по легкой атлетике между США и СССР на Стэнфордском стадионе – которые сегодня считаются величайшими двусторонними соревнованиями по легкой атлетике в истории. На протяжении двух дней 155 тысяч человек наблюдали за соревнованиями спортсменов из двух стран, многие из которых были олимпийскими ветеранами. На 48 часов в Холодной войне наступила оттепель. Я видел, что члены советской сборной, платили им или нет, не были просто винтиками в машине. Толкательница ядра Тамара Пресс, не сумев согнуться, чтобы получить свою золотую медаль, подняла американского представителя Говарда Берлингера и поцеловала его в тот момент, когда он надел медаль ей на шею. Что было еще более важным для меня, советский прыгун в высоту Валерий Брумель, прыгая с земляного покрытия в наполненную песком яму, установил мировой рекорд – 2 метра 26 сантиметров. За исключением игры бейсболистов Вилли Мэйса и Сэнди Куфакса, я никогда не видел столь стильных выступлений.

С окончанием Холодной войны, однако, давние проблемы игр не окончились, а в какой-то мере даже усилились. Хотя Олимпиада никогда не была свободной от внешних проблем, теперь ее постоянно омрачают бойкоты, допинговые скандалы, взятки при выборе города проведения и, что трагичнее всего, терроризм (на этой неделе ряд атлетов уже был дисквалифицирован за принятие запрещенных препаратов, а член греческой сборной был отстранен от соревнований за расистские высказывания в «Твиттере»). Конец Холодной войны, однако, также привел к странной форме конвергенции: в плане бюджета, сложного устройства и поддержки квази-профессионализма олимпийская бюрократия Соединенных Штатов все больше начинает напоминать аппарат старого СССР. Без очищающего идеалистического эффекта, пронизывавшего тогдашнее спортивное соперничество, Запад, похоже, забыл олимпийские идеалы Барона де Кубертена, погрузившись в пучину всепроникающей коммерциализации. Известный американский спортсмен сообщил на этой неделе в эфире национального телеканала, что после Олимпиады он планирует продолжить «профессионально заниматься плаванием» – что было неслыханным в те времена, когда наши пловцы из Санта-Клары видели в спорте лишь способ поступить в Йельский университет.

Олимпийское движение, несомненно, значительно способствовало устранению международных барьеров (нести российский флаг на церемонии открытия в Лондоне 27 июля будет звезда тенниса Мария Шарапова, которая по многим меркам может считаться молодой спортсменкой из Флориды. Когда я буду смотреть Олимпиаду по телевизору (с воодушевлением, несмотря на все мои опасения), я, несомненно, задумаюсь – как высоко мог прыгнуть Валерий Брумель, если бы отталкивался от современного пластикового покрытия и приземлялся на маты из пористой резины. Брумель повредил правую ногу в аварии на мотоцикле в 1965 году и, несмотря на 29 операций, так и не смог вернуться в спорт. Он умер в 2003 году в возрасте 61 года. Я также не могу не задуматься – что он думал в свои последние годы о своем успехе с горьким привкусом.
XS
SM
MD
LG