«О Младиче? – донеслось из телефонной трубки. – Нет, никаких комментариев». «А… не о нем?» – сориентировался корреспондент Русской службы. «Ну что ж», – ответил Эдуард Лимонов. Быстро прибавив: «Я еду в машине – торопитесь…» Вняв совету, корреспондент ринулся в студию.
Сегодняшнее политическое кредо Лимонова – сюжет, что называется, по значению явно выходящий за биографические рамки. Речь идет об одном из сегментов оппозиционного спектра; величинa его (сегмента) – предмет непрекращающихся дискуссий. Равно как и его политическая программа. О которой трудно судить только по манифестам, по преимуществу содержащим ответы на те вопросы, что политики задают себе сами.
Итак…
Алексей Пименов: Существуют ли политические различия между Путиным и Медведевым, и если существуют, то какие?
Эдуард Лимонов: Нет, это одна команда. Есть, видимо, различие характеров, различие биографий – вот и все. Эти два человека – в одной команде, и выполняют одно задание. Хозяева России...
А.П.: Как бы вы могли кратко охарактеризовать сущность современного российского экономико-политического режима?
Э.Л.: Это режим единовластия. Идеалом для них является китайская модель государственного устройства. Об этом говорил Медведев – может быть не очень громко и не очень публично, но говорил… Оба они преклоняются перед системой единовластия, и именно такая система у нас в России сейчас и существует. Это власть группы: их – несколько тысяч человек, наших правителей. И они хотят сделать эту власть вечной.
А.П.: С экономической точки зрения – что это? Форма капитализма или что-то другое?
Э.Л.: Извращенная система полугосударственного капитализма.
А.П.: Вы – один из лидеров российской оппозиции. На какие общественные силы вы опираетесь?
Э.Л.: Мы опираемся на граждан. Когда мы опираемся на граждан, а не на партийных активистов или фанатиков, у нас лучше всего получается… Это протестные слои, социально, а часто и экономически неудовлетворенные. Правда, зачастую это не совпадает. Но, короче говоря, это силы протеста. У нас полицейское государство, поэтому и у нас и партии неразвиты: им не дают войти в полную силу. Оппозиционные партии у нас отстранены от выборов. А потому – вся надежде на такое надпартийное, непартийное движение граждан. Мы его осуществляем, в частности, по тридцать первым числам на Триумфальной площади, и приходят туда люди самых разных политических убеждений.
А.П.: А как вы оцените вашу собственную политическую платформу? В свете того факта, что партия, именовавшая себя национал-большевистской…
Э.Л.: Вы это неверно говорите, потому что та партия запрещена еще четыре года тому назад… она давно не именует себя таким образом. Вы отстали от жизни! Давным-давно создана партия «Другая Россия», и я являюсь председателем исполкома…
А.П.: Но ведь в свое время вы были создателем национал-большевистской партии?
Э.Л.: Ну, мало ли кто кем был! Мы сейчас не говорим о том, кем я был пятнадцать, шестнадцать или семнадцать лет назад. Вы меня спрашиваете о современном состоянии России: вот я вам и говорю.
А.П.: Так вот: изменилась за прошедшие годы ваша идеология или нет? Ваши политические убеждения?
Э.Л.: В 2001 году я попал в тюрьму, и с тех пор действительно многое изменилось. Уже десять лет прошло. А после этих десяти лет ничего уже не менялось.
А.П.: Значит, изменения произошли в 2001 году?
Э.Л.: Какие изменения?! Я всегда бы сторонником демократической системы власти, чего еще? Вы, видимо, пользуетесь какими-то архивными материалами, из которых мне слепили отрицательный имидж. Нельзя пользоваться материалами архивов, тем более российских. В девяностых годах шла борьба между правыми силами и так называемыми либеральными силами, и в очернении меня они в свое время преуспели. Они это сделали первыми, а потом путинская власть добавляла в эту неприятную картину какие-то свои мазки. Но я вас уверяю, что созданный ими имидж ничего общего с реальным человеком, с реальным политиком, не имеет.
А.П.: Как вы считаете, та сила – а точнее, та власть, что сегодня управляет Россией, – какую стадию в своем развитии она переживает сегодня?
Э.Л.: Если больной умрет, то мы скажем, что он переживал агонию. Но так как больной еще не умер, то мы считаем, что он серьезно болен. Любая власть, которая сидит больше десяти лет, начинает людям надоедать – иногда даже и хорошая власть…изнашивается от слишком частого употребления. Происходит изнашивание власти, тем более – такой, как наша, – единоличной, представляющей собой неоцаризм. Он всем надоел, люди хотят перемен. Хотят иного…
А.П.: Как вы думаете, может быть, сегодняшняя власть может эволюционировать?
Э.Л.: Бесполезно. У этой власти были возможности что-то изменить в стране, смягчить режим. Совсем недавно многие оппозиционные партии с определенной надеждой пытались попасть на выборы, пройти процедуру регистрации… Но власть не использовала эту возможность для себя и отказалась от какого-либо смягчения режима. Теперь уже ясно, что они не подлежат перевоспитанию. Не подлежат эволюции. Здесь можно только убрать. Как говорит Гарри Каспаров, нужен демонтаж режима.
А.П.: Сегодня в России очень остра полемика о состоянии межнациональных отношений. И в частности – о недавних событиях на Манежной площади. Ваш комментарий?
Э.Л.: Мой комментарий: все это очень преувеличено. События на Манежной площади не были в чистом виде продуктом работы каких-то националистических организаций, как это пытаются изобразить. На самом деле это было прямодушное и честное возмущение: возмущение футбольных болельщиков убийством уже второго человека из их рядов. Второго молодого парня – с дистанцией чуть ли не в несколько месяцев. Это было возмущение правоохранительными органами, которые практически отпустили банду убийц, совершивших это злодеяние. Поэтому тут нужно быть осторожным. Надо размышлять и не поддаваться влиянию клише. Да, действительно, убит был русский, а убийцы были кавказцами. К сожалению, это так. А националистические организации тоже использовали этот большой сбор людей на Манежной и сказали: смотрите, какие мы сильные и грозные: мы собрали столько тысяч человек! На самом деле людей собрал гнев. И после этого они в таком количестве уже не собирались.
А.П.: Иными словами, национальный вопрос в сегодняшней России…
Э.Л.: Думаю, что где-нибудь во Франции – помните, как арабские подростки жгли тысячами автомобили? – национальный вопрос стоит не менее остро. Я считаю, что в России, как и везде, как в каждой многонациональной стране, есть определенные трения между национальными группами. Но заявлять, что мы только этим и заняты? Нет! Мы больше заняты борьбой со своим правительством, со своим премьер-министром и президентом. А национальная рознь, конечно, выгодна власти, потому что отвлекает людей от противостояния системе.
А.П.: Если вы придете к власти, то измените ли вы политику по отношению к Кавказу? И если да, то в каком направлении?
Э.Л.: Я не смогу придти к власти один: у нас нет преобладания какой-либо политической организации. После свободных выборов Россия обречена на многопартийность. Поэтому ответ я оставлю для будущих времен.
А.П.: Понятно. И последний вопрос: мне кажется, что вы продолжаете старую русскую традицию: писатель, активно участвующий в общественной и в даже политической жизни…
Э.Л.: Да у нас таких было мало: разве только Герцен и Бакунин. Да и то они были не совсем писателями… А все остальные не очень-то рисковали собой и не были до такой степени ангажированы. Я уже больше политик, чем писатель – или, по крайней мере, пятьдесят на пятьдесят. Такого случая в русской истории больше нет.
А.П.: Зато есть западные примеры. Скажем, Габриэле Д’Аннунцио…
Э.Л.:У Д’Аннунцио был короткий период увлечения политикой. А потом Муссолини дал ему дачу на озере Комо. И увлечение кончилось…
…Связь прервалась. Несколько минут корреспондент терпеливо дозванивался. А дозвонившись, вдруг почувствовал, что ему остается лишь поблагодарить продолжавшего свой путь собеседника: все вопросы были заданы. Кроме тех, что все равно придется отложить до следующего исторического витка.
Другие материалы о событиях в России читайте в рубрике «Россия»
