Менее трети россиян (32%) желает видеть страну великой державой, «которую уважают и побаиваются другие». Об этом говорят результаты опроса «Левада-центра».
За всю историю исследований меньше «великодержавников» не было никогда. При этом число респондентов, как бы мечтающих вернуться в СССР, с его политической системой и плановым хозяйством, наоборот, достигло своего максимума (49%).
Более всего (66%) граждан хотели бы жить просто в стране с высоким уровнем жизни. Их доля также достигла максимума за всю историю наблюдений.
Об итогах опроса Русская служба «Голоса Америки» побеседовала с научным руководителем «Левада-центра», доктором философских наук Львом Гудковым.
Виктор Владимиров: Чем, на ваш взгляд, можно объяснить снижение великодержавных настроений в России?
Лев Гудков: Мы проводим исследование по этой тематике давно. Желание видеть Россию великой державой было очень значимо на фоне кризиса 1990-х годов и разочарования в демократических реформах. Именно тогда от будущего президента (Владимира Путина) на исходе ельцинского правления ждали двух вещей: выхода из экономического кризиса и восстановления статуса великой державы, которым, по мнению большинства россиян, обладал Советский Союз. Это должно было как бы придать гражданам чувства гордости за страну и компенсировать бедность и повседневное унижение. Такие настроения достигали своего подъема во время военной кампании 2008 года (война с Грузией) и после Крыма. Сейчас налицо усталость от конфронтационной политики и риторики, устойчивое разочарование в результатах такого курса. Это особенно заметно стало, конечно, после длительного, хотя и медленного падения реальных доходов населения. Плюс сказалась пенсионная реформа.
В.В.: Как распределяются соответствующие настроения по категориям населения?
Л.Г.: Среди молодых людей все больше и больше заметно желание высокого уровня жизни, нормальных отношений с Западом, стремление видеть в нем не врага, а партнера. Все вместе означает то, что люди хотят жить пусть и не в самой великой и сильной, но уютной и комфортной стране с высоким уровнем социальной защищенности, благосостояния и так далее. За мечту о великой державе держатся, в основном, люди старшего поколения, еще помнящие времена СССР.
В.В.: Можно ли сказать, что большая часть россиян осознала, что одной великодержавностью сыт не будешь?
Л.Г.: Пока у основной массы людей довольно расплывчатые и не слишком логически выстроенные представления на этот счет. Резко конфронтационно всё выглядит лишь в наших опросах. В реальности же это слабо артикулированные желания. Потому что публичное поле в стране абсолютно цензурировано, полностью контролируется властью, и всерьез дискуссии о последствиях великодержавной политики в обществе не ведется. Поэтому в головах людей путаница.
В.В.: Тем не менее разночтение между декларируемыми властями целями и чаяниями простых людей есть?
Л.Г.: Конечно, что и показывают наши данные. Но это не ведет, по крайней мере, сейчас (думаю, и в ближайшие год-два) к резкому противостоянию общества и власти. Это просто указывает на характер напряжения в стране, однако пока не достигло стадии сознательной и последовательной конфронтации. Общество с трудом находит в себе силы даже артикулировать свои требования.
В.В.: Одновременно достигло максимума число респондентов, желающих возврата к «советской» модели развития и плановому хозяйствованию. Как объяснить это противоречие?
Л.Г.: Это означает, что у людей в головах нет представления о том, какие силы могут обеспечить исполнение их мечты о повышении уровня благосостояния и защищенности. Поэтому в их сознании идеализированное советская пора предстает как время обеспеченности социальных гарантий. Поскольку демократия в России в большой степени дискредитирована, то единственная возможность видится в некоем идеализированном образе прошлого. Других представлений у многих явно не появилось. Брежневский застой кажется им золотым веком стабильности.
В.В.: Особенно, если забыть о том, что тогда на прилавках мясных магазинов нередко лежали одни кости, а иногда и тех не было.
Л.Г.: Да, но молодые люди об этом просто ничего не знают, а старшее поколение, видимо, не хочет вспоминать.
