Линки доступности

Лев Гудков: «Децентрализация насилия обязательно должна была привести к подобным эксцессам»


Лев Гудков
Лев Гудков

Научный руководитель «Левада-центра» – о мятеже Пригожина и рейтинге Путина

Одобрение главы ЧВК «Вагнер» Евгения Пригожина после краха его мятежа упал ровно вдвое (с 58 % до 29%), а рейтинг президента России Владимира Путина остался практически без каких-либо изменений в ту или иную сторону.

Об этом свидетельствуют результаты опроса «Левада-центра», проводившийся 22–28 июня. Поддержка Путина в дни «Марша справедливости» колебалась от 79 до 82 %.

В то же время согласно данным «Медузы» уровень доверия Владимиру Путину после мятежа якобы упал на 9–14% (применительно к тому или иному региону России). По информации издания, такие цифры были озвучены 29 июня на видеосовещании, которое проводила Администрация президента с российскими полпредствами и региональными политиками.

Прояснить картину согласился научный руководитель «Левада-центра», доктор философских наук Лев Гудков, давший эксклюзивное интервью Русской службе «Голоса Америки».

Виктор Владимиров: Чем вызвана незыблемость путинского рейтинга, как показывает ваше исследование? Уж, казалось бы, после такого позора и унижения он должен был покатиться вниз…

Лев Гудков: Если коротко – регулярным воздействием пропаганды (на массовое сознание) и переносом собственной несостоятельности населения на лидера, который может гарантировать хоть что-то вроде стабильности и предсказуемости жизни, порядка и прочее. Тут со стороны общества никаких чрезмерных ожиданий не было. Людям, начиная с мая, в общем, нравилась риторика Пригожина, его обличение некомпетентности, коррупции во властных кругах, недееспособности армейского руководства и частично (не прямым образом, но вполне понятным) критика в отношении самого Путина. Гражданам импонировало то, что глава ЧВК мог позволить себе такие выражения, на которые никто до него не решался. Это для придавленного российского населения выглядело чрезвычайно привлекательно, поскольку совпадало с их скрытым негативизмом по отношению к совершенно бессмысленной войне, несмотря на всю официальную риторику насчет борьбы с нацизмом и тому подобное.

В.В.: Но ведь Пригожин – типичный бандит, клейма некуда ставить…

Л.Г.: Да, Пригожин как личность не вызывал жгучей симпатии у большинства сограждан. И то, как он демонстрировал жесткость и насилие по отношению к своим противникам, пугало обывателей. Но тут надо разводить эти вещи: отношение к его словам и самой персоне. В политическом смысле у Пригожина не было никаких перспектив. У него не было ни партии, ни достаточного влияния. Тем более, по федеральным каналам телевидения его практически не упоминали, касаясь только успехов вагнеровцев на фронте. К тому же все более-менее понимали, что Пригожин – детище самого Путина, во всяком случае, находится под его покровительством. Просто так внеправовая организация существовать не может. Однако, когда стало ясно, что дело идет к государственному перевороту, захвату власти, то отношение масс начало быстро меняться, появился страх – как я понимаю, перед гражданской войной, беспорядками, насилием, погромами. Ведь ни для кого не секрет, что значительная часть армии Пригожина – зэки, преступники… Поэтому одобрение его с 58% в первый день «Марша справедливости» спустилось к 29% уже через сутки, после выступления Путина, несмотря на всю его растерянность и довольно жалкую роль. Такое изменение в сознании граждан вполне понятно.

В.В.: А насколько результаты вашего опроса соотносятся с информацией «Медузы», что рейтинг Путина всё же упал до 9–14%?

Л.Г.: Мы пока не зафиксировали никакого снижения рейтинга президента. Не знаю, откуда взялись такие цифры – возможно, речь идет о каких-то закрытых данных. Наши опросы проходили в самый момент так называемого мятежа. Все-таки массовое сознание очень инертно. Для того чтобы в полной мере оценить произошедшее людям требуется минимум недели две. Посмотрим, как пойдет дальше. В принципе такого рода события очень предсказуемые. Если речь идет о децентрализации институтов насилия (а Путин этим активно пользовался – отчасти для того, чтобы контролировать силовые структуры, разжигая между ними конкуренцию), то мы должны ждать, что рано или поздно такая политика неизбежно приведет к обострению отношений между этими институтами и соответственно угрозе бунта. Путин признался, что государство полностью содержало наемническую структуру Пригожина. С другой сторона, она была выведена из правового поля, из обычного бюрократического регулирования. Поэтому такое противостояние, которое мы наблюдали, с точки зрения социологии власти вполне предсказуем. Децентрализация насилия обязательно должна была привести к подобным эксцессам. Хотя тот вариант, что насилие обернется против самой власти, мало кто просчитывал.

В.В.: А то, что наемники финансировали из госбюджета, за счет налогоплательщиков, это никак не взволновало россиян?

Л.Г.: Нет, абсолютно. Как раз терпимость к тому, что такие структуры возникают вне закона, и используются даже осужденные для военных действий, совсем не смущало многих людей. Судя по нашим данным, 57–59 % считают это нормальным. Логика здесь такая: пусть лучше воюют “урки”, чем кто-то из моих близких или я сам. С точки зрения правого сознания это, конечно, абсолютный абсурд и инфантильность, цинизм, если хотите. Но это черта нашего массового сознания. Нет никаких ни моральных, ни правовых ограничений, норм для того, чтобы материю насилия уложить в какие-то законные рамки.

Форум

XS
SM
MD
LG