Когда в августе прошлого года умер художник Леонид Ламм, готовившаяся Художественным музеем Зиммерли (Zimmerli Art Museum) ретроспективная персональная выставка его творчества перешла в категорию посмертной, итоговой, подводящей черту под его многогранным творческим наследием.
Музей Зиммерли в Нью-Брансуике (Нью-Джерси), входящий в структуру Университета Ратгерс, обладает самой большой коллекцией русских художников-нонконформистов. Она была создана на базе собрания американского коллекционера Нортона Доджа.
Друзья и недруги
Название этой выставки «Больше никогда: Леонид Ламм, избранные работы» (Nevermore: Leonid Lamm, Selected Works), открывшейся в марте, также подчеркивает ее итоговый характер. Можно, впрочем, ощутить и более глубинную перекличку с названием знаменитой поэмы Эдгара Аллана По, полной загадок, аллюзий и метафизики.
«Леонид Ламм – очень разнообразный художник, - сказала в интервью «Голосу Америки» куратор выставки Юлия Туловская (Julia Tulovsky), - и мы попытались выделить основной вектор его творчества – интерес к пространству, пространству изобразительному, физическому, виртуальному, и посмотреть, как эти виды пространства соединяются и развиваются».
То, что Леонид Ламм (1928-2017) – художник многогранный, вовсе не дежурная констатация. Диапазон его творческих устремлений вбирает в себя и геометрию русского авангарда 20-х годов, и сюрреалистические эксперименты, и визуальные парафразы абсурдистской поэзии, и концептуальные инсталляции, и реалистические зарисовки.
«Ламм был одним из первых художников-нонконформистов, кто начал создавать ассамбляжи, - отметила Юлия Туловская, - более того, он стал жонглировать семантикой написанного слова задолго до того, как этим стали заниматься художники соц-арта».
Ламм был, по сути, последним из могикан, едва ли не последней ниточкой, связывающей современное русское искусство с великим авангардом 20-30 годов. В середине 40-х он учился в Строительном институте Моссовета на архитектурном факультете. Его учителем и другом стал Яков Чернихов, архитектор-новатор, вместе с которым юный Леонид ходил в мастерскую к Владимиру Татлину, в дом Константина Мельникова.
Тогда он познакомился с работами Василия Кандинского, Эль Лисицкого, Казимира Малевича и других столпов русского авангарда, которых в то время советская цензура практически исключила из культурного обихода, опасаясь их радикальности.
Из института Ламма выгнали за дружбу с «Нищими сибаритами», тайной студенческой организацией, члены которой написали петицию против карательной политики советского правительства. С помощью Чернихова он находил разные подработки, а затем поступил в Полиграфический институт.
Беды и победы
Одна из самых любопытных «подработок» представлена в нынешней экспозиции. Это оформление обложки книги переводов стихов Поля Элюара, изданной в 1956 году. В качестве фона художник дерзнул использовать фрагменты газеты с материалами XX съезда КПСС, что по тем временам было очень рискованно.
Тогда, в 40-50-е, он излил рефлексию по поводу авангардизма в серии изящных и красочных геометрических фантазий, причем его подход не чужд иронии и стеба. «Цилиндрическими объемами бей красные квадраты плоскостей!» - так называется его акварель 1955 года, явно пародирующая знаменитую работу Эль Лисицкого «Клином красным бей белых» 1919-1920 гг.
«Ламм удивительно органично соединил супрематистские принципы Малевича с архитектурными идеями Чернихова, - говорит Юлия Туловская, - причем поместил эти абстрактные формы в реалистическое, трехмерное пространство».
Вынужденная, необходимая для физического выживания работа в книжной графике научила его свободно комбинировать разные подходы к изображению. В 60-70-е годы Ламм вынужден много работать «в стол», лишь мечтая о творческой востребованности. Но он не впадал в пессимизм, неутомимо трудился, делал рисунки, картины, коллажи, графически-вербальные композиции, инсталляции. За 30 лет художнической деятельности в России он проиллюстрировал более трехсот книг.
Под влиянием поэзии обериутов Ламм стал экспериментировать со смысловыми значениями отдельных букв, слогов и слов. «Да/Ад» , «Мать/Тьма», «Я, ты, он, она» и другие работы 60-70-х годов представляют собой и игру смыслов, и пространственный эксперимент, и своего рода скрытую полемику с категоричностью таких программных произведений супрематизма, как «Черный квадрат» Малевича.
Квинтэссенцией своих творческих поисков того времени Ламм считал картину «Шар» (1965).
«В ней энергия объекта достигает такой интенсивности, что у зрителя возникает ощущение слияния реального и иллюзорного пространства, - комментирует Юлия Туловская. - Эта картина разрушает границы между ними и представляет собой некий образ мира без границ».
Ламм словно внушает зрителю: не все так однозначно, как вам кажется, абсолютных истин не существует, практически все вокруг амбивалентно и зависит от точки зрения. Вы считаете что-то «победой»? Но если отбросить две первые буквы этого слова, то будет вовсе не «победа», а «беда» («По-беда» - еще одна работа того времени). Так сказать, апофеоз релятивизма.
Искусство жеста
В 70-х годах он продолжал исследовать проблемы расширения художественного пространства. Пожалуй, самой знаковой работой того времени стала «Башня Адама», пятиступенчатая конструкция, обыгрывающая букву и звук А. Тогда художник увлекся Каббалой, и, как писал он позднее в одном из своих эссе, «Башня Адама» - «это попытка построения своего духовного дома» и «архетип человеческого духа в бесконечных, динамических пространстве и времени».
Когда в 1973 году Леонид и его супруга Иннеса Левкова-Ламм подали документы на выезд в Израиль, началась черная полоса их жизни. Художник стал объектом слежки и травли со стороны советских властей. Ламму подстроили провокацию, арестовали и осудили. Он просидел три года: два в печально знаменитой Бутырке и год в лагере под Ростовом-на-Дону. В заключении он сделал цикл рисунков, визуально перекликавшихся с Оруэллом и Солженицыным, и часто впоследствии возвращался к бутырскому опыту в своих графических работах и инсталляциях.
В 1982 году Ламм с женой и дочерью Ольгой эмигрировал в США и поселился в Нью-Йорке. Как он рассказывал автору этих строк в 2005 году, его тогда, по приезде, поразили и восхитили граффити – на станциях сабвея, на поездах, в подземных переходах. Искусство для него всегда было жестом, высказыванием, концептом, и поэтому в американской жизни ему «подмигивало» то, что соответствовало выстраданным им (буквально!) представлениям о свободе художественного выражения.
Серпом по доллару
Американские работы Ламма, включая позднейшие, уже 21-го века, несут на себе печать своего рода культурно-эстетической конвергенции, которая, как мы видим, бывает и такой, сугубо индивидуальной. Поэтику русского авангарда 20-х годов Ламм стремился совмещать с американскими трендами, в первую очередь, с поп-артом, гиперреализмом и концептуализмом.
Его занимают фетиши современной политики и общества потребления.
Мгновенно узнаваемая символика серпа и молота простым удвоением превращается в свою идеологическую противоположность – в знак доллара как символ капитализма и консьюмеризма («Доллар»). Штрих-код («Token»), увеличенный многократно и лишенный утилитарной привязки к упаковке, предстает геометрической шарадой, исполненной величественного мистицизма.
Известная фраза Джорджа Буша старшего «Читайте по губам», ставшая в 1988 году популярным «мемом» (если использовать сегодняшнюю лексику), дала повод художнику пофантазировать на тему ее смыслового и эстетического наполнения («Без названия. Read My Lips». 1990)
В серии из девяти панелей «Пирамида» (1986-1988) Ламм возвращается к полемике с «Черным квадратом», рефлексируя по поводу его изобразительных возможностей и, так сказать, «невозможностей».
Каждая из панелей отсылает к уже известным по другим работам мастера имиджам и мифологемам, причем центральное место в этом «иконостасе» занимают фрагменты грандиозной инсталляции «Приглашение к равенству, Соц-Гео, Прокрустово ложе», одного из центральных произведений Ламма.
Разумеется, такой чуткий к технологическим новациям художник, как Ламм, не мог пройти мимо огромных возможностей дигитальной революции 21-го века. Будучи последовательным и стойким в своих привязанностях визионером, он уже на новом витке вновь и вновь обращается к излюбленным мотивам. Так, в серии «Реинкарнации» (2003 г.) с помощью компьютерной графики переосмысляет свои творческие поиски 50-х годов.
На закате долгой жизни вместе с женой Иннесой и дочерью Ольгой он создает серию инсталляций и видео, в которых продолжает исследовать как главные социокультурные тотемы двух общественных систем, советской и американской, так и потенциал чисто формальных изобразительных моделей.
Выставка закрывается 30 сентября.
