Еще 10 лет назад имя Айн Рэнд мало кому было знакомо в России. Однако к 140-летию Владимира Ленина, широко отмечаемому коммунистами, имя американской иммигрантки из России оказалось на слуху в связи с публикацией ее трудов в России и влиянием ее философии на зародившееся в США новое политическое явление – «Движение чаепития» – Tea Party.
Участники «Движения чаепития» отводят философии Рэнд значительное место, считая ее убежденной сторонницей капитализма, невмешательства государства в жизнь общества, знаменосцем индивидуализма и врагом коллективизма.
Первым писательским опытом иммигрантки из России Алисы Розенбаум, известной как Айн Рэнд, стал ее рассказ на английском языке «The Husband I Bought» – «Муж, которого я купила». Она написала этот рассказ в 1926 году, в первый год своей жизни в США, но он не публиковался до 1984 года. А первой публикацией стал вышедший в США в 1936 году роман «Мы живые» – о жизни лишенцев в СССР. Американские читатели поначалу не проявили к этой книге интереса. Однако в 1942 году роман был экранизирован и его суммарный тираж достиг 2 млн экземпляров. Однако самой популярной книгой Рэнд, согласно данным опроса, проведенного в 1991 году Библиотекой Конгресса США и книжным клубом «Book of the Month Club», стал роман «Атлант расправил плечи», опубликованный в 1957 году. К началу девяностых, влияние ее идей в США оказалось настолько сильным, что эта книга по популярности приблизилась к Библии.
У многих американцев находит живой отклик позиция Рэнд, отраженная в ее философско-публицистических произведениях: во-первых, общество – в лице начальников и бюрократии – не ценит их по заслугам, и, во-вторых, – в обществе немало бездельников, которые стараются воспользоваться результатами их трудов.
Однако американский социолог Владимир Шляпентох утверждает, что оригинальность мировоззрения Айн Рэнд «необычайно преувеличена», и что многими своим идеями она обязана Марксу, а также практике и идеологии русских большевиков во главе с Лениным.
Профессор Шляпентох разделяет мнение тех знатоков творчества Рэнд, которые считают, что ее взгляды и убеждения сформировались еще в Санкт-Петербурге, где она родилась в семье фармацевта Зиновия Захаровича Розенбаума. Она училась в Петроградском университете, откуда в 1925 году по студенческой визе уехала в Америку, как оказалось – навсегда. «Рэнд создает в “Атланте” истинный культ вождя, который она наверняка наблюдала в России, – отмечает социолог. – Ее эквивалент Ленину – Джон Голт – даже имеет в своем активе большую подпольную жизнь и долгие 12 лет прячется от ищеек полиции. Его имя стало надеждой творческого меньшинства США, как это было когда-то с именем Ленина в советской России. Когда же настало время, Джон Голт по праву указал стране, как ей надо жить, в чем недостатки общества, и как их надо исправить. Рэнд как бы индивидуалистка, но, в то же время, она требует от народа следовать предписаниям вождя, грозя хозяйственной катастрофой, буквально повторяя большевистскую пропаганду».
С мнением о том, что философию Рэнд определили годы, проведенные ею в большевистской России, не согласна доктор Ирина Браун, основатель и глава издательской фирмы Panorama of Russia. «Это предположение может быть справедливым для рядовых людей, но только не для интеллектуалов. Напротив, интеллектуалы и философы формируют свои взгляды всю жизнь, и чаще всего кардинально пересматривают и переосмысляют идеи и идеалы своей юности, – считает Браун. – Рэнд в этом ряду не исключение. Более того, как многие интеллектуалы, кому довелось переместиться из одной социальной системы в другую, Рэнд получила определенное преимущество, имея возможность критически сопоставить эти системы и существенно расширить свой интеллектуальный кругозор».
Владимир Шляпентох усматривает прямую связь между взглядами героев романов Рэнд и ее собственными политическими, философскими и экономическими взглядами. Ирина Браун с этим не согласна. Она отмечает, что такой подход не нов: «Многие критики пытались и пытаются реконструировать подобным образом философию Достоевского, Толстого и др. Однако качество такого анализа художественных текстов, не идет дальше возможностей понимания литературы как художественной материи самими интерпретаторами».
«Как и для большевиков, для Рэнд забастовка, а не выборы – главное оружие в политической борьбе, – утверждает социолог Шляпентох. – Именно забастовка вместе с разрушением страны обеспечила условие для создания нового американского общества в “Атланте”. Но в отличие от большевиков, у Айн Рэнд забастовку устраивают не пролетарии, а капиталисты совместно с другими творческими людьми – композиторами и философами. Ни при жизни Рэнд, ни после ее смерти не было подобных коллективных акций капиталистов. Если они и входят в прямой конфликт с правительством, то все, что они делают – весьма индивидуально, как, например, вывоз своих капиталов за рубеж».
Ирина Браун усматривает иронию в том, что профессор Шляпентох находит в романах и в философских трудах Айн Рэнд марксистские и большевистские корни: «Ведь именно Рэнд была первой в американской литературе (ее первый роман “Мы, живые” был закончен в 1933, напечатан в 1936), кто начал поход против самых начал марксизма и большевизма – диктатуры государства (неважно какого, пролетарского или государственно-капиталистического), культа коллективизма, презрения к ценности отдельной человеческой жизни и свободе убеждений и совести, доминирования ценности государства над отдельной личностью.
Она защищала свою первую книгу перед значительной частью пробольшевистки настроенных издателей, некоторые из которых потом открыто признались, что состояли в коммунистической партии Америки. Интерес к книгам и философии Рэнд не был результатом профессионального продвижения ее издателями, напротив, он возник почти вопреки им, нарастая постепенно как grass root movement (народное движение – прим. И.Д.)».
Владимир Шляпентох называет философию Рэнд абсолютно материалистической: «Только Ленин в своей книге “Материализм и эмпириокритицизм”, вызывая смех многих поколений, даже робких советских философов, высказал в 1908 году буквально то, что Рэнд сформулировала спустя полвека: "Сознание есть зеркальное отражение реальности". Дальше дилетанта, хотя и образованного по тем временам философа Ленина, Рэнд не пошла».
Материализм не признает самостоятельного существования идеального мира, сводя его к производной от материального с помощью такие понятий как «надстройка», «отражение материального мира», «вторичность по отношению к производительным силам». «В текстах Рэнд нет ничего, что было бы близко к такому пониманию социальной жизни,– замечает доктор Браун. – Напротив, ее миром движет Личность, которая воплощает свои идеи и ценности. Рэнд называет свои взгляды идеализмом (идеалистическим романтизмом), и в этом с ней можно согласиться, т.к. во главу всех ее романов, от первого до последнего, она ставит интеллект, идеи, ценности, которые управляют жизнью ее героев».
По мнению Ирины Браун, Рэнд сказала об этом лучше своих критиков: «В романе “Атлант” я объясняю философское, психологическое и моральное значение людей, которые ценят свои жизни, и теx, кто не ценит свои и чужие жизни. Я показываю, что первые и есть Prime Movers человечества, и что вторые являются его убийцами в метафизическом смысле, и кто, однако, имеют тенденцию превращаться в реальных его убийц. В “Атланте” я рассказываю, почему одни люди мотивированы возможностью жизни, а другие – возможностью смерти».
Браун признает только один аргумент Шляпентоха в пользу близости идей Айн Рэнд и большевизма. Этот аргумент касается противопоставления материального и нематериального типов производства: «Все герои Рэнд представляют только материальное производство в марксистском понимании – металл (Реардэн), уголь (Денеггер), нефть (Уайет), автомобили (Хаммонд), строительство (Рорк) и железные дороги (Дагни Таггерт). Здесь критиком допущена фактическая неточность. Из этого списка выпали сам Джон Голт, Хэнк, Франсиско Д’Анкониа в “Атланте”, доктор Хендрикс и другие жители долины Маллигана».
«Но допустим, что Владимир Шляпентох прав, – продолжает его оппонент,– и что герои Рэнд связаны с разными индустриями, все равно отсюда не следует факт противопоставления материального и нематериального. Профессия или отрасль вообще нерелевантны в ее романах. Ее положительные герои сначала творцы, а потом уже профессионалы. Голт – изобретатель, Рорк (в чьем образе угадывается Фрэнк Ллойд Райт, 1867-1959) – не только архитектор, но и создатель новых социальных и художественных форм, новых смыслов и ценностей. Почти то же самое можно скатать о любом из ее героев, или, как она выражается в предисловии к переизданию романа “Мы, Живые “(1958), “Prime Movers” (p. xvi). В этом смысле она продолжает романтическую традицию и никак не марксистскую, согласно которой народ, а не личность творит историю».
Не будучи поклонником творчества Айн Рэнд, Владимир Шляпентох, тем не менее, приводит мнение Дмитрия Костыгина – переводчика и издателя книг Рэнд в России, который полагает, что Рэнд будет полезна российским читателям потому, что она поможет им выйти из-под опеки Кремля и «наконец, признать себя взрослыми и самостоятельными, принять на себя самостоятельность за самые важные решения».
Профессор русской литературы и истории русской культуры Кембриджского университета Александр Эткинд видит полезность книг Рэнд для России в том, что они укрепят престиж либерализма в России и смогут убедить россиян в правильности такой «моральной ценности политэкономии, которая строится на свободе взаимного выбора продавца и покупателя, и только на ней».
