«Исповедь «иностранного агента» - так назвал свою новую книгу российский социолог, киновед и публицист Игорь Кокарев, ныне живущий в калифорнийском городке Санта-Моника.
В ней автор, в частности, вспоминает свою работу в годы перестройки и в постсоветское время по налаживанию контактов России и США, по интеграции России в цивилизованный мир.
«Человеку, рожденному на Западе, трудно понять, что значило жить в Советском Союзе и сразу после его коллапса, - написал об этой книге Кокарева почетный профессор Гарвардского университета Ричард Пайпс. - Книга Игоря Кокарева хорошо показывает это на основе его активной собственной жизни и представляет большую ценность именно в такой исторический момент, когда возникает опасность забыть о прошлом».
«Книга Кокарева о том, что без низовой самоорганизации не может быть общества, а без общества не может быть ничего другого, кроме всевластия и произвола начальства», - пишет российский публицист Игорь Клямкин.
Игорь Евгеньевич Кокарев родился в Одессе в 1940 году. Окончил Одесскую морскую академию, плавал. Работал в горкоме комсомола. Потом ударная комсомольская стройка в Казахстане. Учеба во ВГИКе, аспирантура, Академия общественных наук, защита диссертации, работа в Институте США и Канады. Первые книги по социологии и кино. В перестройку — депутат, один из инициаторов реформ в Союзе кинематографистов, вице-президент Американо-Советской киноинициативы (АСК). В 90-х годах — активный участник гражданских инициатив, президент Народного Фонда, главный редактор газеты «СК-Новости», член Московского Общественного совета.
Был дважды женат. Первая жена - Наталья, дочь композитора Тихона Хренникова. Вторая жена – Ия, художница. Двое сыновей, дочь, четверо внуков.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» провел беседу с Игорем Кокаревым по скайпу.
Олег Сулькин: Игорь, понятно, что название книги полемично. Но если говорить серьезно, имеет ли право на существование этот термин – иностранный агент?
Игорь Кокарев: Нет! Особенно в России Путина. Вот почему. Идея налаживания сотрудничества между Россией и Америкой определила мою судьбу, начиная с 1987 года. Мы с Элемом Климовым создали в Союзе кинематографистов АСК - Американо-советскую киноинициативу, а в 1994 году с Владимиром Познером - “Народный Фонд”, первый центр соседских сообществ. Обе организации в партнерстве с американцами. Обе по нашей инициативе. Мы думали тогда только об интересах Родины. В Москве, на Смоленке, шли тренинги для актива ТОС. По-английски это называется community development, а у нас территориальное общественное самоуправление, или ТОС. Мы стремились включить жителей в городскую жизнь, помочь власти решать проблемы местного значения с привлечением социального капитала - умений, знаний и времени самих объединенных жителей.
О.С.: По прошествии времени очевидно – эти идеи не реализовались. Почему?
И.К.: Не совсем так. Люди как раз откликнулись. Они только спрашивали: “Что, уже можно?” А власть испугалась. Она ж у нас еще советская, безнаказанная и бесконтрольная. Ни люстрации, ни суда над КПСС до сих пор так и не состоялось. А мы предлагали контроль, публичную политику. Не срослось. По-видимому, мы опередили время.
О.С.: Как ты сейчас оцениваешь свои тогдашние усилия? Неужели все было впустую?
И.К.: Дело мы сделали важное. По всей стране, от Москвы до Владивостока, включая Украину, Казахстан… Обучили более 2 тысяч активистов только в нашем тренинг-центре на Смоленке. Наши выпускники свои организации создали, некоторые пошли во власть. Мы написали несколько учебников. Кстати, нас назвали тогда «неонародниками». Официально, то есть лицемерно, власть - от Лужкова до Государственной Думы и федеральных министерств - признавали нашу полезность, есть письма с признанием и предложениями о сотрудничестве. Но никто не дал ни копейки на наши проекты. Почти 15 лет мы работали только на западных грантах. Вот так…
О.С.: А почему ты ушел из сферы кино? Почему занялся именно этой деятельностью?
И.К.: Когда я уходил из Института США в 1991 году, уже заканчивалась миссия АСКа. Можно было остаться в кино продюсером, ведь я работал на фильме НВО “Сталин” (этот фильм - моя идея), уже был автором книги «Кино как бизнес», она стала настольной для первых российских продюсеров. Это означало уйти в бизнес. Но я знал, это не мое, не бизнесмен я. Другой путь – в политику. Но опыт депутата Ленинского районного совета Москвы (это Хамовники) с 1989 по 1991 год привил мне стойкое отвращение к политике. И я выбрал гражданское общество, где еще конь не валялся, и можно было стать первым.
О.С.: В чем была суть этой деятельности?
И.К.: Сначала пробовал разные проекты благотворительности. Потом с Владимиром Познером мы сформулировали тему: “Развитие демократических начал в жизни простых людей”. Познер, кстати, стал одним из учредителей и членом Правления “Народного Фонда”. Один проект мне особенно дорог: Международный корпус волонтеров, иностранцев, готовых приехать в Россию и поддержать своим опытом и знаниями наш малый бизнес. Мы провели пресс-конференцию в «Комсомольской правде», хотели проверить, а откликнется ли кто-нибудь. После публикации нас буквально завалили письмами с просьбами о помощи. Я был потрясен. Значит, несмотря на многолетнее выжигание генофонда в подпочве нации что-то самодеятельное, творческое сохранилось.
О.С.: А что было главным побудительным мотивом для помогавших вам американцев? Сегодня власти России пытаются утвердить в массовом сознании версию коварного заговора: мол, Америка пыталась внедриться в Россию, чтобы ее развалить и поработить.
И.К.: Нет, конечно. Кровавый проект большевиков не удался по глубинным человеческим мотивам. На насилии долго никому не продержаться. Империя пала не под ударами империалистов, а под тяжестью неэффективности экономики и морального разложения. Одна борьба с “абстрактным гуманизмом” чего стоила нашей совести… Но вот что важно понять. Распадаясь, империи открывали путь в будущее. Наша же, распадаясь, падала в бездну. Рвались экономические связи огромного госплановского хозяйства, дружба народов обернулась враждой и войнами. Главный мотив помощи Запада – это страх непредсказуемости, опасение, что ядерное оружие станет бесхозным. Открытое, демократическое государство должно было стать гарантией безопасного мира. А “развалить и поработить”?! Я что-то с этими мотивами за годы общения с американскими грантодателями ни разу не сталкивался. Чушь, вредная и опасная чушь!
О.С.: Но эта, по твоему выражению, чушь, судя по всему, сегодня доминирует в мозгах миллионов россиян.
И.К.: Это не должно удивлять. Мы живем в век информационных технологий и глобализации. Миропонимание тех, кто сеет и пашет, льет сталь и гонит нефть, шьет, стрижет и кормит, формируется тем небольшим числом профессионалов, которые заняты производством смыслов. Если эти профессионалы оказываются под колпаком бесконтрольной власти, они перестают выполнять свои функции и просто промывают людям мозги официозом. Для этого у них есть и средства, и техника. И то, что они лепят нам в СМИ, оказывается важней жизненного эмпирического опыта простых людей, для которых мерилом истины чаще остается размер продовольственной корзины. И пока в корзине что-то есть, им можно впарить то, что угодно власти. Так что ответственность за оголтелый антиамериканизм и за появление “иностранных агентов” несут они, называющие себя элитой нашего общества.
О.С.: Ты уже тогда, в 90-е, осознал все это?
И.К.: Нет, конечно. Я, как и многие, начинал как Павка Корчагин. Мечтал переделать мир, полагая, что социализм осчастливит все человечество. Семья, школа, книги воспитали пацана с общественной жилкой. Неизбежно наступило разочарование и в партии, а потом уже и в самой идее. Лет двадцать сознательной жизни ушло на это. Счастливый период хрущевской оттепели закончился переходом в состояние скрытого робкого диссидентства. Преподавал во ВГИКе, публично выступал - все на грани дозволенного. Книга “На экране Америка” в 1978 году попала под запрет. За пьесу о Высоцком - персональное дело вплоть до исключения из партии. Настоящая жизни началась с перестройки.
Помню, как в США в 1991 году я услышал речь Билла Клинтона о том, что России нужны не деньги, а знания, опыт демократии. Именно тогда, в университете Ратгерс, я познакомился с Дэвидом Чависом, руководителем комьюнити-центра, тогда и проникся идеями “корней травы”, обаянием «социального капитала» и силой соседских сообществ. Да, еще книги. Их у меня вышло, кажется, пятнадцать. Активничая и в Союзе кинематографистов, и в “Народном Фонде”, и в “Открытой России”, редактируя газету “СК-Новости”, я все время чувствовал неустойчивость новой жизни, ее хрупкость. И, наверное, поэтому писал, писал и писал, старался сохранить наш опыт для будущего. Авось пригодится новым поколениям.
О.С.: Сегодня, таких как ты, Путин называет «пятой колонной», теми, кто «шакалят» у иностранных посольств...
И.К.: Когда я это впервые услышал, меня будто обожгло. Ничего более оскорбительного в свой адрес я не слышал. Всю жизнь работал на благо своей страны. Никогда, кроме медали к 850-летию Москвы, государственных наград не получал. Ну, и ладно. Но чтобы «шакалом»...
О.С.: Поэтому ты уехал из России?
И.К.: А что оставалось? Ходить с этим клеймом? Чтобы в тебя еще и плевали за твои заслуги? Когда я прилетаю в Россию, через несколько дней понимаю, как здесь тяжело дышать. Вообще могут забить камнями за твои взгляды даже близкие люди. Атмосфера отравлена. Я не могу сказать, что эмиграция - легкое решение. Хотя в Америке человек в моем возрасте чувствует себя гораздо более уверенно и с достоинством, невзирая на взгляды. Кстати, здесь я тоже создал соседскую организацию, и мы кое-чего добились. Но это уже другая история.
О.С.: Что стало решающим импульсом для отъезда в Америку?
И.К.: На самом деле я не предпринимал для отъезда ничего. Когда закрылся “Народный Фонд”, меня пригласил к себе Ходорковский. Когда же закрыли «Открытую Россию» (В 2006 году были арестованы все счета «Открытой России». – О.С.), мне предложили преподавать в Высшей школе экономики (ВШЭ). Но жизнь была уже не та. Тоска заела. Олег Видов, с которым мы были дружны со ВГИКа, звонил из Лос-Анджелеса: «Неужели ты не видишь, что творится? Я нашел тебе адвоката. Он начал оформление». И вот вдруг меня вызывают в посольство США на собеседование, вручают визу для “лиц с выдающимися способностями”. Извини, это у них такая формулировка. Так, в 2008 году я приехал в США. Сначала на стажировку к моему коллеге Полу Вандевентеру в “Комьюнити партнерс”, где я носился с идеей создания музея “Русские американцы”, а через два года уже преподавал историю советского кино и курс “Советская цивилизация: от Ленина до Путина” в университете Чэпмен в Ориндже.
О.С.: А сейчас? Как говорится, на заслуженном отдыхе?
И.К.: Нет, отдыхать я не приспособлен, сразу впадаю в депрессию от безделья. Просеиваю весь Интернет, следя за тем, что происходит в России и откликаюсь своими заметками и комментариями. Их читают, спорят. У меня много «френдов» на Facebook, есть известные, знающие люди. Это как работа, честное слово. Вижу, что сейчас в России чуть-чуть оживает благотворительность. Появились правительственные гранты в безопасной для власти сфере – дети, спорт, здоровье, экология. Гражданское общество, конечно, по-прежнему задавлено, но какие-то слабые надежды затеплились. Впрочем, возможно, это иллюзия.
Кроме того, приглашен моим другом Джорджесом Шамшумом в жюри, а потом и в правление Всемирного кинофестиваля стран Азии в Лос-Анджелесе, куда по географическому признаку включена и Россия. В этом году из ста картин мы отобрали двадцать, в том числе фильм Александра Ханта «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов». И он получил главный приз!
О.С.: Ты считаешь себя русским американцем?
И.К.: Я считаю себя русским, живущим в Америке.
