28 декабря 2017 года исполняется ровно 5 лет с тех пор, как президент РФ Владимир Путин подписал «Закон Димы Яковлева». Этот документ, принятый в ответ на санкционный «Акт Магнитского», запрещает американским гражданам усыновлять российских детей. Год назад Европейский суд по правам человека признал закон дискриминационным и удовлетворил иск 45 американских заявителей, которые в 2012 году вынуждены были прервать процесс усыновления. Однако исполнять решение ЕСПЧ российские власти пока не спешат, задерживаются они и с выплатой компенсаций. Об этом, а также о том, может ли решение Европейского суда привести к полной отмене закона, в интервью «Голосу Америки» рассказала адвокат американских заявителей Каринна Москаленко.
Ксения Туркова: Что произошло с того момента, как Европейский суд принял это решение?
Каринна Москаленко: Пока ничего существенного не произошло, кроме переживаний российской стороны по поводу этого решения. Они попробовали обратиться в Большую палату ЕСПЧ, но изменить решение не удалось. Коллегия из пяти судей решила эту жалобу в Большую палату не передавать. Надо сказать, что и мы пытались обратиться в Большую палату как представители заявителей, потому что наши американские доверители, несостоявшиеся родители, тоже имеют претензии к этому решению и считают его половинчатым.
Бесчеловечно было оставить их без семьи именно в тот момент, когда семейные отношения уже сложились
Мы предложили рассмотреть некоторые вопросы, связанные с детьми, но суд от этого уклонился. Европейский суд не хочет быть втянутым в какие-то глубоко политические вопросы. Он очень заботится о своей неполитизированности, о том, чтобы никакие его решения ни в коей мере не носили политической подоплеки.
К.Т.: А в каком случае тут могла бы быть политическая подоплека?
К.М.: Дело в том, что дело очень политизировано, и суду приходится оставаться на чисто правовых основах, чтобы его не обвинили в политизированности огульно. И второе – этот суд очень противится тому, чтобы его пытались каким-то образом включить в решение не свойственных ему вопросов. Ведь не все вопросы могут быть разрешены Европейским судом. Мы это понимаем и стараемся не понуждать суд заниматься вопросами внутреннего характера.
Знаете, когда мы пять лет назад впервые обратились в ЕСПЧ по этому делу, первое мнение наших коллег было очень резким: «Зачем с таким делом идти в Европейский суд? Это вопросы внутренней юрисдикции». Действительно, вопросы семейного устройства решают национальные суды. Это прерогатива национального судебного органа, и вмешиваться в нее нельзя. Но мы настаивали на том, что это затрагивает право на частную семейную жизнь, что семейные отношения уже начали складываться, а национальные суды не вынесли окончательных решений не потому, что усыновители были недостойны или вызывали сомнения, а только на основании того, что был принят этот дискриминационный закон.
К.Т.: Почему американские заявители считают решение ЕСПЧ половинчатым?
К.М.: Потому что ставился не один вопрос, а несколько. Речь, в частности, шла о том, что дети, которых не смогли усыновить, подверглись жестокому обращению. Бесчеловечно было оставить их без семьи именно в тот момент, когда семейные отношения уже сложились. Эти узы, они уже начали образовываться, то есть резали-то тогда по-живому.
Они говорили: «Нам это очень больно, но если наши дети нашли семью и радость – это главное. Большего нам не нужно
А кроме того, некоторые дети немедленно, незамедлительно нуждались в медицинской помощи, которую им готовы были оказать усыновители. Они подготовили множество документов о том, что дети будут в хороших условиях, что они будут социализироваться, несмотря на их заболевания, что есть договоренность о приглашении врачей и оказании совершенно конкретной медицинской помощи. И тут я согласна с моими доверителями: судьба этих детей прошлогодним решением ЕСПЧ никак не разрешена.
К.Т.: А как можно ее окончательно решить? Добиться полной отметы закона?
К.М.: В том-то и дело, что это могли бы решить только национальные суды. Я сама поддерживала моих доверителей с их обращением в Большую палату, но я понимала, что за российские суды эти решения все равно никто принять решения не может. Поэтому надо было действовать многоступенчато. Перво-наперво надо получить решение Европейского суда, затем наступает стадия исполнения решения. И вот в период исполнения надо требовать от российских властей и отмены закона, и пересмотра решений.
Больше таких законов мы не знаем
Некоторые дети усыновлены, про них мы уже не говорим. И наши доверители отказались от своих требований, они просто отозвали свои жалобы. Они говорили: «Нам это очень больно, но если наши дети нашли семью и радость – это главное. Большего нам не нужно». А вот те родители, которые ничего не знают о судьбе детей, продолжили свою борьбу и просили обратиться в Большую палату. Наше обращение не было беспочвенным. Но здесь очень спорный вопрос.
Понимаете, эта жалоба – особенная, это уникальный случай. И закон такой, к счастью, уникальный. Больше таких законов мы не знаем. И суды, которые фактически уклонились от принятия решения – все это было внове и впервые. Сейчас мы впервые будем такое особенное решение суда пытаться имплементировать. Как это сделать? Для начала надо отменять закон. Отменять, изменять – путь российские власти думают, что они будут делать, чтобы исполнить решение суда.
К.Т.: Российские власти вообще заботятся об исполнении решений ЕСПЧ?
К.М.: Да, меня часто спрашивают об этом. Я на примере очень многих дел могу сказать, что российские власти заботятся о том, чтобы решения были исполнены, и чтобы комитет министров Совета Европы считал их исполненными. Если вы посмотрите меморандумы прошлых лет, вы увидите, что российские власти стараются всегда убедить европейских чиновников в том, что решения исполнены и что в максимальной мере погашен ущерб.
Порок этого закона юридически доказан, и решения обязательны для РФ
Порок этого закона юридически доказан, и решения обязательны для РФ. В этом случае изменения закона должны привести к тому, чтобы дела были пересмотрены. Но российские власти к этому еще не приступили, они даже задерживаются с выплатой компенсаций, хотя обычно платят компенсации в срок.
Так что я считаю, что прежде всего они должны выплатить компенсации и комплексно начать решать вопрос с дискриминационным законом. Он не может оставаться таким, вообще не может. Этот закон говорит о защите прав россиян от «неправомерных действий американских граждан», которые якобы нарушают права человека. Но те люди, которые усыновляют российских детей, они в самых исключительных, редчайших случаях были замечены в нарушении прав. А в подавляющем большинстве случаев никаких нарушений они не совершали.
К.Т.: Те семьи, которые 5 лет назад не смогли усыновить детей, они до сих пор ждут?
К.М.: Некоторые из них до сих пор ждут. Есть один парень, ему уже 19 лет исполнилось, он закончил школу, поступил в московский вуз (сам он из дальнего региона), и мы иногда с ним встречаемся. Он интересуется юридической практикой и постоянно спрашивает: «Скажите, разве мои права не были нарушены? Почему Европейский суд в отношении меня не высказался?» А он был самым старшим из всех детей, которые не были усыновлены, и он собственноручно писал на меня доверенность и надеялся, что его права тоже будут восстановлены. Мои доверители считают, что права детей все-таки не нашли защиты в Европейском суде. Наверное, потому, что это было шире компетенций ЕСПЧ, а он на это пойти никак не мог.
когда некоторые представители российской власти говорили: «Это такие больные дети, что им все равно, кто их мама и папа, они любого папой-мамой назовут», мне казалось, что я большего испытания в жизни не переживала
А американские родители до сих пор ждут, и некоторые ждут очень болезненно. Вообще я более тяжелого дела еще в своей жизни не переживала. Поверьте, у нас были и смерти, и трагические убийства, и пыточные дела. Это были тяжелые дела, но это дело стоит особняком. Равного ему я просто не могу вспомнить.
Тяжело было читать письма американских родителей, которые так старались помочь детям, приготовить для них все – эти фотографии будущих комнат, их сестренок и братишек. И когда некоторые представители российской власти говорили: «Это такие больные дети, что им все равно, кто их мама и папа, они любого папой-мамой назовут», мне казалось, что я большего испытания в жизни не переживала.
Мне кажется, более бессердечного закона придумать было невозможно! Не зря его называли законом подлецов. Он и есть закон подлецов
Это очень тяжелое дело, в котором одинаково жаль и тех людей, которые несколько лет шли к этому усыновлению, и решились, и подготовили все, и понесли большие расходы. Но больше всего их ранило, травмировало то, что дети будут считать, что их предали. Что эти дети переживают второе предательство в жизни. А были дети, от которых до этого последовательно отказывались, и тут их вроде бы уже должны увезти в семью, и эти дети уже называют своих будущих родителей папами и мамами, и вдруг они узнают, что эти люди к ним не приедут... Мне кажется, более бессердечного закона придумать было невозможно! Не зря его называли законом подлецов. Он и есть закон подлецов! И я не знаю, как себя чувствуют сегодня эти подлецы, которые украли у наших малышей будущее. Особенно у тех детей, который никто никогда не заберет в семью. Как они могут жить с этим, я не знаю.
Я хоть как-то помогаю этим людям и до сих пор не могу сложить руки. Вроде бы я лично ни в чем не виновата, но я испытываю такие угрызения совести, потому что высший орган представительной власти в моей стране принял такое решение. Я не нахожу себе места!
Сейчас Виктория Ивлева (журналист) помогает одному мальчику, и я стараюсь помочь, чем могу, еще одному. Приглашаю его в гости, он приезжает ко мне на семинары. Он всем интересуется, он такой живой, интересный парень... И знаете, он считает свою жизнь сломанной. А я чувствую свою ответственность перед ним и перед другими детьми. Да и перед американскими заявителями тоже, потому что, конечно, они формально выиграли дело, и какое дело! Многие эксперты говорили, что ничего не получится, что я зря взялась за это.
Формально это выигрыш полный, но на самом деле он совсем не выигрыш и совсем не полный, если вспомнить о том, что большинство детей так и не увидели своих родителей.
К.Т.: Есть дети, которые до сих пор в домах ребенка?
К.М.: Есть, но я не могу сейчас об этом говорить. Я надеюсь, что при исполнении этого решения российские власти дадут полный и честный отчет. Они будут ссылаться на конфиденциальный характер информации, но они обязаны дать информацию о каждом ребенке. В противном случае сложно судить о том, как восстанавливать права заявителей.
К.Т.: Могут ли все-таки отменить этот закон?
К.М.: Я настаиваю на том, что для принятия мер общего характера необходимо отменять закон. А раз отменен закон, значит, и судебные решения были неправильными.
14-й протокол Европейской конвенции предусматривает четкие сроки по исполнению решений. Государство, признанное нарушителем, обязано предоставить этот план. Отменить такой закон должны, а уж что сделают, мы посмотрим.
