На второе марта в Москве намечено проведение акции «В защиту детей» - шествия против международного усыновления, инициированного рядом общественных движений, в числе которых организация «Русские матери», фонд помощи сиротам и многодетным семьям «Русская береза» и другие.
Накануне мероприятия журналист русской службы «Голоса Америки» Юлия Савченко связалась по скайпу с Джойс Стеркел – руководителем ранчо для трудных детей, усыновленных американцами «Ranch for kids». Ранчо находится в штате Монтана. В последнее время имя Стеркел часто упоминается в российских средствах массовой информации – чаще в негативном контексте. Именно ей предъявляют претензии по поводу того, что она отказалась впустить на ранчо российских чиновников, желавших проинспектировать ситуацию. Сама Джойс усыновила трех русских детей и неоднократно бывала в российских детских домах. Она считает, что США и России не стоит конфликтовать в сфере усыновления, а напротив – стоит объединить усилия.
Ю.С.: Что вы думаете о ситуации с международными усыновлениями российских детей? Как вы знаете, в Москве на 2 марта запланирован марш «Защитим наших детей». Почему, на ваш взгляд, россияне считают, что сиротам будет лучше в детских домах в России, чем в семьях США?
Д.С.: Я не могу понять этого. По статистике дети, остающиеся в детских домах, гораздо чаще погибают и получают травмы, ведущие к неспособности жить самостоятельно по достижении совершеннолетия. Только 10 процентов из них – по статистике – могут вести нормальную жизнь после детских домов. В США система детских домов была ликвидирована еще в 50- годах прошлого века, поскольку практика показала, что это не в интересах ребенка – расти в группе. Человеку необходимо расти в семье – только так он сможет развить сознание, эмоциональное и физическое здоровье. Когда дети растут в группе – это может привести к психическим травмам и нарушениям, а также к ослаблению психологического здоровья. Таковы факты.
Ю.С.: Каковы ваши впечатления от детских домов в России?
Д.С.: Я видела бедность. Но я также видела много любящих, хороших сотрудников, которые выполняли свою работу на 100 процентов. Я видела и плохих воспитателей – ничего хорошего в такой ситуации ожидать не приходится. Но есть и те, кто прилагает много усилий для того, чтобы вырастить детей в условиях минимального финансирования. В тех детдомах, где я была, не хватает средств на адекватную заботу о детях. Если ребенку ставят серьезный диагноз – он направляется в детских дом для инвалидов – и это трагедия. Вы знаете, что они потом не получат всего необходимого.
Ю.С.: Джойс, что бы вы сказали россиянам, выступающим против усыновлений американским родителями на том основании, что стали известны случаи, когда усыновленные дети умирали в США?
Д.С.: Я бы хотела напомнить, что да – есть подобные случаи. Но в России их намного больше, чем в Америке. Когда я думаю о 60-ти или 70-ти тысячах детей, усыновленных в США, - большинство живут в семьях, и им не причинили вреда. Известны лишь несколько случаев халатности или несчастных случаев, и конечно, нам известно о случаях насилия и смерти. Мы резко выступаем против подобного обращения – неважно, из России ли ребенок, или же он родился здесь.
Ю.С.: Расскажите, пожалуйста, о вашем опыте работы с детьми из России и бывших Советских республик.
Д.С.: Дети, которые поступают ко мне на ранчо, обычно страдают определенными типами расстройств. Одно из них – реактивное расстройство привязанности, когда ребенку не удалось установить отношения, связь с новой семьей. Вы можете сами посмотреть клинические исследования этого расстройства, его начали исследовать еще в 40-е и 50-е годы ученые Болби и Спитц. Их выводы в дальнейшем были закреплены научными фактами. Ребенку необходима семья – особенно в первые ранние годы. Это очень простой цикл: новорожденному нужна забота – он плачет. Мать приходит, кормит, согревает его, качает на руках, успокаивает. В результате этого взаимодействия закладывается первоначальное доверие. Это первая базовая задача ребенка – установление этого доверия. В здоровой ситуации этот цикл повторяется сотни раз для матери и ребенка. В ситуации, когда ребенок живет в детском доме или лишен присутствия матери – его потребности не удовлетворяются, его игнорируют или наказывают, когда он плачет. Что в итоге? Отсутствие доверия, гнев. Посетите любой детский дом, и вы увидите детей, которые часами раскачиваются на стульях, пытаясь обрести комфорт. Укачивание стимулирует движение жидкости – в малом ухе. Это успокаивает ребенка. Это происходит естественно, когда мать прижимает его к себе и укачивает. Когда у ребенка нет этого комфорта, у него нет доверия, он становится злым. Недоверие и гнев – две базовые составляющие социопатических отклонений у детей. Эти малыши потом вырастают и не хотят сближаться ни с кем, поскольку подобные взаимоотношения могут быть болезненны для них, у них не было необходимого опыта. Но вдруг появляется любящая мать – увы, часто слишком поздно. Эти дети не могут доверять. Вместо этого они стремятся контролировать ситуацию с тем, чтобы их потребности были удовлетворены. Это первая проблема.
Вторая – и я должна сказать, что таких детей очень много в детских домах – это пренатальный алкогольный синдром. Алкоголь – это фактор, действующий на эмбрион и вызывающий нарушение его строения. Алкоголь – смертельно опасный яд для человеческого мозга и физиологии. В зависимости от качества алкоголя, времени его приема и количества зависит и степень повреждения мозга плода. Поэтому если будущая мать употребляет алкоголь в первые недели беременности – если она, допустим, не знает о зачатии – с 8-го по 21-й день беременности – когда эмбрион совсем еще крошечный, – это может иметь чудовищные последствия: а именно, полномасштабный алкогольный синдром. У ребенка будут искаженные черты лица, он будет маленьким по росту, с маленькой головкой, с искривленным плоским лбом, разным положением ушей на черепе и глубокими нарушениями мозга. В детских домах России много таких детей с лицевой дисморфологией.
Если же мать употребляет алкоголь на более поздней стадии беременности, когда у плода сформированы головка и лицо, повреждения будут иного характера. А именно – повреждения префронтальной коры головного мозга, отвечающей за исполнительные функции. Такой ребенок не сможет нормально функционировать – распоряжаться временем, деньгами, совершать последовательные действия. Среди других повреждений вследствие употребления алкоголя на более поздних стадиях – повреждение мозолистого тела большого мозга – мембраны, разделяющей правую и левую половину мозга. Такие дети не могут управлять своими эмоциями. Левое полушарие их мозга, отвечающее за логику, не функционирует правильно, и они могут просто взрываться, испытав даже незначительное раздражение, причиняя вред самим себе и окружающим. Я видела много таких детей. Надо отметить, что повреждения мозга не носят унифицированный характер. Иногда их можно диагностировать сканированием, а иногда ребенок демонстрирует их своим поведением. У таких детей может быть понижен коэффициент интеллекта, или же он может быть в норме. Каковы выводы? Нельзя употреблять алкоголь во время беременности. Нет безопасного количества. Точка. Я не говорю сейчас только о ситуации в России. Это происходит и в США, и в Европе, и в Южной Америке – везде, где женщины употребляют алкоголь. Мы должны положить этому конец – во избежание риска появления целого поколения, не способного функционировать в обществе. Меня беспокоит ситуация в вашей стране, ведь эти дети впоследствии не смогут работать, создать семью и быть продуктивными членами общества. В США тоже есть дети с перинатальным алкогольным или наркотическим синдромом. Я считаю, что наши страны должны объединить свои усилия в борьбе с этой проблемой – проблемой женщин, употребляющих алкоголь во время беременности, мы должны сотрудничать друг с другом, а не противостоять друг другу. Очень много детей на моем ранчо страдают от перинатального алкогольного синдрома, я знаю это и по документам. Биологические матери моих трех усыновленных в России детей были алкоголичками. Сегодня все мои дети уже взрослые. Все они пострадали от алкоголя. К счастью, у них нормальный коэффициент умственного развития, они могут работать, но у них были проблемы с установлением нормальных отношений, с управлением своими финансами и временем. Они хорошие люди. Мы вырастили их. Они работают, они могут функционировать, но им пришлось очень нелегко. Сегодня им уже 28, 27 и 26 лет – моим русским детями - Майклу, Кате и Саше. Я их очень люблю. Они – пример счастливого усыновления. И я даже не могу думать о том, что с ними могло бы случиться. Я поддерживаю их связь с Россией. Я возила Сашу в Россию дважды,чтобы он мог познакомиться с биологической матерью, братьями и сестрами. Теперь они друзья в Фейсбуке, они разговаривают. В настоящее время я разыскиваю в России родителей моего сына Майкла, я думаю, мы уже нашли их. Мать моей дочки Кати покончила жизнь самоубийством, но у Кати есть где-то брат. Мы тоже его разыскиваем. Я верю, что у каждого ребенка должна быть возможность при его желании – восстановить связь со своими корнями, культурой и наследием.
Ю.С.: Джойс, что происходит с вашим ранчо сейчас? В прессе появились репортажи о том, что ваша лицензия находится под угрозой, и сообщения о других юридических проблемах…
Д.С.: Мы решим эту проблему. Так или иначе. Мы – часть церковного прихода, и по законам Монтаны мы освобождены от необходимости иметь лицензию штата. У нас не было разногласий с лицензионным комитетом. У нас есть некоторые вопросы с кодами застройки. Они хотят, чтобы мы получили разрешения на постройки, которыми наши дети не пользуются. Поэтому и начался этот спор. Он не имеет никакого отношения к безопасности детей. Это было начало, а потом они отказались продлевать нашу существующую лицензию. Мы не выступаем против лицензионного комитета или осуществления контроля и надзора со стороны властей. Наше ранчо – «открытая книга». Департамент по делам семьи посещал наше ранчо и беседовал с каждым из наших детей и сотрудников, совершил осмотр всех помещений и территории. Органы контроля в нашем округе прекрасно осведомлены о нашей работе.
В прессе появились множество неверных заявлений. Я не была против визита господина Астахова. У меня не было разрешения на его контакт с детьми от родителей, которые заявили мне, что не желают попасть в центр международного скандала. Они попросили нас не показывать их детей – не потому, что с детьми что-то не так. Просто родители не хотят быть в центре внимания международных СМИ. Им уже нелегко. Я знаю родителей, которые потратили сотни тысяч долларов, пытаясь помочь своим детям, оплачивая терапию, госпитализацию и другие процедуры. Мне жаль, что сложилась такая ситуация, но мы – часть ее решения, а не часть проблемы. Мы создаем правильную атмосферу для детей, и, как мне кажется, наш опыт мог бы быть полезен России – наша структура, наша система закрепления навыков, наша модель обеспечения потребностей детей – как психологических, так и физических. Что касается заявлений, что будто бы у нас нет врачей, – это неправда. У нас есть два медицинских центра, с врачами и медсестрами. У наших детей есть психолог, терапевт, доступ к медицинским препаратам в случае необходимости. Наша система безопасности отлажена.
Ю.С.: То есть вопрос о визите официальных российских лиц – это вопрос воли и согласия преимных родителей?
Д.С.: Совершенно точно. Нас посещали представители российского консульства – по-моему, либо в конце 2011 года, или в начале 2012 года. Это были представители генерального консульства в Вашингтоне и Сиэтле. Они обедали у меня, они сидели за моим столом. Эти люди побеседовали с детьми, сотрудниками ранчо, познакомились с работой нашей школы, с тем, как наши дети живут. У нас нет секретов. Я себя спрашиваю теперь – если эти дипломаты уже были на нашем ранчо – почему же они не могут сказать об этом визите господину Астахову? Они были очень любезны со мной тогда и даже принесли конфеты. Теперь я просто не понимаю сложившейся ситуации.
Ю.С.: Спасибо, Джойс. Мы будем оставать с вами на связи
Накануне мероприятия журналист русской службы «Голоса Америки» Юлия Савченко связалась по скайпу с Джойс Стеркел – руководителем ранчо для трудных детей, усыновленных американцами «Ranch for kids». Ранчо находится в штате Монтана. В последнее время имя Стеркел часто упоминается в российских средствах массовой информации – чаще в негативном контексте. Именно ей предъявляют претензии по поводу того, что она отказалась впустить на ранчо российских чиновников, желавших проинспектировать ситуацию. Сама Джойс усыновила трех русских детей и неоднократно бывала в российских детских домах. Она считает, что США и России не стоит конфликтовать в сфере усыновления, а напротив – стоит объединить усилия.
Ю.С.: Что вы думаете о ситуации с международными усыновлениями российских детей? Как вы знаете, в Москве на 2 марта запланирован марш «Защитим наших детей». Почему, на ваш взгляд, россияне считают, что сиротам будет лучше в детских домах в России, чем в семьях США?
Д.С.: Я не могу понять этого. По статистике дети, остающиеся в детских домах, гораздо чаще погибают и получают травмы, ведущие к неспособности жить самостоятельно по достижении совершеннолетия. Только 10 процентов из них – по статистике – могут вести нормальную жизнь после детских домов. В США система детских домов была ликвидирована еще в 50- годах прошлого века, поскольку практика показала, что это не в интересах ребенка – расти в группе. Человеку необходимо расти в семье – только так он сможет развить сознание, эмоциональное и физическое здоровье. Когда дети растут в группе – это может привести к психическим травмам и нарушениям, а также к ослаблению психологического здоровья. Таковы факты.
Ю.С.: Каковы ваши впечатления от детских домов в России?
Д.С.: Я видела бедность. Но я также видела много любящих, хороших сотрудников, которые выполняли свою работу на 100 процентов. Я видела и плохих воспитателей – ничего хорошего в такой ситуации ожидать не приходится. Но есть и те, кто прилагает много усилий для того, чтобы вырастить детей в условиях минимального финансирования. В тех детдомах, где я была, не хватает средств на адекватную заботу о детях. Если ребенку ставят серьезный диагноз – он направляется в детских дом для инвалидов – и это трагедия. Вы знаете, что они потом не получат всего необходимого.
Ю.С.: Джойс, что бы вы сказали россиянам, выступающим против усыновлений американским родителями на том основании, что стали известны случаи, когда усыновленные дети умирали в США?
Д.С.: Я бы хотела напомнить, что да – есть подобные случаи. Но в России их намного больше, чем в Америке. Когда я думаю о 60-ти или 70-ти тысячах детей, усыновленных в США, - большинство живут в семьях, и им не причинили вреда. Известны лишь несколько случаев халатности или несчастных случаев, и конечно, нам известно о случаях насилия и смерти. Мы резко выступаем против подобного обращения – неважно, из России ли ребенок, или же он родился здесь.
Ю.С.: Расскажите, пожалуйста, о вашем опыте работы с детьми из России и бывших Советских республик.
Д.С.: Дети, которые поступают ко мне на ранчо, обычно страдают определенными типами расстройств. Одно из них – реактивное расстройство привязанности, когда ребенку не удалось установить отношения, связь с новой семьей. Вы можете сами посмотреть клинические исследования этого расстройства, его начали исследовать еще в 40-е и 50-е годы ученые Болби и Спитц. Их выводы в дальнейшем были закреплены научными фактами. Ребенку необходима семья – особенно в первые ранние годы. Это очень простой цикл: новорожденному нужна забота – он плачет. Мать приходит, кормит, согревает его, качает на руках, успокаивает. В результате этого взаимодействия закладывается первоначальное доверие. Это первая базовая задача ребенка – установление этого доверия. В здоровой ситуации этот цикл повторяется сотни раз для матери и ребенка. В ситуации, когда ребенок живет в детском доме или лишен присутствия матери – его потребности не удовлетворяются, его игнорируют или наказывают, когда он плачет. Что в итоге? Отсутствие доверия, гнев. Посетите любой детский дом, и вы увидите детей, которые часами раскачиваются на стульях, пытаясь обрести комфорт. Укачивание стимулирует движение жидкости – в малом ухе. Это успокаивает ребенка. Это происходит естественно, когда мать прижимает его к себе и укачивает. Когда у ребенка нет этого комфорта, у него нет доверия, он становится злым. Недоверие и гнев – две базовые составляющие социопатических отклонений у детей. Эти малыши потом вырастают и не хотят сближаться ни с кем, поскольку подобные взаимоотношения могут быть болезненны для них, у них не было необходимого опыта. Но вдруг появляется любящая мать – увы, часто слишком поздно. Эти дети не могут доверять. Вместо этого они стремятся контролировать ситуацию с тем, чтобы их потребности были удовлетворены. Это первая проблема.
Вторая – и я должна сказать, что таких детей очень много в детских домах – это пренатальный алкогольный синдром. Алкоголь – это фактор, действующий на эмбрион и вызывающий нарушение его строения. Алкоголь – смертельно опасный яд для человеческого мозга и физиологии. В зависимости от качества алкоголя, времени его приема и количества зависит и степень повреждения мозга плода. Поэтому если будущая мать употребляет алкоголь в первые недели беременности – если она, допустим, не знает о зачатии – с 8-го по 21-й день беременности – когда эмбрион совсем еще крошечный, – это может иметь чудовищные последствия: а именно, полномасштабный алкогольный синдром. У ребенка будут искаженные черты лица, он будет маленьким по росту, с маленькой головкой, с искривленным плоским лбом, разным положением ушей на черепе и глубокими нарушениями мозга. В детских домах России много таких детей с лицевой дисморфологией.
Если же мать употребляет алкоголь на более поздней стадии беременности, когда у плода сформированы головка и лицо, повреждения будут иного характера. А именно – повреждения префронтальной коры головного мозга, отвечающей за исполнительные функции. Такой ребенок не сможет нормально функционировать – распоряжаться временем, деньгами, совершать последовательные действия. Среди других повреждений вследствие употребления алкоголя на более поздних стадиях – повреждение мозолистого тела большого мозга – мембраны, разделяющей правую и левую половину мозга. Такие дети не могут управлять своими эмоциями. Левое полушарие их мозга, отвечающее за логику, не функционирует правильно, и они могут просто взрываться, испытав даже незначительное раздражение, причиняя вред самим себе и окружающим. Я видела много таких детей. Надо отметить, что повреждения мозга не носят унифицированный характер. Иногда их можно диагностировать сканированием, а иногда ребенок демонстрирует их своим поведением. У таких детей может быть понижен коэффициент интеллекта, или же он может быть в норме. Каковы выводы? Нельзя употреблять алкоголь во время беременности. Нет безопасного количества. Точка. Я не говорю сейчас только о ситуации в России. Это происходит и в США, и в Европе, и в Южной Америке – везде, где женщины употребляют алкоголь. Мы должны положить этому конец – во избежание риска появления целого поколения, не способного функционировать в обществе. Меня беспокоит ситуация в вашей стране, ведь эти дети впоследствии не смогут работать, создать семью и быть продуктивными членами общества. В США тоже есть дети с перинатальным алкогольным или наркотическим синдромом. Я считаю, что наши страны должны объединить свои усилия в борьбе с этой проблемой – проблемой женщин, употребляющих алкоголь во время беременности, мы должны сотрудничать друг с другом, а не противостоять друг другу. Очень много детей на моем ранчо страдают от перинатального алкогольного синдрома, я знаю это и по документам. Биологические матери моих трех усыновленных в России детей были алкоголичками. Сегодня все мои дети уже взрослые. Все они пострадали от алкоголя. К счастью, у них нормальный коэффициент умственного развития, они могут работать, но у них были проблемы с установлением нормальных отношений, с управлением своими финансами и временем. Они хорошие люди. Мы вырастили их. Они работают, они могут функционировать, но им пришлось очень нелегко. Сегодня им уже 28, 27 и 26 лет – моим русским детями - Майклу, Кате и Саше. Я их очень люблю. Они – пример счастливого усыновления. И я даже не могу думать о том, что с ними могло бы случиться. Я поддерживаю их связь с Россией. Я возила Сашу в Россию дважды,чтобы он мог познакомиться с биологической матерью, братьями и сестрами. Теперь они друзья в Фейсбуке, они разговаривают. В настоящее время я разыскиваю в России родителей моего сына Майкла, я думаю, мы уже нашли их. Мать моей дочки Кати покончила жизнь самоубийством, но у Кати есть где-то брат. Мы тоже его разыскиваем. Я верю, что у каждого ребенка должна быть возможность при его желании – восстановить связь со своими корнями, культурой и наследием.
Ю.С.: Джойс, что происходит с вашим ранчо сейчас? В прессе появились репортажи о том, что ваша лицензия находится под угрозой, и сообщения о других юридических проблемах…
Д.С.: Мы решим эту проблему. Так или иначе. Мы – часть церковного прихода, и по законам Монтаны мы освобождены от необходимости иметь лицензию штата. У нас не было разногласий с лицензионным комитетом. У нас есть некоторые вопросы с кодами застройки. Они хотят, чтобы мы получили разрешения на постройки, которыми наши дети не пользуются. Поэтому и начался этот спор. Он не имеет никакого отношения к безопасности детей. Это было начало, а потом они отказались продлевать нашу существующую лицензию. Мы не выступаем против лицензионного комитета или осуществления контроля и надзора со стороны властей. Наше ранчо – «открытая книга». Департамент по делам семьи посещал наше ранчо и беседовал с каждым из наших детей и сотрудников, совершил осмотр всех помещений и территории. Органы контроля в нашем округе прекрасно осведомлены о нашей работе.
В прессе появились множество неверных заявлений. Я не была против визита господина Астахова. У меня не было разрешения на его контакт с детьми от родителей, которые заявили мне, что не желают попасть в центр международного скандала. Они попросили нас не показывать их детей – не потому, что с детьми что-то не так. Просто родители не хотят быть в центре внимания международных СМИ. Им уже нелегко. Я знаю родителей, которые потратили сотни тысяч долларов, пытаясь помочь своим детям, оплачивая терапию, госпитализацию и другие процедуры. Мне жаль, что сложилась такая ситуация, но мы – часть ее решения, а не часть проблемы. Мы создаем правильную атмосферу для детей, и, как мне кажется, наш опыт мог бы быть полезен России – наша структура, наша система закрепления навыков, наша модель обеспечения потребностей детей – как психологических, так и физических. Что касается заявлений, что будто бы у нас нет врачей, – это неправда. У нас есть два медицинских центра, с врачами и медсестрами. У наших детей есть психолог, терапевт, доступ к медицинским препаратам в случае необходимости. Наша система безопасности отлажена.
Ю.С.: То есть вопрос о визите официальных российских лиц – это вопрос воли и согласия преимных родителей?
Д.С.: Совершенно точно. Нас посещали представители российского консульства – по-моему, либо в конце 2011 года, или в начале 2012 года. Это были представители генерального консульства в Вашингтоне и Сиэтле. Они обедали у меня, они сидели за моим столом. Эти люди побеседовали с детьми, сотрудниками ранчо, познакомились с работой нашей школы, с тем, как наши дети живут. У нас нет секретов. Я себя спрашиваю теперь – если эти дипломаты уже были на нашем ранчо – почему же они не могут сказать об этом визите господину Астахову? Они были очень любезны со мной тогда и даже принесли конфеты. Теперь я просто не понимаю сложившейся ситуации.
Ю.С.: Спасибо, Джойс. Мы будем оставать с вами на связи
