Ксения Туркова: Если говорить о вашем вкладе в расследование катастрофы МН17, вы проанализировали так называемый инверсионный след от ракеты и провели мини-расследование на основе фотографий?
Сергей Пархоменко: Речь шла об установлении конкретной точки, откуда произошел запуск ракеты, и получилось довольно точно, с разницей в несколько десятков метров. Но это совсем маленький элемент по сравнению с той колоссальной работой, которая была проделана и до того, и после того – как официальными расследователями, так и неофициальными для того, чтобы выяснить все подробности этой истории.
Была фотография в Твиттере, она получила довольно большой резонанс, и тогда никто не понимал, откуда она взялась. На снимке был след от взлетающей ракеты. И совершенно неожиданно со мной связался автор этого фото и прислал мне первичный файл – огромный, очень тяжелый.
Оказалось, что этот человек – профессиональный фотограф, у него была хорошая камера. Он жил в Торезе, недалеко от места катастрофы, и так получилось, что он стоял у окна в момент запуска ракеты и смотрел в нужную сторону. Когда он увидел этот след, он схватил камеру и сделал кадр из окна, а потом – выскочил из квартиры, поднялся на крышу и успел сделать еще один или два кадра. На этих кадрах были видны некоторые довольно характерные детали местности: все это можно было найти на спутниковых съемках, которые были в открытом доступе. Так вот, я стал все это совмещать, чтобы понять направление съемки. Таким образом я довольно точно определил ту точку, откуда был сделан запуск. Я показал эту точку и подробно описал все в статье для «Медузы». Впоследствии, когда следствие было завершено, оказалось, что я ошибся буквально на несколько десятков метров.
После этого расследования фотографа нашла нидерландская следственная группа. Они приехали к нему, и они попросили отдать им камеру – для следствия. А ему подарили другую, еще лучше.
К.Т. Насколько я помню, ему самому потом пришлось уехать?
С.П. Да, он перебрался через линию фронта и жил на территории, которую контролировала Украина. Потому что было понятно, что, в общем, несмотря на все предосторожности, вычислить его можно. И он очень опасался, что его вычислят. Я, честно говоря, не знаю, что стало с этим человеком потом, жив ли он сейчас. С тех пор мы с ним не общались. Так что сейчас заочно передаю привет и еще раз свою глубокую благодарность – не просто за работу, которую он проделал почти случайно, но и за то мужество, которое он продемонстрировал.
К.Т. Какую роль вообще сыграли именно журналисты в этом расследовании?
С.П. Огромную роль! Я хочу напомнить, что именно в связи с этой историей многие узнали о том, что такое Bellingcat, и о людях, которые придумали систему анализа данных с помощью разного рода автоматических программных инструментов. Не стоит забывать, что все это было еще до изобретения и развития того, что мы теперь называем искусственным интеллектом. Были, конечно, уже элементы этих технологий, но они были не очень развиты – все-таки это было десять лет назад, и очень многое приходилось делать вручную, а для этого, в свою очередь, нужно было очень много волонтеров. Они исследовали огромное количество постов и фотографий в социальных сетях: прежде всего во ВКонтакте, отчасти в Фейсбуке, в Твиттере и в Одноклассниках. И очень далеко продвинули всю эту технологию, они научились при помощи спутниковых снимков определять точное место, где сделана фотография. Иногда это приходилось это делать по косвенным признакам местности: где-то характерный дом или какие-то деревья, какой-то кусочек пейзажа, где-то у дороги стоит рекламный билборд и так далее. Все это очень эффективно научились делать. И сейчас благодаря этому мы знаем весь путь установки «Бук» – как он ехал из Псковской области туда на позицию, как он возвращался обратно, кто его встречал, кто его вел, кто его провожал. Вся эта информация была собрана журналистами и передана следственной группе, а им осталось только все перепроверить и собрать дополнительные доказательства того, что эти сведения корректны.
К.Т. Вы упомянули, что технологии сильно продвинулись за эти годы. Если на расследование того, что случилось с Боингом, ушло восемь лет, то можно ли надеяться на то, что на расследование, например, преступлений в Буче уйдет гораздо меньше времени?
С.П. На это можно не просто рассчитывать – это факт. Известно, что в Буче работали большие команды расследователей. И действительно, были привлечены и спутниковые съемки. Помните публикации в «Нью-Йорк Таймс», где очень подробно все было описано? На фото были видны конкретные тела в конкретных позах, лежащие на конкретных местах. И можно было сопоставить это со съемками с камер, которые там работали до этого – и увидеть этих людей живыми. Вот он был живой, вот он идет по улице, а вот он уже лежит мертвый. Так что огромное количество этой информации собрано. И действительно, опыт, который был приобретен на том расследовании десятилетней давности, очень помог продвинуться. Перекрестный синтетический анализ данных, конечно, зашел очень далеко.
К.Т. Но технологии расследования продвигаются, а вот механизмы российской пропаганды, кажется, не очень, потому что используются те же самые приемы сейчас, после Бучи, которые использовались тогда, когда был сбит Боинг.
С.П. Ну да, они работают, эти приемы, мы видим, что они оказываются достаточно эффективны. Они производят впечатление на огромное количество людей и позволяют людям говорить, что имеются некие «альтернативные факты». Как говорится, «у вас такое мнение, а у меня другое». Хотя в одном случае речи о других мнениях не идет. Самый яркий пример такой манипуляции – это история про исследование повреждений, которые на сбитом Боинге. Известно, что голландская международная следственная группа провела абсолютно уникальный эксперимент: они собрали, сложили из обломков, в том числе мельчайших фрагментов самолета, часть фюзеляжа, и проанализировали все повреждения, которые на нем были, и те элементы, которыми эти повреждения были нанесены. Они полностью восстановили картину, где именно произошел взрыв, с точностью до нескольких миллиметров. Кроме того, они исследовали еще и аудиозапись, которая сохранилась на регистраторе этого самолета, и смогли установить направление и источник этого звука.
В то же самое время на полигоне в России, в военном институте, который занимался производством и отладкой ракет, привезли кусок похожего самолета, установили его там, потом рядом с ним, в абсолютно в произвольном месте, установили ракету, взорвали ее, а потом сказали: «Видите, следы вообще не похожи».
Вот, собственно, и разница. Хотя все эти «альтернативные факты» были последовательно опровергнуты. Были опровергнуты фальшивые съемки каких-то пролетающих самолетов, какие-то летчики, которые вдруг в чем-то там признавались, другие точки запуска, которые не имели никакого отношения к реальности – и так далее, и так далее.
К.Т. Что вам давало уверенность в том, что виновные будут найдены, установлены и что все будет расследовано?
С.П. Внимательное наблюдение за расследованием. Потому что за этим за всем можно было следить. Сравнивая данные, складывая все это, наблюдая, как работают одни, как работают другие, внимательно наблюдая, ты начинал понимать, что одни работают профессионально, а другие врут, бесконечно врут. И тактика у них очень простая: наполнить пространство, наполнить его как можно большим количеством одновременно демонстрируемых, бессмысленных, абсурдных версий. Ведь одновременно существовала версия о том, что никакого самолета не было; версия о том, что он был наполнен какими-то старыми замороженными трупами; версия о том, что его взорвали изнутри; версия о том, что его сбила ракета, но она была запущена совсем не оттуда и не тогда. Это была тактика, ее было видно очень ясно, она очень была заметна, и понятна, а потому вранье так легко было обнаружить.
Форум