МОСКВА —
Джеймс ЛяРу (James LaRue) c 1990 возглавляет библиотеки округа Даглас, штат Колорадо. Он автор книги «Новая инквизиция» (The New Inquisition: Understanding and Managing Intellectual Freedom Challenges) о проблемах с цензурой и интеллекутальной собственностью в современном обществе, и лауреат ряда профессиональных премий.
ЛяРу на своем примере продемонстрировал – как могут и как должны меняться библиотеки в современном мире.
Анастасия Лаукканен: Говорят, что за всю жизнь вы не убрали из библиотечного фонда ни одной книги. Это действительно так?
Джеймс ЛяРу: Мне кажется, что цензура в России и цензура в США – очень различаются. В США, например, закреплено законом очень важное для нас право на свободу слова.
Поэтому какое-то сообщество или просто читатель библиотеки может потребовать, чтобы какую-то оскорбительную для него книгу изъяли из библиотеки. После такого заявления книгу читаю я, и после этого беседую с заявителем.
А.Л.: Вы пытаетесь убедить его не пытаться убрать эту книгу?
Д.Л.: Нет, это всегда разговор. Я спрашиваю: «Пожалуйста, объясните, в чем причина вашего беспокойства?». Потом я говорю: «Давайте проверим, понял ли я вас правильно».
Если он подтверждает точность моего понимания, я говорю: «Мне очень жаль, что вы нашли это оскорбительным. Но нашли ли вы в библиотеке то, что искали? Не то, что не хотели найти, а то, что вам было действительно нужно?».
А потом я принимаю окончательное решение. Иногда приходится просто что-то изменить. Например, изначально мы решили, что книга детская, а недовольный утверждает, что она не годится для детей – я могу приказать поместить ее в раздел для взрослых читателей.
Иногда спорная книга мне так нравится, что я решаю, что нам требуется больше экземпляров.
Я могу изъять книгу из библиотечного фонда – три раза я именно так и делал. Но не потому, что согласен с жалобщиком.
Я смотрел на ту книгу и понимал, что она настолько старая, что нам вообще не нужно ее больше хранить. Я лучше заменю ее, либо новым изданием, либо новой книгой по той же теме. То есть, я могу убрать книгу, но не из-за содержания, а из-за старости.
А.Л.: И это была единственная причина?
Д.Л.: Да. Вам это сложно понять, потому что я вижу большую разницу между самой библиотечной концепцией в США и в России. Одна из причин заключается, конечно, в том, что ваша литература намного древнее нашей – мы же молодая страна.
Вчера в московской библиотеке я увидел книгу 15 века. Моей страны не существовало в тот момент.
Я вижу, что главная задача российских библиотек – сохранение. Все, что вы получаете, вы храните. Ваши библиотеки ломятся от книг, ведь вы не избавляетесь ни от одной из них.
В США же делается упор на развитие. Я закупаю самые новые и самые интересные книги. И я ставлю их на самое видное место, на стеклянную витрину, а не запираю в шкаф. Но если никто не берет книгу хотя бы семь раз в год, я отдаю ее на распродажу, отдаю ее школам, церквям… Здесь совершенно другая психология! Вы согласны?
А.Л.: Да, мне немного сложно это понять… Но библиотекам нужна какая-то цензура?
Д.Л.: Был очень серьезный момент, когда библиотеки в США приспосабливались к Интернету. Все началось кажется, в 1996 году. Уже через два года у 97% американских библиотек был доступ во Всемирную Сеть.
Это стало серьезным испытанием, многие родители стали пытаться оградить от Интернета своих детей. Потому что, сперва в Интернете появилась научная информация, а сразу следом за ней пришла порнография.
И началось колоссальное давление, чтобы библиотеки устанавливали интернет-фильтры.
И некоторые библиотеки, действительно, заблокировали доступ ко всему, что относилось к теме секса.
Но на самом деле, в чем причина беспокойства? – В доступе детей к порнографическим изображениям. Так вот, мы не блокируем сайты по категориям, как это, кажется, принято в России.
Государство, пытаясь защитить детей, приказало нам закупить специальное программное обеспечение. Каждый день этот сервис обновляет список сайтов с порно-изображениями. И если кто-то из библиотеки зайдет на такой сайт, то изображения на нем будут заблокированы – ведь проблема именно в них. Но текст можно будет читать.
Поэтому, теоретически, можно читать какие-нибудь неприличные сайты в библиотеке, мы об этом просто не узнаем. Потому что мы не фильтруем слова, а только картинки.
А.Л.: Когда в России начал действовать новый закон об интернет-фильтрации, звучало мнение, что Интернету необходимы определенные правила цензуры, без них будет только хуже. Вы согласны с этим?
Д.Л.: Абсолютно нет. Начиная, хотя бы с того, что, закон можно крайне широко интерпретировать. Любой контроль над информацией можно использовать в чьих-либо целях. Я считаю, что запрет на доступ к информации намного опаснее, чем доступ к опасной информации.
А.Л.: В США интернет-журналистика каким-либо образом подвергается цензуре?
Д.Л.: Нет. Как мне кажется, лучшая защита от цензуры – разнообразие и богатство информации. Проблема в том, как там найти что-нибудь достойное и качественное. В США сейчас столько источников информации, что людям приходится выбирать: что им читать и чему доверять. И они читают только то, с чем они точно, заранее согласны.
Это усугубляется тем, что газеты умирают. Из-за того, что реклама перемещается в Интернет, закрываются даже старейшие, уважаемые газеты.
Мне крайне интересна эта тема, потому что когда люди пишут в социальных сетях или блогах, они пишут о новостях. А что произойдет, если новостей не будет?
На местном уровне исчезновение газет – очень серьезная проблема. Я думаю, что сейчас мы – как нация – пытаемся ответить на вопрос: что будет с местными новостями, если не останется газет? Не все могут писать новости так, как это делают профессиональные журналисты.
И знаете, что я думаю? - Библиотеки могут создать отделы новостей.
А.Л.: Каким образом?
Д.Л.: У нас в городе есть местная газета. Я пришел в редакцию и сказал: «Вы делаете специальные выпуски. Я хочу заказать у вас 15-20 статей об экономическом развитии нашего города. Сколько это будет стоить?».
Они назвали цену – пять тысяч долларов. Я принял это условие: «Моя библиотека и консультанты к вашим услугам.
Я не буду контролировать содержания статей, но библиотека может помочь с исследованиями и сбором фактов. Вы опубликуете это на сайте газеты, а мы – на сайте библиотеки и свяжем статьи ссылками.
Мы будем продвигать и библиотеку и газету одновременно. В библиотеке мы также сохраним бумажную копию».
Разве это не хороший пример партнерства? Все прошло замечательно, я был очень доволен результатом. И газете это тоже так понравилось, что они даже не взяли с нас пять тысяч долларов. А я ведь дважды спрашивал!
Это заставило меня еще раз задуматься о том, что библиотеки – это источник информации, которому доверяют. Потому что у нас нет редакционной политики. Мы можем найти и предоставить всю информацию. Нас никто не пытается контролировать.
Так, может быть, библиотеки могли бы нанимать журналистов и открывать отделы новостей. Все можно было бы найти на сайте библиотеки, и в библиотеке искать более детальную информацию по теме. Я думаю, это интересная возможность.
А.Л.: У Вас есть еще идеи развития библиотек?
Д.Л.: Да, например, открыть издательский дом. С развитием электронных книг это особенно интересно. Я приду к автору, и предложу ему издать книгу при помощи библиотеки. При помощи нашего архива он сможет написать прекрасную книгу, все наши консультанты будут ему помогать.
Это будет электронная книга в нашей базе, я буду продвигать ее. А когда кто-то захочет ее купить, 90% денег пойдет автору, а 10% денег пойдет в библиотеку.
Вообще, развитие Интернета, электронных книг, электронной журналистики, все это можно назвать известным термином – «творческое разрушение». Старое уходит, и мы стремительно создаем новое.
А.Л.: У вас совершенно оригинальный подход к развитию библиотек…
Д.Л.: Да, потому что я не воспринимаю их как музеи книг, как это происходит в России. В таких музеях остается мало места для людей и проектов. Наш подход – это продвижение, едва ли не реклама. Надо, чтобы люди приходили в библиотеки, потому что это – общественный центр, очень живое место.
Когда я только пришел работать в свою библиотеку, это была одна из худших публичных библиотек штата. Через 16 лет мы стали лучшей публичной библиотекой страны.
Первое, что я спросил тогда: сколько домохозяйств в округе записаны в нашу библиотеку? Ответ был – 51%. Не так плохо. Мне говорили, что в Москве это около 30%?
Мы начали целую компанию по работе с детьми. Три раза в день можно привести детей в библиотеку. Мы читаем им книги, играем с ними, устраиваем кукольные представления, танцуем…
Сейчас многие библиотеки так делают. Мне кажется, это очень важно по нескольким причинам. Дети хотят вернуться в библиотеку, и они приводят с собой родителей. И так в библиотеку приходит все больше и больше людей.
А кроме этого, исследования показывают, что самый плодотворный возраст в жизни человека – от нуля до трех лет. И если мы в этот момент говорим ребенку о хороших книгах, это делает его умнее, учит сопереживать. Мне кажется, это очень верная стратегия для библиотек.
Мы пригласили специалистов по маркетингу и попросили их проанализировать все наши бумаги, начиная от карточек абонементов и заканчивая визитками. Мы хотели стать более эффективными, но также стать более публичными. Библиотекам необходимо общение.
Ведь многие из нас ходят в библиотеку детьми, но позднее мы забываем о библиотеках.
Но в жизни человека всегда что-то случается. Например, он теряет работу и ему нужно подготовить новое резюме, нужно научиться ухаживать за заболевшим родственником, нужно подготовиться к рождению ребенка...
Многие люди вернутся в библиотеки, если им напомнить, что библиотеки есть. Поэтому мы наняли профессионального рекламщика и попросили его составить нам план работы. Через два года работы у нас были записаны люди уже из 65% местных семей.
Потом мы решили начать общение с нашими посетителями. И мы вышли из стен библиотеки. Я прихожу, например, к вам. Вы журналист, поэтому я не буду спрашивать: как может помочь библиотека в вашей работе? Потому что вы еще не знаете этого.
Вместо этого я спрошу: «Какие у вас есть проблемы, как у журналиста?». Потом я вернусь к своим коллегам в библиотеке и спрошу их, что мы можем сделать, чтобы помочь журналисту.
Еще пример такого общения – опросы. Я спрашиваю людей, что у них играет в машине – все они отвечают, что ставят CD с любимой музыкой. В библиотеке мы понимаем, что нам больше не нужны аудиокассеты, а нужны CD.
Потому что мы должны отслеживать изменения и адаптироваться к ним. Мы стремились узнать, как живет наше сообщество, и мы изменились, чтобы, так сказать, лучше «танцевать с партнером».
Еще через два года у нас было уже 84%. Потому что мы пытаемся отвечать на вопросы, которые люди никогда бы нам не задали, просто потому, что они не вспомнили о нас.
А.Л.: Как много таких людей, как вы, работает в американских библиотеках?
Д.Л.: Ну, мы библиотека «номер один» в стране. Но таких библиотек становится все больше.
ЛяРу на своем примере продемонстрировал – как могут и как должны меняться библиотеки в современном мире.
Анастасия Лаукканен: Говорят, что за всю жизнь вы не убрали из библиотечного фонда ни одной книги. Это действительно так?
Джеймс ЛяРу: Мне кажется, что цензура в России и цензура в США – очень различаются. В США, например, закреплено законом очень важное для нас право на свободу слова.
Поэтому какое-то сообщество или просто читатель библиотеки может потребовать, чтобы какую-то оскорбительную для него книгу изъяли из библиотеки. После такого заявления книгу читаю я, и после этого беседую с заявителем.
А.Л.: Вы пытаетесь убедить его не пытаться убрать эту книгу?
Д.Л.: Нет, это всегда разговор. Я спрашиваю: «Пожалуйста, объясните, в чем причина вашего беспокойства?». Потом я говорю: «Давайте проверим, понял ли я вас правильно».
Если он подтверждает точность моего понимания, я говорю: «Мне очень жаль, что вы нашли это оскорбительным. Но нашли ли вы в библиотеке то, что искали? Не то, что не хотели найти, а то, что вам было действительно нужно?».
А потом я принимаю окончательное решение. Иногда приходится просто что-то изменить. Например, изначально мы решили, что книга детская, а недовольный утверждает, что она не годится для детей – я могу приказать поместить ее в раздел для взрослых читателей.
Иногда спорная книга мне так нравится, что я решаю, что нам требуется больше экземпляров.
Я могу изъять книгу из библиотечного фонда – три раза я именно так и делал. Но не потому, что согласен с жалобщиком.
Я смотрел на ту книгу и понимал, что она настолько старая, что нам вообще не нужно ее больше хранить. Я лучше заменю ее, либо новым изданием, либо новой книгой по той же теме. То есть, я могу убрать книгу, но не из-за содержания, а из-за старости.
А.Л.: И это была единственная причина?
Д.Л.: Да. Вам это сложно понять, потому что я вижу большую разницу между самой библиотечной концепцией в США и в России. Одна из причин заключается, конечно, в том, что ваша литература намного древнее нашей – мы же молодая страна.
Вчера в московской библиотеке я увидел книгу 15 века. Моей страны не существовало в тот момент.
Я вижу, что главная задача российских библиотек – сохранение. Все, что вы получаете, вы храните. Ваши библиотеки ломятся от книг, ведь вы не избавляетесь ни от одной из них.
В США же делается упор на развитие. Я закупаю самые новые и самые интересные книги. И я ставлю их на самое видное место, на стеклянную витрину, а не запираю в шкаф. Но если никто не берет книгу хотя бы семь раз в год, я отдаю ее на распродажу, отдаю ее школам, церквям… Здесь совершенно другая психология! Вы согласны?
А.Л.: Да, мне немного сложно это понять… Но библиотекам нужна какая-то цензура?
Д.Л.: Был очень серьезный момент, когда библиотеки в США приспосабливались к Интернету. Все началось кажется, в 1996 году. Уже через два года у 97% американских библиотек был доступ во Всемирную Сеть.
Это стало серьезным испытанием, многие родители стали пытаться оградить от Интернета своих детей. Потому что, сперва в Интернете появилась научная информация, а сразу следом за ней пришла порнография.
И началось колоссальное давление, чтобы библиотеки устанавливали интернет-фильтры.
И некоторые библиотеки, действительно, заблокировали доступ ко всему, что относилось к теме секса.
Но на самом деле, в чем причина беспокойства? – В доступе детей к порнографическим изображениям. Так вот, мы не блокируем сайты по категориям, как это, кажется, принято в России.
Государство, пытаясь защитить детей, приказало нам закупить специальное программное обеспечение. Каждый день этот сервис обновляет список сайтов с порно-изображениями. И если кто-то из библиотеки зайдет на такой сайт, то изображения на нем будут заблокированы – ведь проблема именно в них. Но текст можно будет читать.
Поэтому, теоретически, можно читать какие-нибудь неприличные сайты в библиотеке, мы об этом просто не узнаем. Потому что мы не фильтруем слова, а только картинки.
А.Л.: Когда в России начал действовать новый закон об интернет-фильтрации, звучало мнение, что Интернету необходимы определенные правила цензуры, без них будет только хуже. Вы согласны с этим?
Д.Л.: Абсолютно нет. Начиная, хотя бы с того, что, закон можно крайне широко интерпретировать. Любой контроль над информацией можно использовать в чьих-либо целях. Я считаю, что запрет на доступ к информации намного опаснее, чем доступ к опасной информации.
А.Л.: В США интернет-журналистика каким-либо образом подвергается цензуре?
Д.Л.: Нет. Как мне кажется, лучшая защита от цензуры – разнообразие и богатство информации. Проблема в том, как там найти что-нибудь достойное и качественное. В США сейчас столько источников информации, что людям приходится выбирать: что им читать и чему доверять. И они читают только то, с чем они точно, заранее согласны.
Это усугубляется тем, что газеты умирают. Из-за того, что реклама перемещается в Интернет, закрываются даже старейшие, уважаемые газеты.
Мне крайне интересна эта тема, потому что когда люди пишут в социальных сетях или блогах, они пишут о новостях. А что произойдет, если новостей не будет?
На местном уровне исчезновение газет – очень серьезная проблема. Я думаю, что сейчас мы – как нация – пытаемся ответить на вопрос: что будет с местными новостями, если не останется газет? Не все могут писать новости так, как это делают профессиональные журналисты.
И знаете, что я думаю? - Библиотеки могут создать отделы новостей.
А.Л.: Каким образом?
Д.Л.: У нас в городе есть местная газета. Я пришел в редакцию и сказал: «Вы делаете специальные выпуски. Я хочу заказать у вас 15-20 статей об экономическом развитии нашего города. Сколько это будет стоить?».
Они назвали цену – пять тысяч долларов. Я принял это условие: «Моя библиотека и консультанты к вашим услугам.
Я не буду контролировать содержания статей, но библиотека может помочь с исследованиями и сбором фактов. Вы опубликуете это на сайте газеты, а мы – на сайте библиотеки и свяжем статьи ссылками.
Мы будем продвигать и библиотеку и газету одновременно. В библиотеке мы также сохраним бумажную копию».
Разве это не хороший пример партнерства? Все прошло замечательно, я был очень доволен результатом. И газете это тоже так понравилось, что они даже не взяли с нас пять тысяч долларов. А я ведь дважды спрашивал!
Это заставило меня еще раз задуматься о том, что библиотеки – это источник информации, которому доверяют. Потому что у нас нет редакционной политики. Мы можем найти и предоставить всю информацию. Нас никто не пытается контролировать.
Так, может быть, библиотеки могли бы нанимать журналистов и открывать отделы новостей. Все можно было бы найти на сайте библиотеки, и в библиотеке искать более детальную информацию по теме. Я думаю, это интересная возможность.
А.Л.: У Вас есть еще идеи развития библиотек?
Д.Л.: Да, например, открыть издательский дом. С развитием электронных книг это особенно интересно. Я приду к автору, и предложу ему издать книгу при помощи библиотеки. При помощи нашего архива он сможет написать прекрасную книгу, все наши консультанты будут ему помогать.
Это будет электронная книга в нашей базе, я буду продвигать ее. А когда кто-то захочет ее купить, 90% денег пойдет автору, а 10% денег пойдет в библиотеку.
Вообще, развитие Интернета, электронных книг, электронной журналистики, все это можно назвать известным термином – «творческое разрушение». Старое уходит, и мы стремительно создаем новое.
А.Л.: У вас совершенно оригинальный подход к развитию библиотек…
Д.Л.: Да, потому что я не воспринимаю их как музеи книг, как это происходит в России. В таких музеях остается мало места для людей и проектов. Наш подход – это продвижение, едва ли не реклама. Надо, чтобы люди приходили в библиотеки, потому что это – общественный центр, очень живое место.
Когда я только пришел работать в свою библиотеку, это была одна из худших публичных библиотек штата. Через 16 лет мы стали лучшей публичной библиотекой страны.
Первое, что я спросил тогда: сколько домохозяйств в округе записаны в нашу библиотеку? Ответ был – 51%. Не так плохо. Мне говорили, что в Москве это около 30%?
Мы начали целую компанию по работе с детьми. Три раза в день можно привести детей в библиотеку. Мы читаем им книги, играем с ними, устраиваем кукольные представления, танцуем…
Сейчас многие библиотеки так делают. Мне кажется, это очень важно по нескольким причинам. Дети хотят вернуться в библиотеку, и они приводят с собой родителей. И так в библиотеку приходит все больше и больше людей.
А кроме этого, исследования показывают, что самый плодотворный возраст в жизни человека – от нуля до трех лет. И если мы в этот момент говорим ребенку о хороших книгах, это делает его умнее, учит сопереживать. Мне кажется, это очень верная стратегия для библиотек.
Мы пригласили специалистов по маркетингу и попросили их проанализировать все наши бумаги, начиная от карточек абонементов и заканчивая визитками. Мы хотели стать более эффективными, но также стать более публичными. Библиотекам необходимо общение.
Ведь многие из нас ходят в библиотеку детьми, но позднее мы забываем о библиотеках.
Но в жизни человека всегда что-то случается. Например, он теряет работу и ему нужно подготовить новое резюме, нужно научиться ухаживать за заболевшим родственником, нужно подготовиться к рождению ребенка...
Многие люди вернутся в библиотеки, если им напомнить, что библиотеки есть. Поэтому мы наняли профессионального рекламщика и попросили его составить нам план работы. Через два года работы у нас были записаны люди уже из 65% местных семей.
Потом мы решили начать общение с нашими посетителями. И мы вышли из стен библиотеки. Я прихожу, например, к вам. Вы журналист, поэтому я не буду спрашивать: как может помочь библиотека в вашей работе? Потому что вы еще не знаете этого.
Вместо этого я спрошу: «Какие у вас есть проблемы, как у журналиста?». Потом я вернусь к своим коллегам в библиотеке и спрошу их, что мы можем сделать, чтобы помочь журналисту.
Еще пример такого общения – опросы. Я спрашиваю людей, что у них играет в машине – все они отвечают, что ставят CD с любимой музыкой. В библиотеке мы понимаем, что нам больше не нужны аудиокассеты, а нужны CD.
Потому что мы должны отслеживать изменения и адаптироваться к ним. Мы стремились узнать, как живет наше сообщество, и мы изменились, чтобы, так сказать, лучше «танцевать с партнером».
Еще через два года у нас было уже 84%. Потому что мы пытаемся отвечать на вопросы, которые люди никогда бы нам не задали, просто потому, что они не вспомнили о нас.
А.Л.: Как много таких людей, как вы, работает в американских библиотеках?
Д.Л.: Ну, мы библиотека «номер один» в стране. Но таких библиотек становится все больше.
