Что происходит сегодня в Иране? И можно ли хотя бы приблизительно предсказать дальнейшее развитие событий? Не приближается ли режим аятолл к своему историческому финалу? Дискуссии на эту тему приобретают тем более острый характер, что за пределами Исламской республики не так уж много известно о деталях ее внутриполитической жизни – тех самых деталях, которые в дни стремительных перемен порой приобретают решающее значение. Поэтому Русская служба «Голоса Америки» и обратилась за комментарием к московскому историку-иранисту и политическому обозревателю Владимиру Сажину, на протяжении многих лет изучающему политическую систему современного Ирана. Следует упомянуть и о другом: Владимир Игоревич находился в Тегеране во время июньских президентских выборов и своими глазами наблюдал, как начиналось противостояние, продолжающееся по сей день.
Алексей Пименов: Владимир Игоревич, как бы вы прокомментировали нынешние действия иранской оппозиции?
Владимир Сажин: Сегодня в Иране происходят очень серьезные события. Но начались они не сейчас, а 12 июня или даже раньше – во время подготовки к президентским выборам. Именно тогда взорвался этот запал: обнажились противоречия, исподволь дававшие знать о себе на протяжении всего последнего десятилетия. И режиму, несомненно, нанесен очень мощный удар. Но говорить, что на очереди – распад государственной системы, некогда созданной аятоллой Хомейни, пока рано.
А.П.: Что же все-таки происходит в стране?
В.С.: После летнего спада произошла консолидация оппозиции. И, что не менее существенно: оппозиция изменила тактику – и теперь действует, я бы сказал, по расписанию курьерского поезда. Началось все 4 ноября – в так называемый Национальный день борьбы с высокомерием и угнетением в мире. Были официальные торжества – посвященные главным образом годовщине захвата американского посольства. В Тегеране прошли официальные антиамериканские демонстрации, но одновременно и оппозиция провела свою манифестацию – правда, в другом конце Тегерана. И вновь прозвучало неизменное требование: «Долой Ахмадинежада!»
Седьмого декабря – в День студента – на митинг оппозиции пришло еще больше народу. А затем – 21 декабря – умер опальный аятолла Монтазери – духовный лидер оппозиции. Когда-то – после смерти Хомейни это был, так сказать, номер один… Однако в высших клерикальных кругах Ирана было решено выдвинуть в преемники другого аятоллу – Али Хаменеи. Монтазери ушел в подполье, возглавив духовную, интеллектуальную, клерикальную оппозицию режиму. Он возражал даже против чрезмерной, по его мнению, роли духовного лидера в государственных делах.
… И вот, когда аятолла Монтазери умер, власти совершили большую глупость. Они не разрешили провести траурные митинги. Но оппозиция все равно выступила со своими требованиями. А затем все пошло, так сказать, по накатанной: не забудем, что 27 декабря – день Ашура – святой день для шиитов. В общем, выступления продолжались три дня...
А.П.: Просматривается ли в действиях оппозиции какое-то организующее начало?
В.С.: Я бы сказал, что революционного штаба – как когда-то у Ленина и Троцкого – у иранской оппозиции нет. На первые митинги люди выходили просто по звонкам мобильных телефонов, по эсэмэскам. Связывались друг с другом по Интернету… Но целенаправленного руководства процессом я, честно говоря, не вижу. Впрочем, тут действуют и другие факторы: в стране гибнут люди, многие находятся в застенках. Осуждено около ста человек, причем пятеро приговорены к смертной казни, а около восьмидесяти человек получили сроки до пятнадцати лет. Все это явно не улучшает образ режима – не только за рубежом, но и внутри страны.
А.П.: Иными словами, сама обстановка в стране оказывает революционизирующее воздействие на ее жителей?..
В.С.: Знаете, говорить о революции я бы все-таки не стал. Все-таки реальных сил у оппозиции мало. Но не менее существенно и другое: в большинстве своем оппозиционеры выступают против личности Ахмадинежада. А также против его окружения. А вот тех, кто выступает против духовного лидера, значительно меньше. Еще меньше тех, кого не устраивает сама система исламского правления, согласно которой страну должен возглавлять высший шиитский лидер. И уж совсем мало тех, кто стремится эту систему разрушить. Короче говоря, от единства сегодняшняя оппозиция далека.
А.П.: Можно ли говорить о какой-то позитивной программе? Хотя бы самой общей?
В.С.: Я бы сформулировал ее так: изменить внутреннюю и внешнюю политику страны – прежде всего с тем, чтобы улучшить ее имидж. Во имя того, чтобы Иран стал региональной супердержавой. И в этом смысле больших различий между режимом и оппозицией нет. И разумеется, не следует забывать и того, что, помимо всего прочего, в Иране просто идет борьба между группировками – за политическое влияние, власть и финансовые рычаги.
А.П.: А как бы вы охарактеризовали эти группировки?
В.С.: Их довольно много. Но есть, пожалуй, три главные силы. Во-первых – радикалы, причем, на что я бы обратил особое внимание, – не только исламистские. Есть и радикалы иного толка – вдохновляющиеся персидским национализмом. Есть прагматики – это главным образом религиозные деятели и интеллигенция; их лидер – Хашеми Рафсанджани. И, наконец, существует либеральное направление, возглавляемое Мохаммадом Хатами. Но все дело в том, что, как рассказывают сами иранцы, в каждой из этих группировок тоже есть свои радикалы, свои центристы. А кроме них – еще и люди, чьи взгляды довольно сильно отличаются от взглядов большинства. Таким образом, можно говорить о девяти группировках. В общем, картина довольно сложная и очень напоминающая броуновское движение. Во всех случаях многое зависит от личности лидера. И сравнивать все это с западными политическими системами довольно трудно.
А.П.: А возможны ли в данном случае хоть какие-нибудь параллели? Например – с брежневским Советским Союзом?
В.С.: И да, и нет. Нынешняя Исламская республика действительно очень напоминает СССР – но только не на брежневском этапе, а на гораздо более раннем – сталинском. По существу, все то, что происходит сегодня, началось в 2005 году – с приходом к власти президента Ахмадинежада. Человека светского. Инженера по профессии. Но – инженера, воспитанного Корпусом стражей Исламской революции (КСИР). И это – самое важное. Потому что на протяжении всех последних лет в Иране идет постепенное устранение старых революционеров – мулл в чалмах – тех, что когда-то возглавляли революцию.
А.П.: Кто же приходит им на смену?
В.С.: Обычно это люди, которым сегодня под пятьдесят или за пятьдесят… И в большинстве своем это выходцы из спецслужб – прежде всего из КСИРа. А старых революционеров, повторяю, убирают – совсем как у нас в тридцатые годы.
А.П.: Владимир Игоревич, какова подлинная роль Корпуса стражей Исламской революции в сегодняшнем Иране?
В.С.: Видите ли, КСИР – это сложная система. В первую очередь это – одна из двух частей иранских вооруженных сил – наряду с армией. И кстати, отношения между ними всегда были враждебными. На низовом уровне это выражалось в драках и поножовщине, а повыше – в политических интригах. Но кроме того, КСИР – это идеологическая система, причем влияние этой системы распространяется и на заграницу. В наши дни могущество КСИРа стремительно растет. Вот один из самых ярких примеров: Ахмадинежаду удалось сделать ксировца министром обороны. Мало того: КСИР все более явно контролирует экономическую жизнь страны. Это относится прежде всего к большинству внебюджетных финансовых источников. Ну, а кроме того, КСИР просто контролирует многие отрасли промышленности: прежде всего – всю военную, включая продажу и закупки вооружений. А также и нефтегазовую. И вот результат: Иран все более явно превращается в милитаристское государство.
А.П.: Как реагирует на все это иранское общество?
В.П.: Конечно, многие недовольны. И весьма существенный фактор – это недовольство многих великих аятолл. Сегодня можно говорить о расколе духовенства. Этот раскол идет по разным направлениям и углубляется. И все-таки большинство населения поддерживает Ахмадинежада. Да, во время выборов имели место фальсификации. Но я полагаю, что и без них большинство голосов досталось бы ему… Тут дело вот в чем: против Ахмадинежада выступают крупные города – Тегеран, Тебриз, Шираз. Но большинство иранцев живет не в этих городах.
А.П.: И борьба вокруг иранской ядерной программы…
В.С.: Конечно, она играет огромную пропагандистскую роль. Более того, она, так сказать, склеивает все эти расколы, скрепляет все эти структуры. Причем необходимо учесть, что иранская пропаганда строится очень хитро. Они ведь не говорят, что, к примеру, США вовсе не против того, чтобы в Иране развивалась мирная ядерная энергетика. Нет, дело изображается так, словно Америка, да и весь Запад стремятся лишить Иран высоких технологий. И в действительности они, я уверен, идут к бомбе. И не пойдут на компромиссы…
А.П.: Вернемся к противостоянию властей и оппозиции. Кто осуществляет репрессии в сегодняшнем Иране?
В.С.: Да, репрессии нарастают, хотя, конечно, и не такие грозные, как когда-то в СССР. А главная сила, их осуществляющая, – это так называемый «Басидж», или «мобилизация» (полное название «Организация мобилизации обездоленных иранского народа»). Официально это – народное ополчение, а по существу – одна из структур Корпуса стражей Исламской революции, причем представляющая собой централизованную войсковую систему. Кстати, именно здесь готовят резерв для боевых частей КСИРа. Ну, а кроме того, «Басидж» бросают, так сказать, в прорыв, когда возникает сложная ситуация… И вот характерный пример: когда я был в Тегеране во время июньских демонстраций, то там в первые дни и полиции-то не было видно. А вот басиджевцы были повсюду. И любопытно, что привозили их из провинции. Многие из них и на фарси-то как следует не говорили. Вот и создавалось впечатление: дескать, сам народ – без всякой полиции – дает отпор оппозиционерам…
А.П.: Как, на ваш взгляд, события будут развиваться дальше?
В.С.: Когда-то президент-реформист Хатами стремился внести изменения в систему государственной власти. Он пытался ограничить власть духовного лидера – и расширить власть президентскую. Сделать это он намеревался, внеся соответствующие поправки в конституцию. Впрочем, достичь этой цели ему не удалось.
А вот у Ахмадинежада нечто подобное может получиться – причем без всяких конституционных изменений. Но вполне можно допустить, при той огромной поддержке Корпуса стражей Исламской революции, которой он располагает, что он будет выполнять роль главы государства, тогда как верховный лидер – тяжелобольной аятолла Хаменеи – станет, так сказать, олицетворением Исламской республики. Другое дело – что мировому сообществу это ничего хорошего не сулит…
