Что позволило Александру Лукашенко так долго оставаться «последним диктатором Европы»? Почему начались столь массовые протесты в Беларуси? Чем может завершиться противостояние Лукашенко и протестующих?
На эти и другие вопросы Русской службе «Голоса Америки» ответил Эндрю Уилсон, профессор школы славянских и восточноевропейских исследований Университетского колледжа Лондона (Andrew Wilson, University College London), автор книги «Беларусь: последняя диктатура Европы» («Belarus: The Last European Dictatorship»).
М. Г.: Почему, по вашему мнению, именно сейчас мы наблюдаем столь массовые протесты в Беларуси?
Э.У.: Мы видели протесты и в 2017 году, ставшие в какой-то мере предвестниками событий, которые мы наблюдаем теперь. Тогда протесты были вызваны скорее социально-экономическими, а не политическими причинами, в частности, введенным «налогом на тунеядство». Это привело к тому, что так называемая электоральная база Лукашенко – пожилые люди, безработные, занятые неполный рабочий день – присоединилась к протестам. Таким образом, мы увидели на них не только профессиональную оппозицию, политическую оппозицию. В этом году мы наблюдаем подобный феномен уже в гораздо большем масштабе: значительное гражданское движение белорусов, протестующих по всей стране. То, как правительство Беларуси справлялось, а точнее – не справлялось с пандемией коронавируса, также можно считать одной из причин, спровоцировавших начало протестов.
Есть и другие объяснения. В этом году власти не очень успешно «справились» с выборами: они позволили выделиться популярным кандидатам, не зная, что с ними делать, и в итоге сняли их с выборов. Но позволили участвовать в выборах их «заменителям», например, жене Сергея Тихановского Светлане Тихановской. Таким образом, хотя режим и запретил оппозицию, но не смог остановить ее.
Но наибольшей ошибкой стали грубые, масштабные фальсификации на выборах. Лукашенко сходили с рук его предыдущие победы с 80 процентами голосов, но раньше имелась хоть какая-то иллюзия правдоподобности. Он все-таки имел некоторую поддержку, хоть ее уровень и был сильно преувеличен. В этот раз 80 процентов (поданных за Лукашенко голосов – ГА) были чистой выдумкой и вопиющим оскорблением. Так что те, кто занимался выборами, в этот раз просто не смогли сымитировать победу в 80 процентов голосов, и я думаю, это стало искрой, которая спровоцировала протесты.
М. Г.: То есть, вы считаете, что пандемия и отсутствие соответствующей реакции государства на нее ускорили этот процесс?
Э. У.: Конечно. Некоторые утверждают, что это единственная причина. Думаю, это уже некоторое преувеличение. Но вслед за протестами против «налога на тунеядство» три года назад это оказалось одновременно и вопросом первостепенной важности, и символом пренебрежительного отношения (к гражданам страны – ГА). Отсутствие адекватной реакции на уровне государства, а также активность белорусов в оказании помощи заболевшим коронавирусом и работникам медицинской сферы – все это подорвало его (Лукашенко – ред.) электоральную поддержку. Люди сначала мобилизовались, чтобы помогать заболевшим коронавирусом и медицинским работникам, а позже эта солидарность перешла в протесты.
М. Г.: Почему, по вашему мнению, Лукашенко удалось удержаться на должности президента целых 26 лет?
Э. У.: Ирония заключается в том, что в 1994 году он выиграл свободные и честные выборы. Но все последующие выборы были сфальсифицированы. Гражданское общество разогнали, оппозицию преследовали, государственные СМИ монополизировали. Степень авторитарности его власти варьировалась, не существенно, но достаточно, чтобы убедить Запад снять санкции, наложенные после очевидной фальсификации на выборах 2010 года. Санкции действовали до 2016 года и были сняты, в том числе благодаря тому, что некоторый объем вопиющих ограничений в Беларуси был отменен. Кроме этого, снятие санкций было также попыткой побудить Беларусь к большей либерализации. И можно сказать, что относительная свобода в последние четыре года тоже сделала возможным начало этих протестов – люди привыкли к другому способу жизни, который хотели сохранить, добившись еще больших свобод.
Почему же Лукашенко так долго держится у власти? Частично – благодаря использованию вышеперечисленных авторитарных методов, и фальсификации выборов. Политолог Виталий Силицкий говорил о «превентивном авторитаризме». Режиму Лукашенко хорошо удавалось пресекать в зародыше любые изменения, которые могли бы ему помешать. Но в этот раз ему это не удалось.
В нулевые годы экономика Беларуси чувствовала себя очень хорошо во многом благодаря российским нефтегазовым субсидиям. Часть этих денег шла на поддержку экономики страны, выплату пенсий и тому подобного, подразумевая некий социальный контракт (между Лукашенко и населением Беларуси – ГА). Но последнее десятилетие оказалось гораздо более сложным для экономики страны, что, по сути, разорвало социальный контракт и уничтожило электоральную базу Лукашенко.
М. Г.: Могут ли мирные протесты привести к устойчивым изменениям в стране?
Э. У.: Есть ряд возможных путей к изменениям: крах режима, переговоры с оппозицией или раскол режима. Крах режима может быть очень внезапным. Мы видим, как начинают появляться трещины в основании пирамиды власти. Например, полицейские, отказывающиеся следовать приказам. В Гродно была попытка представителей местной власти договориться с оппозицией, после чего они (представители власти – ГА) были незамедлительно смещены. Внешнее вмешательство, конечно, является другим возможным путем к решению. Но Лукашенко, похоже, отвергает все возможные виды переговоров или посредничества, базируясь на предположении, что он сможет удержаться у власти, даже если и придется пойти на максимально жестокие методы подавления протестов.
М. Г.: Что вы имеете в виду, когда предполагаете, что режим может разделиться?
Э. У.: Если у вас есть масштабное оппозиционное движение с массовым выходом людей на улицы, разделение режима – часто путь к разрешению кризиса. На постсоветском пространстве подобное произошло в 2003 году в Грузии. Тогда Шеварднадзе остался президентом, но утратил власть. Есть известное видео, где сторонники Саакашвили идут к зданию парламента, а полиция просто отходит в сторону и пропускает их. Режим разделяется на сторонников жесткого курса и более умеренных, которые и вступают в переговоры с оппозицией. Подобное происходит либо потому, что режим больше не может удерживать власть силой, либо происходит раскол среди лидеров правящего режима. К сожалению, я не вижу признаков ни одного из этих сценариев в Беларуси.
М. Г.: Какое развитие событий мы можем увидеть в Беларуси?
Э. У.: Мы знаем о скрытом, а также вполне видимом и серьезном российском вмешательстве, что, вероятно, увеличивает шансы Лукашенко на сохранение власти и сохранение режима. С другой стороны, люди все еще на улицах, и их все еще очень много. Возникла
некоторая пауза. Режим предполагает, что дальше случится одно из двух: протесты потеряют стратегическую инициативу и сойдут на нет, или, в противном случае, начнется новый круг еще более жестоких репрессий.
Но важно, что формула «поддержка России – стабильность режима» больше не работает. Так что даже если Лукашенко удержится у власти, со всей кровью на его руках, его положение не выглядит особенно стабильным.
М. Г.: Есть выражение «диктаторы не уходят сами». Считаете ли возможным вариант, при котором Лукашенко может решить самостоятельно уйти?
Э. У.: В одном из выступлений (17 августа, Минск, МЗКТ – ГА), Лукашенко сказал достаточно пугающие вещи: что не будет новых выборов, «пока его не убьют», что для этого протестующим необходимо его убить. Все диктаторы, конечно, трусы. Но эти его пугающие утверждения вызывают определенное доверие. Януковича (экс-президент Украины – ГА) интересовали деньги. Мой ответ на вопрос «Почему Янукович убежал в феврале 2014 года?» всегда звучит как «Потому что он закончил собирать чемоданы». Деньги и все остальное собрал в вертолет – и след простыл. Так что Лукашенко, по сути, говорит: «Я не Янукович. Я не сбегу». Что на самом деле звучит достаточно пугающе и, к сожалению, этому вполне можно верить.
М. Г.: Популярно мнение, что Россия считает Беларусь «буфером» со странами НАТО. Можно ли считать Беларусь заложницей ее геополитического положения?
Э.У.: Не думаю, что существует обязательная непосредственная связь между политикой и географией. Во многом, определение геополитической роли Беларуси было ей навязано Россией. И Беларусь с этим соглашается. Но она не находится между Западом и Востоком, и она не «мост» – метафора, которую иногда можно услышать в Украине. С российской точки зрения, это скорее «редут» России. Буферная зона предполагает нейтральность, в то время как участие России достаточно значительно, поэтому «редут» – лучшая метафора.
Есть множество способов вести внешнюю политику на одной и той же территории. Белорусский географ Аркадий Смолич писал о Беларуси, как некоторые пишут об Украине: что она находится между Западом и Востоком и что ей подходит многовекторная внешняя политика. Сейчас этого нет, основной внешний партнер Беларуси – Россия, хотя в последние годы Минск и пытался сбалансировать это. Внешняя политика Беларуси будет определена результатами протестов.
