Не проходит дня, чтобы мировые агентства не сообщили о событиях, прямо или косвенно связанных с исламом и действиями его приверженцев в самом широком спектре, от боевых сражений против ИГИЛ до введения обязательного ношения хиджаба в школах Чечни.
Почему ислам столь активен и востребован в сегодняшнем мире? Чем объясняется агрессивность радикальных групп мусульман, ответственных за многочисленные теракты в разных странах?
Бывший декан факультета ближневосточных исследований Мичиганского университета профессор Александр Кныш (Alexander D. Knysh) много лет посвятил изучению истории ислама во всем мире. В издательстве Принстонского университета готовится к печати его новая монография о суфизме.
Александр Кныш родился в 1957 году в Рязанской области. Окончил Восточный факультет ЛГУ по специальности «арабская филология».
Защитил кандидатскую диссертацию и работал в Ленинградском отделении Института востоковедения АН СССР. Автор свыше ста работ на английском, русском, азербайджанском, немецком, итальянском, персидском и арабском языках. Они посвящены различным аспектам истории ислама. В 1991 году переехал в США.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» позвонил профессору Александру Кнышу в Энн-Арбор.
Олег Сулькин: Выход вашей новой книги, надо полагать, поможет тем, кто хочет разобраться в явлении, которое называется суфизмом. Если говорить о сложном коротко, то как бы вы охарактеризовали суфизм?
Александр Кныш: Моя предыдущая книга о суфизме «Мусульманский мистицизм» была переведена на русский язык и опубликована в Петербурге в 2004 году. Она имела довольно большой успех в России. Новая моя книга предлагает более глубокий аналитический подход к тому, что мы называем суфизмом. Суфизм – это аскетическое и мистическое течение в исламе, причем я не отделяю аскетизм от мистицизма.
О.С.: Это важно?
А.К.: Некоторые мои коллеги разделяют эти понятия. Я же считаю их родственными явлениями. Если проводить параллели с европейской историей, то суфизм можно считать аналогом христианского монашества или мистическим и аскетическим течениям в буддизме.
О.С.: Почему сейчас наблюдается подъем исламского фундаментализма?
А.К.: Причина – недовольство многих мусульман геополитической ситуацией, разделением населения мира на бедных и богатых. Радикалы-проповедники используют ислам как мобилизационную идеологию. Среди таких групп особенно заметны ваххабиты, исповедующие аравийский вариант фундаментализма, который часто именуют салафизмом. Он распространен в Саудовской Аравии, Эмиратах, отчасти Кувейте. Салафитов можно найти по всему мусульманскому миру, в том числе в Дагестане и Чечне, где они выступают выступают против местных властей, в частности правления Кадырова в Чечне.
О.С.: Как бы вы охарактеризовали салафизм?
А.К.: Если использовать аналогию с христианством, то салафизм сродни европейскому протестантизму. Он декларирует прямое обращение к богу и отрицает украшательство мечетей, музыку, танцы, поклонение святым. Это суровый, аскетичный, пуританский вариант веры, который нетерпим к инакомыслию.
О.С.: Почему вроде бы сугубо теоретические, схоластические расхождения стали причиной конфликта Кадырова и салафитов?
А.К.: В Чечне группировка Кадырова навязывает жителям суфийский вариант ислама. Остальные направления ислама они пытаются задушить, клеймя салафитов и других оппонентов как еретиков, вероотступников. Иногда действуют силой, иногда с помощью религиозных авторитетов, которых приглашают со стороны, например, из Египта.
Представьте себе, что вы житель Чечни, недовольный правлением Кадырова. Вы, естественно, выбираете оппозиционный ему вид ислама, в первую очередь, салафизм, который российские СМИ обычно именуют ваххабизмом. Похожее противостояние суфиев и салафитов наблюдается сегодня во всем мусульманском мире, а также среди мусульман, проживающих за его пределами.
О.С.: В Чечне новый закон обязывает женщин носить хиджаб во всех общественных местах. В соседнем Ставрополье хиджабы, напротив, запрещены. Чечня вроде бы территория Российской Федерации, но законы там свои. Как вы это объясняете?
А.К.: Либеральный мусульманин скажет вам, что хиджаб это проявление патриархальности, а вовсе не непременный атрибут набожности. В Коране хиджаб упоминается в ином смысле – как занавеска между мужчиной и женщиной, точнее, между мужской и женской половинами дома. Если коротко отвечать на ваш вопрос, то Россия расхлебывает наследие своего колониального прошлого, как это приходится делать британцам, французам, голландцам и другим европейским нациям.
Население колоний переливается в метрополию, создавая серьезные проблемы, в том числе в правовом поле. Каждая страна по-разному реагирует на вызовы «иноверцев». Чечня сейчас фактически стала моноэтнической республикой, не чеченцев там очень мало, и такие законодательные инициативы, как обязательное ношение хиджаба, имеют под собой некоторые основания.
О.С.: Как вы это объясняете?
А.К.: Людям нужна идентичность. У мусульман религия тесно связана с этнической идентичностью, поэтому ислам становится формой ее выражения. Хиджаб – узнаваемый символ принадлежности к мусульманской общине, а значит, особой идентичности.
О.С.: Судя по всему, ислам открыто торжествует на постсоветском пространстве после десятилетий полуподпольного существования в советское время. И, похоже, очень неплохо уживается с авторитаризмом лидеров стран Средней Азии и Кавказа.
А.К.: Это не совсем так. Часто протест против авторитарных светских режимов в этих странах приобретает формы радикального исламизма. В Узбекистане, например, где власти культивируют аполитичный суфийский ислам, главную угрозу стабильности видят в салафизме. Кадыров в Чечне борется, как он считает, с салафитами-ваххабитами. Иначе говоря, ислам может быть как идеологией инакомыслия, так и идеологией подавления инакомыслия.
О.С.: Простите за дилетантский вопрос. Вы говорите о конфликте салафизма и суфизма. А как с ним соотносятся противоречия между шиитами и суннитами?
А.К.: Разделение на суннитов и шиитов – основное в исламе. Есть суннитские варианты суфизма, а есть шиитские. То есть и суннит может быть суфием, и шиит может быть суфием. Будучи шиитом, аятолла Хомейни был поклонником суфийских идей, суфийской метафизики и философии, которые создали суфии-сунниты.
О.С.: Когда в Америке, Европе или России рассуждают об исламе сегодня, то, как правило, исходят из собственных представлений о политике и религии. А как смотрят на мир сами мусульмане?
А.К.: Мусульмане весьма гордятся достижениями исламской цивилизации в средние века, особенно в 8-9 веках н.э., когда жил, в частности, известный многим халиф Харун аль-Рашид. Это был период расцвета исламской культуры. Потом, где-то с 17-го века, начался подъем Европы, который со временем позволил ей опередить остальной мир. Успехи Европы воспринимаются мусульманским миром как вызов и унижение. Они полагают также, что Запад хищнически эксплуатирует ресурсы исламского мира.
О.С.: Надо полагать, это и есть первопричина враждебности исламистов к западному миру?
А.К.: Приверженцы ислама убеждены в превосходстве своей религии. Это чувство подпитывает воинственные, агрессивные устремления части мусульман. Следует признать, что ислам как религия хорошо мобилизует на борьбу. Он может быть интерпретирован в самых различных направлениях, например, как идеология борьбы с неверными. Говорить же, что ислам исключительно религия мира, – это лишь красивая фраза.
Она не соответствует историческим реалиям. Ислам всегда использовался правителями отдельных стран для легитимизации своих действий и для борьбы с соседними государствами и инакомыслием внутри страны.
О.С.: Это правда, что в Коране заложены призывы к уничтожению неверных?
А.К.: В Коране есть все, что вы хотите в нем найти. Есть призывы к насилию, только они относятся исключительно к борьбе пророка Мухаммеда с аравийскими язычниками. Но конкретные реалии истории забываются, и многие читают Коран, проецируя его конкретно-исторические установки на события сегодняшнего дня и распространяя призыв к джихаду на всех «безбожников» – христиан, иудеев, буддистов.
О.С.: Надо ли опасаться нашествия мусульман? Многие в Америке и Европе опасаются, что их приток нарушит главный принцип цивилизованного общества – толерантность.
А.К.: Нельзя дать однозначный ответ на этот вопрос. В разных западных странах разный тип эмиграции. Во Францию эмигрировали, например, многие мусульмане без образования, и не мудрено, что они автоматически становились маргиналами, создавая массу проблем. В США из-за существующих иммиграционных фильтров приехали многие высокообразованные специалисты из мусульманских стран – доктора, адвокаты, инженеры, преподаватели, поэтому они интегрируются в общество гораздо лучше.
О.С.: Вот вы говорите об интеграции. В Мичигане, где вы преподаете и где наблюдается самая большая концентрация мусульман в Америке, они, судя по прессе, живут преимущественно этнически-религиозными анклавами и не собираются интегрироваться.
А.К.: Я не хочу приукрашивать американскую действительность, но такого либерального варианта ислама, как в Дирборне (пригород Детройта, главный центр компактного проживания арабов-мусульман в США. – О.С.) я не видел нигде. Здесь есть большая шиитская мечеть, которая открывает двери и для суннитов, для которых построены даже отдельные комнаты для омовения.
Молодое поколение таких продвинутых мусульман не без юмора называют себя суши (Sushi) – от слов суннит (Sunni) и шиит (Shia). Есть и более консервативные общины, в частности, в моем городе Энн-Арбор. А вот отъезжаешь в сторону Толидо и там попадаешь в мечеть, где мужчины и женщины молятся в одном помещении, разделенные лишь проходом между рядами. Это неслыханно для многих исламских стран.
Словом, Америка меняет отношение мусульман к своим собственным установкам, и либерально настроенные американские мусульмане открывают умы и объятия другим религиозным и этническим группам.
О.С.: И все же настороженность в отношении мусульман заметна в американском обществе на всех уровнях, включая властные структуры. Достаточно назвать попытки администрации Трампа провести анти-иммиграционные законы, направленные на ограничение въезда иммигрантов из нескольких мусульманских стран.
А.К.: Главная причина этих предубеждений – неосведомленность. Ислам воспринимается как враг, поскольку есть группы, которые используют его для обоснования воинствующей нетерпимости и терроризма. Но в принципе ислам не является более воинствующим, нежели иудаизм и христианство.
О.С.: Казалось бы, какая неосведомленность, когда столько много масс медиа пишут об исламе...
А.К.: Важно, чтобы люди получали объективную информацию. Хочу упомянуть и мой скромный вклад - в этом году я выпустил книгу «Ислам в исторической перспективе» (Islam in Historical Perspective), написанную доходчивым, простым языком для массового читателя. Я рад сообщить, что ее используют как учебник в колледжах и университетах. Недавно был дан старт очень интересному проекту «Русский взгляд на ислам» (Russian Perspectives on Islam). Группа экспертов в Университете Джорджа Мейсона во главе с Вадимом Стакло (Vadim Staklo) создает фундаментальную базу данных по теме «Россия и ислам».
О.С.: Чем важно, на ваш взгляд, это начинание?
А.К.: База данных документирует отношения между православием и светским государством, с одной стороны, и исламскими регионами и общинами на территории бывшего Советского Союза и граничащих с ним государств, с другой. Документы иллюстрируют политику России и СССР в отношении территорий, населенных преимущественно мусульманами в Средней Азии, на Северном Кавказе и в Сибири.
Проект предусматривает создание электронных версий документов и их перевод на английский язык. То есть любой интересующийся получает доступ к первоисточникам как на английском, так и на языке оригинала.
Я и сам собираюсь поместить в базу данных документы, касающиеся импозантной Соборной мечети в Петербурге, на Петроградской стороне, построенной в начале 20-го века в основном на средства эмира Бухары. Проект живой, он постоянно пополняется. В этом ресурсе большой потенциал для развития взаимопонимания.
