Можно считать символичным, что фильм о великом хореографе Америки Джордже Баланчине предваряет возвращение к публике балета Чайковского «Щелкунчик», его знаковой постановки, ставшей непременной частью рождественского сезона.
На сентябрь запланирована премьера документального фильма «В классе Баланчина» (In Balanchine’s Classroom), а на ноябрь – первый «Щелкунчик» в Нью-Йорк Сити балет (New York City Ballet, сокращенно NYCB) за последние два года в постановке Баланчина. Спектакль-ветеран будет играться в 47-й раз!
Две артхаусные кинокомпании, Zeitgeist Films и Kino Lorber, совместно представляют фильм «В классе Баланчина» режиссера Конни Хохмэн (Connie Hochman). В Нью-Йорке фильм стартует 17 сентября в киноцентре Film Forum, а в Лос-Анджелесе неделей позже в кинозалах Laemmle Royal, Playhouse 7 и Town Center. Позднее фильм выйдет в других городах США.
Фильм уникален тем, что впервые открывает двери репетиционного класса Баланчина, прежде плотно закрытые для посторонних. Конни Хохмэн удалось заполучить редкие съемки репетиций мастера в созданном им Нью-Йорк Сити балет. Кроме того, она взяла около ста интервью у бывших учеников и сподвижников Баланчина для своего первого фильма, который она спродюсировала совместно с мужем Марком Хохмэном (Mark Hochman).
Георгий (Джордж) Баланчин родился в Санкт-Петербурге в 1904 году в грузинско-русской семье. Его отец, Мелитон Баланчивадзе, был композитором и оперным певцом.
По совету Сергея Дягилева Баланчин изменил свою фамилию. В 1933 году в возрасте 29 лет он приехал в США по приглашению Линкольна Кирстейна, импресарио и филантропа, с которым они вместе учредили Школу американского балета (School of American Ballet), а позднее – Нью-Йорк Сити балет.
Баланчин работал главным балетмейстером NYCB более 35 лет, став одним из самых влиятельных хореографов планеты. Благодаря телевидению, миллионы людей увидели его постановки в неоклассическом стиле. Достаточно назвать цикл «Танец в Америке» в пяти частях, показанный на общественном канале PBS в серии «Великие спектакли».
Джордж Баланчин поставил более 400 танцевальных произведений, включая множество балетов. Он получил десятки престижных премий и званий, включая Президентскую медаль Свободы, которую ему должен был вручать Рональд Рейган. Как сказал тогда президент США, он (Баланчин) «вдохновил миллионы своей сценической хореографией... и восхитил самых разных людей своим талантом». Хореограф тяжело болел и не смог прибыть на церемонию в Белый дом. Он умер в апреле 1983 года.
Конни Хохмэн была профессиональной танцовщицей в Балете Пенсильвании, принимала участие во многих постановках балетов Баланчина. Будучи совсем юной балериной в 60-е годы, она училась в Школе американского балета и танцевала в NYCB в спектаклях Баланчина. Она видела, как мастер создает чудо сценического действа, вдохновляя труппу и подчиняя все и вся своему оригинальному хореографическому видению.
Будучи кинорежиссером-новичком, Конни консультировалась с более опытными коллегами Луи Сахойосом, оскароносным режиссером фильма «Бухта», Дэном Геллером и Дейной Голдфайн, создателями фильма «Русские балеты».
С режиссером Конни Хохмэн по сервису Zoom побеседовал корреспондент Русской службы «Голоса Америки».
Олег Сулькин: Конни, такое ощущение, что вы открыли секретную дверь в мир Баланчина. Очень эмоционально это все получилось у вас. Вы сами профессиональная балерина, еще ребенком занимались в классе Баланчина. Какие воспоминания у вас сохранились о нем, как о педагоге и хореографе?
Конни Хохмэн: Когда я начала заниматься в Школе американского балета в 1964 году, Нью-Йорк Сити Балет только один год находился в новом просторном здании в комплексе Линкольн-центра. Баланчин лично руководил всеми постановками на новой сцене, включая «Щелкунчик», «Сон в летнюю ночь», «Дон-Кихот» и другие. Он выпускал нас, юных танцовщиков, на сцену в качестве массовки детских спектаклей. Мне было 10 лет, и я отчетливо помню Баланчина, то, как он вел репетиции, с какой сосредоточенностью на идее и цели и, одновременно, тактично и мягко. Впечатление было огромное.
О.С.: Вы записали для фильма около ста интервью. Могу себе представить первичный объем материала. По какому принципу вы его отбирали, отбраковывали, чтобы уложиться в полтора часа?
К.Х.: Каждое интервью было важным, уникальным. У каждого танцовщика свой, неповторимый опыт, свой взгляд на мастера. Фактически получился новый архив, в котором Баланчин представлен как педагог, как хореограф и как мыслитель. Процесс монтажа был невероятно трудным и болезненным. Какие-то интервью мы укрупнили – и не потому, что они лучше других, а потому, что они помогли смысловому движению фильма, его драматургии. Тяжко пришлось нашим монтажерам. Одна из них даже ушла с фильма – ей оказалось невмоготу следовать моим бесконечным замечаниям и изменениям.
О.С.: В режиссерском заявлении вы признаетесь, что вначале ученики и сподвижники Баланчина не хотели говорить на камеру. Вы даже употребляете слово «окаменели». Как вам удалось растопить их сердца?
К.Х.: Хороший вопрос. Когда Баланчин вел класс, всегда возникало тревожное ощущение конкуренции. Никто не знал, кого он выберет на спектакль. Иногда он выбирал не самых сильных танцовщиков. Технически они были не самые совершенные. Что-то другое он видел в них. Его привлекало что-то в их личности, в их манере. И когда он останавливал свой выбор, он начинал этого человека учить танцу с самого начала, с квадрата один. Он будто говорил им: вы ничего не знаете в балете, я вас всему научу, я все вам покажу. Человеку, которому так говорит мастер, это тяжело было принять, особенно если он или она занимались уже много месяцев. Некоторые проникались мыслью, что они, действительно, ничего не знают и не умеют. Те, кто верил Баланчину, преодолевали этот кризис и в какой-то момент их посещало озарение – да, он знает истину и поможет ее узнать лучше. Они попадали в новое царство балетного искусства. Но когда я задавала вопрос о классах Баланчина, их первым желанием было: нет, я не хочу вновь входить в тот зал, это был слишком тяжкий опыт. Но я настаивала, говорила, что мир должен увидеть его в деле как гениального педагога. И мои собеседники проникались этой идеей, начинали вспоминать, делиться сокровенным. Они все без исключения очень любят и боготворят своего ментора.
О.С.: По-моему, самые выразительные кадры видеосъемки – там, где он требует от балерины – Больше! Быстрее! Еще больше! Еще быстрее! Это невозможно выдержать физически? Нет, считает он, возможно. Другой ученице он говорит: ты должна перестать ощущать пол, ты отрываешься от него, ты в полете, ты в другом измерении.
К.Х.: Баланчин – классический перфекционист, он требовал фанатического рвения от всех, с кем работал. Это знакомо многим. Скажем, музыканты до бесконечности играют гаммы, шлифуя технику. Ну и тому подобное. Практика – путь к совершенству. Баланчин приучал тело танцовщиков к безукоризненно исполненному движению. Он, действительно, помогал нам отрываться от земли. На сцене эта супертренированность воспринималась как легкость, как свобода. Мэррил Эшли, одна из лучших балерин Баланчина, оценила эту методику в полной мере, когда ее возраст стал требовать свое, когда стареющее тело стало сопротивляться экстремальным нагрузкам. Она, как несокрушимый атлет-олимпиец, преодолевала себя с помощью школы Баланчина (Мэррил Эшли покинула сцену в 1997 году после 31 года работы балериной. Затем стала педагогом, вела классы до 2009 года).
О.С.: Поразительны кадры репетиций. Вы говорили, что это уникальный, прежде нигде не показанный видеоматериал. Где вы его нашли?
К.Х.: Да, мы обнаружили уникальные съемки. На это потребовались годы. Часть забытых видеосъемок мы обнаружили в Нью-Йоркской публичной библиотеке исполнительских искусств в Линкольн-центре. Я сидела там до 2 ночи, просматривая каталоги. Где-то нашла семь секунд съемки Баланчина. В другой раз телевизионщики настраивали камеру, на которой в кадр попал Баланчин, но все об этом забыли. Но главная сенсация ждала нас в другом месте. Одна балерина его труппы вела полутайную видеолетопись мастера с его согласия. Вела долго и методично, везде, куда он приезжал, где вел репетиции и классы, где ставил спектакли. У меня ушло два года, чтобы выйти на прямой контакт с этой балериной. Записи на видеокассетах не были оцифрованы. Мы быстро оцифровали их, потому что они сыпались на глазах.
О.С.: Можете назвать имя этой женщины?
К.Х.: Она очень скромный человек. В конце фильма мы благодарим ее в числе тех, кто предоставил нам материалы. Она оказала неоценимую помощь. Это был очень эмоциональный опыт для меня.
О.С.: Вы почти не касаетесь других сторон личности и наследия Баланчина, в частности, его культурного опыта, связанного с его грузинскими и русскими корнями.
К.Х.: Он любил свои грузинские и русские корни. Во время классов иногда говорил о России, о русской музыке. Любил Чайковского и Стравинского, очень дорожил школой, которую прошел в России как танцовщик и которую сохранил в себе. Говорил и о революции, о политике, но это была для него очень тяжелая тема. Когда в 1962 году он впервые вернулся в Россию после 38-летнего перерыва, то, приехав в родной Петербург (тогда Ленинград), он плакал, когда шел по знакомым, но так изменившимся местам. Об этом свидетельствовал Артур Митчелл (танцовщик, хореограф, солист NYCB до 1966 г.). Мне трудно передавать и тем более обобщать факты, оценки и эмоции, которыми наполнены взятые для фильма интервью с учениками и коллегами Баланчина. Вот этим-то ценен наш архив.
О.С.: Нет сомнения, что поклонники балета с благодарностью воспримут фильм о Баланчине, содержащий столько нового о кумире. А будет ли он интересен массовой аудитории?
К.Х.: Да, мне кажется, наш фильм имеет универсальный посыл. Баланчин относился к каждому ученику индивидуально. Он знал, как шлифовать бриллиант, как искать и находить в каждом танцовщике что-то свое, неповторимое. Вообще, балет – это средство, которым Баланчин пользовался, чтобы открывать что-то непостижимое, трансцендентное в каждом из своих учеников. И это урок, который не имеет срока давности, урок создания высшей красоты.
О.С.: В фильме звучит замечательная фраза про учеников Баланчина: «все они конкурировали за внимание папочки».
К.Х.: Да, его класс, его труппа – это его дети. Ведь своих детей у него не было. Да, многие творческие коллективы сравнивают с семьей, это уже клише, общее место. У Баланчина была такая семья, причем трудная семья. Но спасали юмор, смех. Не все выдерживали нагрузки, кто-то уходил. Но когда в конце жизни Баланчин стал тяжело болеть и стало понятно, что скорый уход его неминуем, то все вернулись к своему мастеру.
