Дипломатическая подготовка к «Женеве-2» становится все более интенсивной – включая и подбор потенциальных участников. Несколько дней назад госсекретарь Керри рассматривал возможность участия Ирана (при определенных условиях) в обсуждении сирийского кризиса. А 16 января глава российского МИДа Сергей Лавров обсудил перспективы конференции с иранским коллегой Мохаммадом Зарифом. Которого чуть позднее принял и Владимир Путин…
Экспертное сообщество продолжает тем временем следить за стремительно развивающимися событиями. Что будет с Сирией? Между какими силами развернулась борьба за судьбы этой страны? С этими вопросами корреспондент Русской службы «Голоса Америки» обратился к вице-президенту Американского Совета по внешней политике (American Foreign Policy Council) Илану Берману.
Алексей Пименов: Господин Берман, недавно мне пришлось беседовать с московским политологом-арабистом Владимиром Ахмедовым. По его мнению, сирийский режим, прежде позиционировавший себя как светский, сегодня приобрел скорее конфессиональный, т.е. откровенно алавитский характер. Эта эволюция, полагает российский аналитик, не была вовремя учтена. Ваш комментарий?
Илан Берман: На мой взгляд, дело обстоит сложнее. Конечно, религиозная окраска режима очевидна. Но для российского руководства важнее другое: речь идет о старом и надежном партнере – по преимуществу светском. О таком, на которого Москва могла рассчитывать на протяжении десятилетий. А поскольку другая сторона – сирийская оппозиция – радикализировалась и исламизировалась, сирийское правительство неожиданно оказалось союзником России в борьбе с радикальным исламом суннитского толка. Кстати, в рядах его приверженцев – немало исламистов с российского Северного Кавказа, прибывших в Сирию, чтобы воевать. Итак, сирийский режим – все-таки по преимуществу светский. И в Москве на него по-прежнему рассчитывают. Сегодня он значит для Москвы даже больше, чем когда-либо прежде.
А. П.: По-вашему, присутствие выходцев с Кавказа в рядах повстанцев – существенный фактор?
И.Б.: Конечно. Точнее, это часть более крупного явления – растущего участия иностранных элементов в сирийских событиях. И Wall Street Journal, и New York Times, и другие издания не раз сообщали об увеличении числа иностранцев (в рядах повстанцев – А.П.). Разумеется, это не только выходцы с Кавказа и Центральной Азии, но и люди, приехавшие из Франции, Германии, Великобритании. Что подтверждает важнейший факт: начавшись как внутренняя, гражданская война, сирийское противостояние все более явно превращается в международный религиозный конфликт – такой, каким в девяностых годах был конфликт в Афганистане. Это очень важно, и это привело к странным последствиям. Сирийский режим, который прежде рассматривался как нелегитимный, поскольку он продемонстрировал такую жестокость по отношению к собственному народу, – все больше возлагаются надежды. Причем речь идет не только о России, но и, скажем, о европейских правительствах. И причина тому – именно проблема боевиков-иностранцев. Которые – если с ними не справятся в Сирии – могут создать проблемы у себя дома.
А.П.: Но ведь существует и региональный, ближневосточный контекст. «Арабская весна», похоже, завершилась и в Египте, и в Тунисе, и в Ливии. А сирийское противостояние продолжается. Чем вы это объясните?
И.Б.: Я бы не сказал, что «арабская весна» закончилась, но нынешняя фаза «арабской весны», конечно, гораздо менее интенсивна… Отчасти потому, что наиболее организованные и наиболее оголтелые группировки заходят слишком далеко в своем стремлении к политическому господству. Вот мы и видим сегодня, что «арабская весна» идет на убыль. Наиболее очевидно это в Египте, где в результате свержения Мубарака – на волне революционной волны – к власти пришли «Братья-мусульмане». Но управлять страной они не смогли – и потому были свергнуты, а теперь вновь подвергаются преследованиям. Иными словами, к широкомасштабному развитию представительных институтов политической власти «арабская весна» не привела. Зато налицо радикализация и, я бы сказал, поляризация политической жизни в регионе. Исламисты становятся все радикальнее. Однако и светские националисты, отодвинутые было на задний план, снова заявляют о себе. Восстанавливается прежнее, дореволюционное положение дел.
А.П.: В этой связи – неизбежный в данном контексте вопрос: об иранском факторе. В 2009 году вы писали: «Стратегия Ирана чрезвычайно последовательна: пусть на Западе разговаривают, а мы будем развивать свою ядерную программу». Повторили ли бы вы эти слова сегодня?
И.Б.: Безусловно. И переговоры по ядерной программе, получившие название «Женева-1» – в ноябре минувшего года – начались потому, что иранский режим страдал от введенных против него санкций, т.е. от экономического давления. Санкции, введенные американцами, возымели материальный эффект, и режим стремился уменьшить ущерб. И преуспел в этом – поскольку сегодня действие ряда санкций, по крайней мере, приостановлено. Компании возвращаются на иранский рынок. Но если посмотреть шире на те уступки Ирану, на которые пошли Соединенные Штаты и их союзники в ходе женевского процесса, то очевидно: требование остановить ядерную программу на время переговоров (прежде – исходный пункт любых серьезных переговоров с Ираном) более Ирану не предъявляется. Напротив – женевский процесс узаконил «ядерные права» Ирана. Конечно, в результате иранская ядерная программа стала чуть более прозрачной, но вместе с тем она дала режиму возможность продолжить свой курс в этом вопросе. Иранская сторона сознает, что может по-прежнему вести ядерные разработки – одновременно ведя переговоры с Западом и получая соответствующие льготы.
А.П.: А какие цели преследует иранский режим в Сирии? Некоторые эксперты характеризуют сирийский конфликт как противостояние Ирана и Саудовской Аравии на сирийской территории. А по словам Назенин Ансари из лондонской персоязычной газеты «Кейхан», даже возможность прорыва на переговорах по ядерной программе не в последнюю очередь будет зависеть от позиции саудовцев. Ваше мнение?
И.Б.: Не поручусь, что саудовцы способны контролировать ход переговоров по ядерной программе, но их влияние на сирийские события действительно велико. Хотя бы потому, что Саудовская Аравия – один из главных финансовых спонсоров исламистов-суннитов, сражающихся в Сирии. Таких групп очень много, и между ними существуют немалые различия. Но все они получают серьезную поддержку от заинтересованных соседних государств – в особенности от государств Персидского залива. И в первую очередь – от Саудовской Аравии. Но саудовцы-то поддерживают их, конечно же, не потому, что рассматривают происходящее как локальный конфликт. Нет, они борются с сирийским режимом, который поддерживается Ираном – да и шиитами в целом.
