23 февраля в российский прокат выходит фильм ужасов Джо Джонстона «Человек-волк», римейк одноименного фильма 1941 года. Его действие происходит в конце 1880-х годов, когда Лоуренс Тэлбот (Бенисио дель Торо) в связи с исчезновением своего брата возвращается из Америки в Англию, где в родовом замке встречается со своим отцом, роль которого исполнил Энтони Хопкинс. Голливудский корреспондент «Голоса Америки» Галина Галкина встретилась с Энтони Хопкинсом в отеле Four Seаsons в Беверли Хиллс.
«Кинотеатр – это место массового гипноза»
Галина Галкина: А вы знали, что Бенисио Дель Торо будет играть вашего сына, Лоуренса Тэлбота?
Энтони Хопкинс: Да, они мне сказали об этом.
Г.Г.: О чем вы подумали в тот момент?
Э.Х.: О том, что это хорошая идея, несмотря на то, что я ничего не знаю о «Человеке-волке». Я знаю Бенисио Дель Торо, но тогда я еще не знал о его одержимости всем, что касается оборотней.
Г.Г.: Как вы думаете, почему люди так увлечены фильмами ужасов?
Э.Х.: Они интересные. Не копайте глубоко. Кинотеатр – это место массового гипноза. Вы идете в кинотеатр, берете попкорн или еще что-то, садитесь на свое место и когда экран освещается, то все впадают в состояние гипноза. Это действует сила подсознания. И вы начинаете думать о том, что происходит на экране, то есть мысленно оказываетесь в другой реальности. Это мое предисловие к ответу на ваш вопрос, которого я не знаю, так как я не социолог и не психоаналитик. Но мне кажется, что мы все очарованы определенными прототипами, сочетающими в себе темные и светлые стороны.
И это очень эротично, как, например, молодая женщина, которую преследует волк, или другое чудовище. Моя любимая поэма – «Красавица и чудовище». Это как приведение, потому что это часть нашего подсознания, где прячется страх смерти. Такие фильмы, как «Человек-паук», «Железный человек» или «Супермен», подтверждают то, что мы мечтаем стать грубыми, поступиться человеческими качествами, потому что конец всего – это страх смерти, о которой никто ничего не знает. Но мы держимся за идею о постоянстве, прочности, неизменности потому, что хотим быть уверенными в завтрашнем дне.
Г.Г.: А как актерство вписывается в вашу философию?
Э.Х.: Я не думаю об актерстве, и я не категоризирую его. Однако окружающие рассуждают о знаменитых злодеях, которых я играл, как Ганнибал, но это было давно. Я не думаю, что среди моих ролей много злодеев. Но есть один очень интересный – это Джон Тэлбот. Когда я получил сценарий «Человека-волка», знал, что он будет переписываться, и у меня было несколько вопросов по поводу той части, которую писали для меня. Изначально режиссером был Марк Романек. Итак, мы поехали в Англию, и уже были готовы начать съемки, но Марк покинул этот проект по какой-то причине. Я не знаю, по какой именно, но он сорвался и уехал. И тогда они позвали Джо Джонстона – этого потрясающего режиссера. Он один из лучших и самых легких режиссеров, с которыми я когда-либо работал. И он на самом деле сохранил этот фильм. Он очень хорошо подготовился к съемкам, несмотря на то, что у него было очень мало времени на это. Он вел себя спокойно и максимально концентрировался. Я думаю, что он сделал превосходную работу. Затем они пересняли некоторые куски, чтобы все сходилось, как надо. Однако я был недоволен тем, что в сценарии, который, кстати, был написан очень хорошо, заключалась идея о том, что мой персонаж высокопарный и напыщенный. Мне это не понравилось, и я решил, что мой Джон Тэлбот будет совершенно противоположной личностью. Я верю в то, что когда вы выстраиваете характер своего персонажа вопреки зрительским ожиданиям, то можете создать более реальный и энергичный характер, чем если бы вы пошли по проторенной дорожке, на которой все ожидают ваше появление.
Г.Г.: Вы часто создаете не просто реальный и неожиданный характер, но и мистический – как вы это делаете?
Э.Х.: Что касается этого проекта, то я увидел несколько фотографий дома, в котором мы собирались снимать основную часть фильма – он находился довольно-таки далеко от Бакстона, Дербишир. Это огромный дом 18 века в сельской местности, и куда ни посмотришь – кругом зелено. У меня появилась идея, что человек, которого я собирался играть, был фермером. Так что я позвонил дизайнеру по костюмам, и сказал: «Я не хочу одевать всю эту модную одежду, что вы для меня приготовили. Мне нужна одежда старого образца – мужские костюмы, которые носили в старые добрые времена, и большая шляпа с полями. Она стала возражать, но я стоял на своем, и выиграл! (Смеется).
Я хотел выглядеть, как грязный неряшливый фермер, который не снимает свою огромную шляпу. У меня должны были быть грязные, замызганные ногти, которые мой персонаж никогда не чистил. Когда Джо Джонстон спросил меня: «Что вы думаете о Джоне Тэлботе – кто он такой?» Я ответил: «Он человек, который приезжает в деревню раз в неделю и, возможно, идет со своим слугой за покупками. Он не расстается со своим пистолетом, он ездит на лошади с повозкой, и он ни с кем не разговаривает». Его считают странным человеком, и обижаются на него, что он ни с кем не общается. Он ко всем равнодушен. И он живет в своем большом хаотичном доме. Конечно, в деревне о нем ходят разные слухи. Люди знают, что если кто-то ступит на его землю, то услышит от него что-то в этом роде: «Если вы не уберетесь отсюда подобру-поздорову, то я вас пристрелю». Вообщем, я старался сделать его более загадочным. Чем меньше зрители будут знать о нем, тем лучше.
«Мне люди говорят: «Ты очень своеобразный человек». Я соглашаюсь, и это дает мне еще больше свободы, включая свободу писать такую музыку, какую я хочу»
Г.Г.: Я слышала, что вы собираетесь в концертное турне?
Э.Х.: Да, я скоро поеду в Австралию. Меня, кстати, попросили выступить в России, и я с удовольствием приеду в Москву. Я недавно написал музыку «Барбаросса» по названию операции по вторжению Германии в СССР. Это об изгнании немцев с советской земли после Сталинградской битвы, которая вызвала прилив духа в народе.
Г.Г.: У вас есть музыкальное образование?
Э.Х.: Нет, я не соблюдал никакие правила, но я сотрудничал с молодым музыкантом Стивеном Бартоном, который работает в своей студии – у него классный компьютер. Я ему сказал, что хочу виолончель, и он достал свой список, где значатся сотни произведений для виолончели. Я его попросил послушать одно из них. Он сказал, что оно был записано в Лондоне два года назад. Я попробовал сыграть на его виолончели, и у меня стало получаться. Я думаю, что это потому, что у меня есть музыкальный инстинкт.
Единственная теория, которая у меня имеется на эту тему – это отсутствие страха. Когда люди начинают волноваться и стараются следовать правилам, то начинаются проблемы. Вы чувствуете, что у вас не получается, и это вас парализует.
Г.Г.: А вы слушаете современную музыку?
Э.Х.: Нет.
Г.Г.: Что именно вы слушали в последний раз?
Э.Х.: «Пятую Симфонию» Шостаковича.
Г.Г.: Неужели вы никогда не увлекались Beatles или Rolling Stones?
Э.Х.: Нет. Я пропустил целую декаду. Мне кажется, что я был в коме. 60-ые были для меня анафемой. Я понятия не имею, что происходило в то время. Меня это не волновало.
Поэтому я не стал писать автобиографию. Я понял, что разборки с прошлым не для меня.
Г.Г.: Как вы стали актером?
Э.Х.: Я думаю, что когда я родился, то из моей головы вылетел маленький копьютерный «чип». Мой отец тоже волновался за меня. Он купил мне многотомную детскую энциклопедию, так что все свои знания я почерпнул оттуда. Таким образом, я знал кое-что, чего не знали другие дети. Но для школы это были бесполезные знания. Я мог сказать: «Я знаю, сколько этажей в Empire State Building». Они спрашивали: «Ну, и сколько?» Я отвечал: «102 этажа». Они отвечали: «Окей, Тони». (Смеется). Все считали, что у меня нет будущего. И я стал актером потому, что просто не знал, что мне делать.
Г.Г.: А какие у вас взаимоотношения со спортом?
Э.Х.: Я не интересовался даже рэгби, несмотря на то, что в Уэльсе эта игра считается национальным спортом. Я помню, как много лет назад был в пабе с двумя уэльскими друзьями, которые собирались на большой матч. Они спросили: «Ты идешь завтра с нами на матч?» Я ответил: «Нет. А кто играет?» Они посмотрели на меня с нескрываемым презрением: «Что ты имеешь ввиду, кто играет – ты что, не знаешь?». По телевизору я смотрю только бокс. И я очень горжусь, что лично знаю Мухамеда Али. С моей бывшей женой – теннисной фанаткой мы были в Уимблдоне, где мне выделили внутренний корт по случаю моей известности. И я помню, что задавал ей идиотские вопросы, типа – а кто этот рыжий? Она ответила: «Борис Беккер». Я спросил: «А чего он делает?» Она говорит: «Он чемпион мира. Слушай, сходи под навес и попей чаю». Я пошел, и за чаем с клубникой просидел там до конца матча. Это было лет 25 назад.
Мне всегда кажется очень утомительным ходить на какие-то мероприятия с большим стечением народа – концерты, например. Сначала нужно найти стоянку для машины в то время, когда все только этим и озабочены. А после надо разыскать свою машину. Для того чтобы только попасть в Hollywood Bowl, нужно потратить часа три. Сразу задумываешься: «А чего я этим достигну?» Лучше пойти домой и посмотреть телевизор или послушать музыку. Возможно, я пропускаю какое-то непостижимое для меня удовольствие, когда не стою в толпе, и не иду на Lakers, но я не знаю, кто они такие. И зачем сидеть и смотреть на них в толпе, когда их можно посмотреть по телевизору при желании. Мне люди говорят: «Ты очень своеобразный человек». Я соглашаюсь, и это дает мне еще больше свободы, включая свободу писать такую музыку, какую я хочу.
Г.Г.: А как насчет вашей живописи?
Э.Х.: Моя жена и я пишем картины, и мы их продаем. Я понятия не имею, что я делаю. Я не владею никакой техникой. Композитор Стивен Бартон сказал мне однажды: «Я собираюсь украсть у тебя это. Я никогда не слышал подобное сочетание флейты и гобоя – это потрясающе». Я спросил: «Почему?» И он ответил: «Потому что ты свободен». Я, в свою очередь, спросил его: «Думаешь, мне надо взять несколько уроков музыки?» Он ответил: «Нет, это все испортит».
Г.Г.: Ваша жена – это ваша муза?
Э.Х.: Она верит во все, что я делаю. Но она также критикует меня. (Смеется).
Г.Г.: И она продает все, что вы делаете?
Э.Х.: Она очень умная. Она сказала мне однажды: «Лучше не спрашивай меня, так как у меня в одно ухо влетает, а в другое вылетает». С одной стороны, это дает мне еще больше свободы творчества. А с другой – мне не надо ничего организовывать. Моя жена говорит мне: «В этом году мы отправимся в Австралию, и устроим там выставку. А потом ты дашь несколько концертов. Так что, берись за кисть». Я иду в студию и пишу картины. Это маленький бизнес, так, для забавы. Но он предоставляет работу нескольким людям, которые нам помогают.
«Мужчине для счастья нужна одна женщина»
Г.Г.: Что дает звание рыцаря, кроме того, что вас называют «сэр»? Скидки в бутиках? Бесплатные экскурсии в Тауэр?
Э.Х.: Это окей, если люди хотят называть меня «сэр», но для меня это звучит очень формально. Мне нравится неформальная атмосфера, когда можно расслабиться. Мне не нравится, когда люди нервничают рядом со мной из-за того, что я получил рыцарское звание и стал Сэром Энтони Хопкинсом. Так что, на самом деле я деревенщина. Я родом из Уэльса. Я никакой не Сэр. Скидки в бутиках – хорошо бы – но нет, не имею. Бесплатные экскурсии в Тауэр – тоже нет.
Г.Г.: Не полагаются, типа – не заслужили?
Э.Х.: Просто я никогда не использовал это.
Г.Г.: Каково ваше отношение к роли Ганнибала Лектера? Насколько вы уже ненавидите этого персонажа и вопросы, которые вам задают про него?
Э.Х.: Нет, с ним давно все ясно – я играл его много лет назад. Это просто одна из ролей, которую я сыграл, но очень интересная.
Г.Г.: Так что, вы не спокойно воспринимаете вопросы о Ганнибале?
Э.Х.: Да, но с тех пор прошло целых 20 лет.
Г.Г.: Известно, что вы не пьете с возраста 40 лет. Каково это – не пить последние тридцать пять лет?
Э.Х.: Это хорошо, даже очень. Более того, это прекрасно!
Г.Г.: Как это случилось, что вы вдруг бросили пить?
Э.Х.: Я чувствовал себя больным, и я понимал, что это убивает меня. Это разрушает здоровье.
Г.Г.: Так что, ничего такого особенного не произошло, когда вы «завязали»?
Э.Х.: Нет, я просто остановился.
Г.Г.: Вас когда-нибудь принимали за другого человека?
Э.Х.: Нет. Никогда.
Г.Г.: Сколько женщин нужно мужчине для счастья?
Э.Х.: Только одна.
Г.Г.: Вы нравитесь себе?
Э.Х.: Да.
Г.Г.: А вы верите в конец света в 2012 по майскому календарю?
Э.Х.: Нет.
