Линки доступности

Помощь для Украины: «У меня в команде таджики, немцы, армяне, грузины, боливийцы»


Альберто Флорес-Кортес, основатель благотворительного фонда «Есперанса». За его спиной – временный дом для семьи, потерявшей жилье. Courtesy Фонд Эсперанса
Альберто Флорес-Кортес, основатель благотворительного фонда «Есперанса». За его спиной – временный дом для семьи, потерявшей жилье. Courtesy Фонд Эсперанса

Как Альберто Флорес-Кортес собирает гуманитарную помощь для Украины по всему миру

До начала российского вторжения в феврале 2022 года 38-летний Альберто Флорес-Кортес успел открыть в Украине сеть тренировочных залов. Теперь большинство его залов не работает, а в оставшихся жители окрестных домов прячутся во время обстрелов.

Альберто и его друзья открыли благотворительный фонд «Есперанса». Уже десять месяцев они собирают гуманитарную помощь и строят новые дома для тех, кто потерял жилье во время войны.

О том, как оказался в Украине

Я смесь латиноамериканца с украинкой: мать – из Украины, отец – из Боливии. Мои родители живут там. Сам я спортсмен, занимаюсь всю жизнь боевыми искусствами. Два года выступал за сборную Боливии. Потом мне это надоело, захотел получить высшее образование. В 2008 приехал в Украину учиться в университете. Так и застрял. Тут от каких-то частных компаний выступал немножко. Но больше уже ударился в педагогику, меня эта тема привлекала. У меня образовалась своя сеть бойцовских клубов. Мы начали проводить и спортивные детские лагеря, и выезды, и соревнования. В общем, все закрутилось. Такая небольшая была бизнес-империя в области боевых искусств.

О том, как война повлияла на бизнес

У нас была прекрасная жизнь до 24 февраля. После всё посыпалось. Спортсмены, патриоты, ушли на войну или в территориальную оборону, а мамы с детьми выехали за границу. Ну и мы крякнули. Просто ездили, собирали все наши залы в фуры и в гаражи. Так оно и лежит. Залов было десять. Плюс мы строили свою спортивно-тренировочную базу под Киевом - целый спортивный комплекс. Так и не закончили, остались в долгах. Все, что осталось, превратилось в базу помощи. Все тренеры, которые не ушли на фронт, активно волонтерят. Зал на Позняках стал чуть ли не центральным убежищем для всего района. Он в подвале. Там в момент активных обстрелов жило 60 человек. Все ближайшие дома знают, куда идти. Там есть еда, там тепло, там маты, там всегда есть свет. Это хороший шелтер.

У меня была неплохая медийная история как педагога, тренера, спортсмена. Я развивал YouTube-канал. Я понимал, что такое маркетинг. Я знал, что такое приезжать на эфиры как эксперт. И когда началась война, у меня в день было по восемь эфиров. Я выходил на телевидение на всю Латинскую Америку и рассказывал, что в Украине происходит. Мы просто рассказывали, что нас бомбят, блин, что у меня дети в погребе, нам нужна помощь, help Ukraine. Мы очень сильно эту тему двигали.

У меня есть две профессии: одна – это тренер по боям без правил, вторая –обучение полицейской тематике, ближе к военной. Это тактика ведения боя, стрельба, прикладной рукопашный бой. Я получал потихонечку дипломы, грамоты, обучался для себя чисто. Честно, я себе даже не мог представить, что мы будем этим заниматься. Сейчас я езжу и обучаю ребят из ЗСУ, как прикрываться от взрывов, как держать автоматы, пистолеты. Все на волонтерских началах, вместе с командой тренеров. Нас приглашают командиры частей, взводов. Я никогда не планировал работать в этой области, но жизнь сама расставила точки.

О том, как начал помогать другим

Когда началась война, я вывез семью в Вышгородский район. Нас там очень сильно накрыло. Взорвали мост, мы оказались отрезаны от города. Но у меня куча друзей. Мы нашли лодку, и мне начали привозить гуманитарку. Друзья покупали в супермаркете еду, которую еще можно было найти, привозили на ту сторону реки, а мы перевозили на эту. Так мы начали кормить две тысячи человек, в основном бабушек и дедушек. У нас были какие-то сбережения, у меня оставались деньги со стройки. Все, что было, уходило на помощь. А потом подключились друзья, коллеги, люди по всему миру, которые меня знали. Они начали скидывать деньги, мы на них покупали продукты. Потом я выбрался оттуда, вывез семью и понял, что трафик денег стал слишком большим. Надо основать благотворительный фонд и делать все официально. Фонд «Есперанса» мы учредили за день. На испанском «эсперанса» значит «надежда». Но в этом нет пафоса, нам просто нужно было придумать название, и мы выбрали такое.

О тех, кто переводил деньги

Деньги присылал мой брат из Боливии, друзья из Испании, Франции, Италии, Штатов. Это просто люди, которые меня знают как тренера и спортсмена, у меня очень большая аудитория. Я не понимал, что делать дальше. У меня жена и дочка 5-летняя. Благо, жена всю жизнь работает в IT. Я говорю: «Леся, ну ты работай, я оставить вас и уйти на войну не могу. Но я буду что-то делать». Мы начали волонтёрить. Сначала помогали внутри Киева. Потом добрались до Чернигова, когда там только закончились боевые действия. Как только можно было заехать, мы поехали. Я продал мотоцикл, купил автобус. И мы повезли гуманитарную помощь. Мы везли лекарства, еду, одежду, базовые вещи. Обычно люди боятся ехать на деоккупированные места, а мы такие немножко… Это ближе к нашей специфике. Боевые искусства – это баланс между философией и физическим воспитанием. Я живу по принципам Кобудо. Это такая тема о постоянном ментальном, физическом и духовном саморазвитии. Поэтому нам не так страшно туда ездить.

О новых домах для тех, кто потерял жилье

Все началось с Анатолия Михайловича. Он жил в Чернигове, в одном из самых пострадавших районов. Его дом полностью уничтожило. Он сам чудом выжил в схроне, погребе. Анатолий Михайлович – бывший футболист, руки не из … (золотые), толковый дядька, приятный, эрудированный. Но вот просто к нему пришла война и уничтожила все, что он делал. Я пришел к волонтерше, которая у нас принимала еду, и увидел этого Анатолия Михайловича. Мне его так жалко стало. А еще как раз дождь шел, такая погода отвратительная. Я говорю: «Блин, пацаны, давайте ему хату поставим». Ну и начали смотреть, где эти модульные дома можно купить. Я стал собирать денег на этот домик. Порядка 200 тысяч гривен он нам обошелся – до восьми тысяч долларов. Нам все производители скидки давали, помогали.

Волонтеры разбирают останки дома, разрушенного в результате обстрелов. Coutesy Фонд Эсперанса
Волонтеры разбирают останки дома, разрушенного в результате обстрелов. Coutesy Фонд Эсперанса

Мы приехали, расчистили территорию. Соседний дом просто завалился. Чтобы проехать, пришлось сделать дорогу. Поставили дом. Я никакого отношения к стройке не имею - от слова «совсем». Но сейчас понимаю немножко, как это работает. Плюс опыт был, когда строил свою базу. Мы строили из СИП-панелей. И тут как раз стали искать такие СИП-панелевые домики, бытовки.

И там был момент – к нам подошел парень, его звали Андрей. Он фотограф, говорит: «Пацаны, круто, молодцы. Давайте я вас пофоткаю». Я говорю: «Давай с нами, бери лопату, выравнивай площадку, а потом пофоткаешь». И Андрей снял видосик. На этом видео я говорю: «Слушайте, ребят, мы с Киева приперлись, деду дом ставим, а вы, блин, не можете тут сами по Чернигову из своих домов выйти и помочь своим же людям. Давайте как-то поднимайте задницы». Такой был мотивационный пендель. И Андрей мне потом рассказывал: «Я посмотрел этот видос и думаю: какого хрена мы реально не можем? Пацаны приехали, убирают, что-то делают, а мы тут сидим». И они начали собираться на толоку - это у них типа такой субботник. Сейчас это два крупнейших фонда в Чернигове: «Дах Чернігів и «Бо Можемо». Суммарно у обоих фондов – более 850 активно действующих волонтёров.

О работе волонтеров

Мы с ребятами продолжили ездить, разминировать, разбирать завалы, делать планировку ландшафта. Один из моих лучших друзей строил аэропорт «Жуляны», он понимает, как что должно быть. Он следил за технической частью: как подключить свет, воду и прочую ерунду. Порой приходилось более, чем на два метра копать вниз, чтобы достать живую трубу, потому что она просто сгорела. На одну гребаную трубу могли уйти сутки! Фонд «Бо Можемо» – это была живая сила. Ребята приезжали и тупо лопатами разгребали. Это люди, которые каждый день: дождь, снег, ночь – собираются. Андрюха-фотограф дает им стройматериалы, а я ищу обеспечение: шмотки, специализированную обувь, чтобы она не эту затухала, фонари, лампы, прожектора.

О сборе денег и гуманитарной помощи

У меня есть небольшое комьюнити в «Телеграме». Там 136 человек. Я просто пишу: мне надо кэш на бензин, 50 тысяч гривен. И в течение дня у меня эти деньги есть. Я говорю: «Всё, деньги есть, спасибо». Например, сейчас уехал Майкл, это немец, мой друг. У нас с ним огромный склад. Он привезет фуру 45 тонн и фуру 18 тонн. Это все помощь из Германии. И то мы не влезаем, хотим взять еще одну фуру, 45-тонник. У меня есть в Польше друзья, которые мне привозят гуманитарную помощь. Они довозят до Ковеля (украинский город недалеко от границы с Польшей), а мы в Ковеле грузимся и перевозим это все на наши склады.

В основном, помощь идет из-за рубежа. Но и в Украине есть друзья. Я недавно приезжал в «Солодку майстерню», это фабрика печенюшек. Говорю: «Я еду в Лиман, мне печеньки нужны», – «Приезжай!». Я приезжаю, они мне палету печенья отгрузили. КиевХлеб – им памятник надо поставить. Они хлеб свежий дают. Звонишь: «Ребят, мы едем», – «Сколько надо? Палета, две, три, четыре?». «Новая Почта» вообще красавцы, у них гуманитарная отправка бесплатная. И многие топовые компании – ну красавчики. У меня есть подруга, у нее компания Sigma, это мобильные телефоны. Я ей: «Наташа, я у тебя пауэрбанки куплю», – «Да, а я тебе потом сверху X2 дам от себя». Получается, я ей закину 10 тысяч гривен на пауэрбанки, она мне на 20 тысяч даст. Это у нас такая игра. И очень многие люди помогают. Вот папа Дэнчика занимается стройкой, он мне говорит: «У меня есть моноблок, тебе надо?» - «Да, есть человек, которому надо отстроить стену», – «Куда отправлять? Я отдам этот моноблок, оплачу транспортировку и выгрузку». Он отправляет своего водителя и везет.

Волонтеры разбирают останки дома, разрушенного в результате обстрелов. Courtesy Фонд Эсперанса
Волонтеры разбирают останки дома, разрушенного в результате обстрелов. Courtesy Фонд Эсперанса

Я договорился с пилорамами и лесхозами, чтобы они мне дали дров и угля. А Украинская железная дорога выделила два вагона, чтобы отвезти это всё в Краматорск, а оттуда – в Лиман. Американский фонд выделил более миллиона гривен на установку пластиковых окон. Есть компании, которые говорят: на тебе деньги, ты классный чувак, ты их потратишь правильно. Кто-то придёт и скажет: вот тебе деньги, но мне за каждую копейку нужен отчёт. Вот мне девочка написала недавно: какой-то мистер Питерсон из Австралии передал 300 евро для меня и попросил снять видео о том, на что пошли его деньги. Сумма не имеет значения, главное – это порыв человека. Ну пойду на склад, скажу: «Хэллоу, мистер Питерсон, это было куплено на ваши деньги, большое спасибо, вы хороший человек».

О старых и новых вещах

Мы стараемся уйти от бэушных вещей. Начинали так: что дают, то дают. Но потом я решил, что то, что я привожу, будет именно новое и качественное. Хотя иногда Польша присылает качественные старые вещи. Но нужен сортировочный центр, нужны люди, чтобы сортировать всю одежду, которая к тебе приходит. Когда приходит 50 кубов с одеждой, тебе их надо перебрать. На это уходит огромное количество времени и человеческого ресурса. Мы сажали девчонок-волонтерок, и они это всё перебирали. Но в итоге мы отправляем теперь на месте как есть. Я сразу говорю: «Приедет столько-то помощи, вы сами сортируете. Мы этого не делаем». А там может быть что угодно: от золотых «ролексов» до чьих-то старых носков.

О доставке гуманитарной помощи

Вот, например, Майкл, немец. Нас познакомила Аня, ее дети были у меня в лагере спортивном. Он купил себе фуру, приехал сюда и сказал: «Арбайтен». Он, как маньяк, такие дальнобои кидает. У меня с ним была поездка: Киев-Павлоград-Чернигов-Киев. Это космическое расстояние, у нас в дороге самая дальняя точка была – 14 часов. Это долго. Мы ограничены ещё и режимом дня, ночью ехать нельзя – комендантский час.

Сейчас у нас огромный хаб гуманитарки, и мы ее распространяем туда, где у нас уже есть какие-то свои локальные точки. Это фактически вся Украина. Я купил еще один грузовик. У меня есть фура, эвакуационный автобус. И тонны гуманитарной помощи, которую мы ищем по всему миру. Сегодня я купил 40 холодильников. Недавно я вернулся из Лимана. Туда мы отвезли 15-тонную фуру, пятитонник и две маленькие машинки. Примерно на 50 000 евро помощи мы завезли. Там генераторы, одежда, памперсы, свечки. У них же нет ни света, ни отопления, ни хрена у них нет. У них постоянные прилеты. Пока мы у них были, не знаю, сколько ракет упало. Ты стоишь, и в тебя просто прилетает.

Как понять, кому нужна помощь

Раньше мне в фонд писали: «Помогите, пожалуйста, у меня там 5 детей, 20 бабушек», – я такой: «Да, бедненькие, надо всем помочь». Сейчас, когда мне пишут, бот автоматически отвечает: «Вы знаете, мы гуманитарный хаб. Если вы хотите, чтобы вам помогли, идите в ближайший гуманитарный центр. Если они сделают на меня запрос, я с ними свяжусь и вам помогу». Никакой точечной раздачи, никакой помощи индивидуально. Потому что большинство таких писем – это люди, которые по кругу копипастят одно и то же сообщение в поисках того, кто им что-нибудь отправит. В итоге им все отправляют. Были случаи, когда люди просто продавали то, что ты им отправляешь.

Я, например, работаю исключительно с погорельцами, у которых дома уничтожены. Мне неинтересно помогать человеку, у которого еще есть квартира в городе. Мне надо понять, нуждается ли этот человек в помощи на самом деле. А так как я не могу знать всех на планете, мне нужны те, кто их знает. Как правило, в каждом селе есть человек, который знает плюс-минус всех.

О помощи тем, кому помогать не хочется

Мы продолжаем заниматься реконструкцией домов, но я стараюсь физически там не присутствовать. Для меня большая проблема – это люди. Я привык общаться в разумном толковом обществе. Есть люди хорошие, есть люди плохие. Когда я вижу плохих людей, я не хочу с ними общаться, тем более им помогать. Но я не имею права решать, хороший ты или плохой, я должен помогать всем, потому что беда общая. Я просто пару раз оказывался в таких ситуациях, когда мне не хотелось этим людям помогать.

Жадность, алчность, ненасытность – это нормально для людей, но это не нормально для меня, я не хочу в этом вариться. Был момент, когда я ставил дом бабульке, и ко мне подошла другая. А они там по списку, это же целый процесс – выбрать, кому эти дома устанавливать. Она мне говорит: «Ты мне нормальную хату поставь, понял? Не такую, как эта. Мне треба нормальная хата». Я тут, блин, сутками не вижу семью, а ещё эти бабки. Кому-то не такую печь я привёз или не подошла какая-то одежда. Я просто такой: стопэ, я абстрагируюсь от этого. Нет, есть благодарные люди, и я кучу новых знакомств обрел.

Люди очень часто врут. Когда мне дают в списки, там иногда пишут: котел твердотопливный двухкамерный. Эта фигня стоит 123 000 гривен. Я уверен, у них в жизни этого котла не было, но так как они увидела лоха Альберто из Боливии, то надо получить котел. Сорок три штуки каждому в зубы. Знакомая подошла, увидела, что я гуманитарку гружу. Она говорит: «У тебя есть обувь?» – «Есть, какая вам нужна?», – «Ой, мне нужен 40 размер для мужчины», – «Да не вопрос, конечно». И я выношу, у меня там такие зимние ботинки, она: «Спасибо, спасибо». Я говорю: «Если не подойдут, вы верните, мы отправим». Я ее недавно увидел, она такая: «Ты знаешь, человеку они не подошли, мне тоже, но я невестке отдала». Чувствуешь, да? Мужу не подошло, мне тоже, но как же я тебе это верну? Хотя невестке оно 100% не надо, она живет в городе, у нее все хорошо. И вот в этом есть очень много о людях. Эта логика повсеместно у всех. Не, есть люди, которые взяли немного и говорят: «Мне достаточно, мне больше не надо». И ты такой: вау, галочка, классный чувак.

Я себя просто поймал на мысли, что начинаю делить людей: друг или не друг. А такого не должно быть. И тогда я для себя принял решение, что не буду с ними контактировать. Я поставил перед собой преграду – волонтёров, которые там работают – и перестал приезжать в эти точки. Я просто закидываю им помощь, и они сами решают, кому помогать.

О том, на что живут волонтеры

Я не получал денег за последние десять месяцев. У меня работает жена, и были ещё запасы. Я не беру денег. Если нам ребята дают какие-то деньги и говорят: «Это вам», – тогда берём. Но если это деньги, которые поступают на счета, мы их на личные расходы не берём. У нас в команде все такие: у каждого был какой-то бизнес. Мы не бедные ребята. Это больше в голове. Понятно, что какую-то консерву мы сожрём в дороге, голод не тётка. Но чтобы мы какие-то зарплаты начисляли – нет. Деньги на бензин – да, но машины катаются только по делам. Деньги на ремонт – да.

Если мы говорим о девчонках, которые нам помогают, то им мы всегда что-то оставляем, денег даём. Волонтерство волонтерством, но когда ты два-три дня разбираешь вещи, каких-то денег тебе хочется. Но так, чтобы это была официальная зарплата – нет, этого нет. К этому можно прийти, если я сейчас скажу: «Всё, я теперь основатель благотворительного фонда, и мы нанимаем всех на работу». Я изначально не хотел этого. Я хотел помогать и не знал, на сколько меня хватит. Я дилетант в этом деле.

О спорте во время войны

Параллельно я умудряюсь тренировать людей и содержать два клуба. Мои клубы снова начали работать месяце на четвертом. Ну как работать: у меня зал на Позняках, там 4 ковра. Один ковер работает, на другом девчонки плетут маскировочные сетки, еще один ковер оборудован под бомбоубежище для детей из ближайших школ. Я тренирую частно как тренер, и у меня есть клиенты, мои бойцы, которые хотят со мной заниматься. Они ждут. А это, в основном, айтишники, топ-менеджеры. И они просто закидывают мне денег наперёд. Я им сказал: «Смотрите, ребята, аренда зала стоит столько-то. Мне надо, чтобы эти два тренера что-то ели. Если вы между собой раскидаете это всё, то я вас буду тренировать, когда у меня будет время». Они не дают умереть залу, оплачивают полностью все бытовые расходы. Если у меня есть возможность, то я приезжаю и тренирую. Боевые искусства – очень тесная штука: учитель, ученик, философия.

Об усталости

Была первая волна, когда помогали все. Но люди начали узнавать то, что узнал я, – что не все люди нормальные. Так они начали разбиваться на группки доверия. Сейчас, в основном, фонды обмениваются гуманитарной помощью между собой. Вторая часть – это заграница, крупные международные фонды. Я, например, сотрудничаю с компанией «Алайт». Случайно на меня вышел Хан, это китаец американского происхождения, говорящий на испанском. А у меня в команде таджики, немцы, армяне, грузины, боливийцы. Хан вписался отлично. Он лоббировал наши интересы, и «Алайт» предоставлял деньги на закупку необходимых вещей. Я буквально сегодня покупал на них новые генераторы в Польше.

По-хорошему, надо бы сесть и заняться поиском новых партнеров, которые бы финансы вкладывали, но нет на это времени. Конечно, надо штат людей, которые бы помогали с бумажками, бухгалтерией. Но опять же, надо возвращаться понемножку в свою нормальную жизнь. Есть промежуток, когда волонтёры собираются работать вместе. Потом они немножко стухают, им надо восстановиться, чтобы потом опять загореться. Я свой ресурс исчерпал. Я не могу выспаться. Встаю в 7:00 утра, ложусь в 2:00. Я постоянно не дома, всё время где-то в дороге. Я огромное количество времени спал в грузовом отсеке. Мы все время куда-то едем. Не успели до комендантского часа – остановились, дальше ехать нельзя. Кто-то пропустит тебя нормально, а кто-то начинает… А еще бывает – сломалась машина или просто банально взорвали мост. И всё, ты застрял.

Об отношении к россиянам и России

Слушай, я всегда нормально относился к русским. В детстве в Боливии я провел много времени в посольстве России. Там объединяли выходцев из бывшего Советского Союза. В то время боливийцы получали путёвки на обучение в СССР. Они уезжали, основывали семьи, потом забирали девчонок в Боливию и там жили. Моя мама – такая же. Отец приехал, закончил КИСИ, вернулся домой. И поэтому мы собирались и общались в российском посольстве. У меня один из лучших друзей в Боливии – Виктор, он русский. Он мне написал: «У тебя все в порядке?» Я говорю: «Не знаю, ваши нас бомбят». И он, блин, в слезах: «Братишка, я не понимаю, что происходит». Ну это близкий человек. Но сейчас, как говорят, это ужас, насколько люди в России зомбированы! Что-то произошло у них в голове явно, какая-то глобальная болезнь.

Моя дочка в свои пять лет раскладывает игрушки. Я говорю: «Лиана, а что ты делаешь?» Она говорит: «Я раскладываю игрушечки здесь, чтобы их не разорвало от взрыва». Я как педагог охреневаю с этого. Я много работаю с детьми. Когда я вижу эти глаза, я понимаю: всё, это травмированный человек на будущие несколько поколений. А тут моя дочка сидит в подвале, который я помогал оборудовать. Там сейчас есть генератор, свет и тепло появилось. Но до этого они сидели в подвале, под пледиком с фонариком. И я потом должен, понимаешь, где-то встретить русского чувака и такой: «Не, ты классный!» - этого не будет.

Только за первые 7 месяцев войны в Украине было разрушено 74 тысячи жилых домов. Courtesy Фонд Эсперанса
Только за первые 7 месяцев войны в Украине было разрушено 74 тысячи жилых домов. Courtesy Фонд Эсперанса

Ты можешь быть против Путина, ты можешь не поддерживать войну. Но ты своим бездействием ничего не решаешь. А у меня из-за этого ребёнок сидит в подвале с фонариком и раскладывает игрушки, чтобы у них не пораскидались ручки-ножки в разные стороны. Откуда она это знает? И как я потом могу нормально относиться к этим людям? Мне сложно. Даже когда люди, которых я много лет знаю, спрашивают: «Как ты там? Всё ли у тебя хорошо?» Я говорю: «Отлично, только ваши нас убивают», – «Ну это же не мы, мы тут не при делах». Вот у нас есть волонтерка из Беларуси. Я ей говорю недавно: «Галь, если беларусы попрут, я их буду точно также ненавидеть, как русских». – «Ты не можешь всех не любить, есть же и хорошие люди», – «Ну хорошие люди есть, но надо же что-то делать, помимо этого. Вы же вообще молчите, вы амебные». – «Нет, просто у белорусов история такая, они мирная нация». Тысяча оправданий своим действиям, но никто ничего не делает.

Я не боюсь почему-то сказать, что я помогаю армии, помогаю Украине. А они прям боятся, их запугали. Самая большая опасность, как я понимаю, это дядя-омоновец дубинкой наваляет - что ж я против него буду делать?!

Ну вот возьми Латинскую Америку – сколько там было ситуаций. Народ просто поднимается и сносит все нахрен, если ему не нравится что-то в режиме. Если тебя всё устраивает, ты сидишь тихонечко. Если не устраивает, ты поднимаешь свою задницу и идешь протестовать. Аналогично в Украине. В 2014 я был на Майдане вместе с друзьями. Если тебе что-то не нравится, ты встал и говоришь об этом.

О том, как согреть Украину

Раньше я массово покупал электрические обогреватели. Теперь их все можно засунуть в одно место. Я переключился на изготовление буржуек. Заказал на заводе в Харьковской области буржуйки и раздаю их людям.

Генераторы у меня на складе лежат. У меня есть зал на набережной в элитном месте, в полуподвальном помещении. Там насос, который поднимает канализационные отходы и воду по трубе, работает на электричестве. И когда вырубают электричество, ты можешь сходить в туалет, нажать на кнопку, и оно у тебя поднимется по уровню. Ещё раз нажмешь – еще раз поднимется. Три раза нажмешь – вывалится. И я такой думаю: блин, поставлю себе генератор –будет работать туалет. Я привез генератор, мы его запустили в предбаннике. За две минуты у меня всё помещение забилось дымом. Хрен знает, куда его ставить, к чему его цеплять – иначе кто-нибудь заберёт. В моём бизнесе он ни хрена не поможет. Он сработает в какой-то кофейне, где ты его выкатил на 5 метров, вжикнул и смотришь на него. У меня так не сработает. А теперь представь, сколько ресторанов и заведений находится в цокольных этажах. Почти все. Генератор не решает их задачи.

О подготовке к отключению электричества

Вот у меня дома, могу тебе показать… У меня ящик со светодиодами, запас пауэрбанков, зарядные устройства для аккумуляторов, которые надо заряжать. И так в каждой квартире. Я мотоциклист, у меня есть старые мотобатареи. Освещение идет на LED-лентах. Сутки-двое я протяну на одном этом аккумуляторе. Но для отопления нужен энергоноситель, печь, камин. Вот у меня есть горелка, кушать я приготовлю. Воду оставляем в бутылках. Я привез из Польши 2-3 палеты специальных свечей, они очень долго горят. Мы такие возим в Лиман, потому что там нужен свет.

Я живу на 19 этаже. У меня был квест: я за один день четыре раза поднимался и спускался. Я тренированный чувак, но у меня ноги болели два дня. В другой раз я поднимал здоровый аккумулятор, он весит 24 килограмма. Я поднялся, упал, говорю: я больше никуда не пойду, а то я сдохну. А как-то Леся меня отправила за водой. Купил два бутыля. Поднимался, увидел, что бабушка с дедушкой несут каждый по бутылю. Мне их стало жалко. Я у них взял эти бутыли, поднял на 16 этаж. Потом сходил за своими. Пришел домой и сдох. Наверное, неделю отходил. У нас свечка – 26 этажей. Как подняться на 26-й, я не представляю. Все повыезжали. Понятно, что у людей, которые живут в таких домах, есть дача, домик загородный. Но это же массовая история, не только про районы, где мажоры живут. У меня ребенок сейчас у бабушки и дедушки. Ребёнок живёт на уровне земли. Попробуй с ней с 19 этажа сначала спуститься, потом подняться.

Как добыть оборудование

Дрова, печи, конвекторы на газовом отоплении – их фактически уже не купишь. Пауэрбанки – тоже не купишь нигде. Инвертор, который стоил тысячу гривен, сейчас стоит восемь. Это еще одна проблема – люди. Люди, которые хотят делать деньги на людях. Они пытаются наживаться кто на чём. Я когда-то брал на стройку генератор, он 200 баксов стоил. Сейчас тот же генератор мы берём чуть ли не за 800. И ты его ещё найди. Это я тут такой блатной, мне из Польши, из Германии привозят. Но обычные люди не ездят на границу с Польшей и Германией, у них нет таких возможностей. Найти хороший генератор в Киеве – это прям проблема. Есть куча китайского говна, которое сыпется. Такой генератор не рассчитан на работу по 8 часов. Он рассчитан на 3-4 часа автономной работы, пока какой-то строитель в горах что-то пилит. Это не бесперебойное питание. Поработает неделю, месяц, два – и всё, накрывается.

О том, как не сдаваться

Все очень устали. Волонтерить можно месяц, два. Дальше – это характер. Многие отпали. У меня состав, кроме основного, меняется постоянно. Но есть люди, которые всё равно будут тянуть это. Я знаю тех, кто до конца, до победного пойдет. Но их мало. Их единицы. Я очень устал и сделаю паузу в ближайшие 2-3 недели. Я должен восстановить силы, чтобы продолжать. Хочется побыть с ребенком, а то мы все время в дороге, все время как бременские музыканты. Я это делаю, потому что есть надежда, что все это закончится. Есть большое количество людей на фронте, которым хочется помогать. Это мотивирует продолжать.

Форум

XS
SM
MD
LG