Количество россиян, преследуемых властями по политическим мотивам, предположительно, будет расти. Об этом в интервью Русской службе «Голоса Америки» рассказал глава российского представительства правозащитной организации «Amnesty International» Сергей Никитин. По его словам, в России очень распространены заблуждения о базовых принципах прав человека, в том числе среди властей. При этом, обновленное законодательство о государственной измене, по словам Никитина, носит весьма тревожный характер.
Роман Ошаров: После череды принятых законопроектов о так называемых иностранных агентах, законе о митингах, списке запрещенных сайтов в Интернете, на подпись Владимиру Путину отправлен законопроект о государственной измене, согласно которому, по мнению российских правозащитников, уголовным деянием могут будет признаны любые контакты с иностранцами и иностранными организациями. Как вы можете охарактеризовать подобные изменения?
Сергей Никитин: У нас вышло несколько материалов, в которых мы подвергаем критике изменения в законодательной сфере, а именно ограничение свободы собраний по причине совершенно драконовских штрафов.
Теперь вступает в силу новый закон, который приведет к изменению двух формулировок Уголовного кодекса. Расплывчатость дефиниций представляет очень серьезную опасность, потому что дает возможность суду толковать закон самым невообразимым образом. Если мы посмотрим на то, о чем говорится в текстах этих документов, то видно, что всякая деятельность, а особо подчеркну консультационная деятельность международных и иностранных организаций, может рассматриваться как деяние, носящее признаки уголовного преступления.
Это очень тревожно, ведь означает, что всякий человек, общающийся не только с «Международной амнистией» в России, но и с другими организациями, как например с ООН, тоже может стать объектом преследования. Это наводит на мысли, что картина очень печальная и мы планируем в ближайшее время сделать еще одно заявление по этому поводу. Надо отметить, что заявления «Международной амнистии» не проходят в тишине, и на это всегда живо реагируют общественность всего мира.
Р.О.: С чем вы связываете ужесточение законодательствa в отношении российских некоммерческих организаций?
С.Н.: Атмосфера и обстановка вокруг российских правозащитников и правозащитных организаций существенно изменились. Начало этому было положено в 2006 году, когда были проведены изменения законодательство в отношении некоммерческих организаций, и этот процесс практически никогда не останавливался. Иногда этот процесс замедлялся, и мы еще помним демократические высказывания предыдущего президента.
Возможно, что сейчас реакция гражданского общества на то, как прошли выборы и на ситуацию в стране, насторожила российские власти, и они, похоже, работают над созданием отрицательного образа правозащитников. В какой-то степени успех достигнут, но насколько долго в подобной ситуации можно оставаться, не совсем понятно.
Р.О.: Правозащитники считают, что обновленное законодательство о государственной измене фактически предваряет репрессии 1937 года, что приведет к росту количества политических заключенных в России. Вы согласны с этим?
С.Н.: Всякие сравнения всегда хромают. 1937 год с нынешними годами сравнивать сложно. Хотя бы по той причине, что в 1937 году, например, отсутствовал интернет, а люди себе и представить не могли возможность поехать за границу. Но та жёсткость и последовательность, которую мы видим со стороны властей наводит людей на подобные воспоминания и приводит к подобным аналогиям.
«Международная амнистия» отказалась от термина «политический заключенный», но мы ничего не имеем против того, что другие правозащитные организации будут его использовать. Очевидно, что число людей, которых будут помещать за решетку по политическим причинам, будет расти в России. Это можно предположить, и я бы очень хотел ошибиться в своих предположениях.
Р.О.: Некоторые известные российские правозащитные организации намерены оказаться от зарубежного финансирования, чтобы не становиться иностранными агентами. На ваш взгляд, лучше перестать получать помощь из-за рубежа и продолжить заниматься защитой прав человека, получив статус иностранного агента, или же правозащитники должны сопротивляться, протестовать против подобных законодательных изменений?
С.Н.: Решение каждая организация принимает сама. Сам факт введения этого закона тоже вещь показательная и знаковая. Все ссылки на аналогичный американский закон смехотворны и не отражают действительность. При этом, в США существует и прекрасно себя чувствуют российская общественная организация, которая занимается, в том числе, темой нарушения прав на выборах в США. И на эту организацию никто не вешает ярлык иностранного агента, и они прекрасно существуют в своем офисе на Третьей авеню в Нью-Йорке, делая свою работу.
Совершенно иная картина в отношении российских НКО, например, ассоциации «Голос», в отношении которой направлено острие этого закона. Российские власти заявляют, что закон не ограничивает деятельность организаций, получающих иностранную поддержку, - НКО лишь получат дополнительное неудобство в виде клейма «иностранного агента». Кроме того, увеличится объем административной нагрузки на эти организации. Конечно, это сильно усложнит работу НКО. Очевидно, что власти стараются сделать так, чтобы организации значительную часть своего времени тратили на формальную ерунду, вместо того, чтобы заниматься тем, чем они собирались заниматься.
Р.О.: Согласны ли вы с мнением, что правами человека в России стали называть все, что угодно? При этом, большинство россиян не осознают, что права человека возникают лишь во взаимоотношениях между государством и личностью, соответственно, лишь государство может нарушить права человека.
С.Н.: В России очень распространены заблуждения о том, что такое права человека. Причин здесь много, но одна из главных — это активное нежелание российских властей способствовать, например, введению образования в области прав человека в средних школах.
Если несколько лет назад тогдашний министр образования обещал уроки по правам человека в средних школах, то все это осталось невыполненным, и в российскую школу пришли другие предметы. Россияне слабо знают и плохо понимают, что такое права человека. Не так много людей читали Всеобщую декларацию прав человека - основополагающий документ, когда мы говорим об этой теме. Путаница в головах людей потрясающая и властям вполне это нравится, это устраивает их.
Права человека - вещь универсальная, а вытаскиваемые на поверхность демагогические рассуждения о том, что не нужно давать советы другим странам в области прав человека, - большая ошибка. При этом, российские власти с удовольствием критикуют нарушение прав человека в других странах. В частности, недавно в Госдуме прошли слушания о соблюдении прав человека властями США, что хорошо. Мы принимали участие в этих слушаниях и донесли до аудитории то, что происходит с правами человека в США. Но мы подчеркнули, что власти США готовы вступать и вступают в диалог с правозащитникам, обсуждая эти нарушения. А это то, чего мы не видим от российских властей.
Непонимание или непризнавание универсальности прав человека российскими властями — это очень большая проблема. Совершенно справедливо отмечено, что люди не понимают, что права человека возникают во взаимоотношениях между властью и индивидуумом, гражданином. Это заблуждение настолько широко распространено, что даже мне приходилось сталкиваться с непониманием со стороны уполномоченных по правам человека в регионах России. Даже это является свидетельством того, насколько ужасающая ситуация с пониманием базовых принципов прав человека.
Р.О.: «Международная амнистия» комментировала дело Леонида Развозжаева, и ведется ли какая-либо работа по поводу его заявлений о пытках?
С.Н.: Мы выпустили два документа, где призываем российские власти провести независимое и тщательное расследование. Мы высказывали озабоченность тому, что у Развозжаева не было доступа к тому адвокату, которого он выбрал сам — ему был предоставлен защитник по выбору правоохранительных органов. Второе заявление по этому делу касалось украинских властей — мы призывали власти Украины провести тщательное расследование того, каким образом этот человек был похищен из этой страны, пересек государственную границу. Это пока все, что мы имеем по делу Леонида Развозжаева.
Заявление одного Развозжаева о пытках недостаточно, должно быть несколько независимых источников. Мы прекрасно понимаем, насколько это сложно сделать в том случае, если человек заявляет о применении пыток в неизвестном ему месте. Это усложняет ситуацию и на сегодняшнем этапе мы занимаемся своим расследованием и пытаемся получить информацию из многих источников, чтобы с уверенностью сделать следующее заявление.
Роман Ошаров: После череды принятых законопроектов о так называемых иностранных агентах, законе о митингах, списке запрещенных сайтов в Интернете, на подпись Владимиру Путину отправлен законопроект о государственной измене, согласно которому, по мнению российских правозащитников, уголовным деянием могут будет признаны любые контакты с иностранцами и иностранными организациями. Как вы можете охарактеризовать подобные изменения?
Сергей Никитин: У нас вышло несколько материалов, в которых мы подвергаем критике изменения в законодательной сфере, а именно ограничение свободы собраний по причине совершенно драконовских штрафов.
Теперь вступает в силу новый закон, который приведет к изменению двух формулировок Уголовного кодекса. Расплывчатость дефиниций представляет очень серьезную опасность, потому что дает возможность суду толковать закон самым невообразимым образом. Если мы посмотрим на то, о чем говорится в текстах этих документов, то видно, что всякая деятельность, а особо подчеркну консультационная деятельность международных и иностранных организаций, может рассматриваться как деяние, носящее признаки уголовного преступления.
Это очень тревожно, ведь означает, что всякий человек, общающийся не только с «Международной амнистией» в России, но и с другими организациями, как например с ООН, тоже может стать объектом преследования. Это наводит на мысли, что картина очень печальная и мы планируем в ближайшее время сделать еще одно заявление по этому поводу. Надо отметить, что заявления «Международной амнистии» не проходят в тишине, и на это всегда живо реагируют общественность всего мира.
Р.О.: С чем вы связываете ужесточение законодательствa в отношении российских некоммерческих организаций?
С.Н.: Атмосфера и обстановка вокруг российских правозащитников и правозащитных организаций существенно изменились. Начало этому было положено в 2006 году, когда были проведены изменения законодательство в отношении некоммерческих организаций, и этот процесс практически никогда не останавливался. Иногда этот процесс замедлялся, и мы еще помним демократические высказывания предыдущего президента.
Возможно, что сейчас реакция гражданского общества на то, как прошли выборы и на ситуацию в стране, насторожила российские власти, и они, похоже, работают над созданием отрицательного образа правозащитников. В какой-то степени успех достигнут, но насколько долго в подобной ситуации можно оставаться, не совсем понятно.
Р.О.: Правозащитники считают, что обновленное законодательство о государственной измене фактически предваряет репрессии 1937 года, что приведет к росту количества политических заключенных в России. Вы согласны с этим?
С.Н.: Всякие сравнения всегда хромают. 1937 год с нынешними годами сравнивать сложно. Хотя бы по той причине, что в 1937 году, например, отсутствовал интернет, а люди себе и представить не могли возможность поехать за границу. Но та жёсткость и последовательность, которую мы видим со стороны властей наводит людей на подобные воспоминания и приводит к подобным аналогиям.
«Международная амнистия» отказалась от термина «политический заключенный», но мы ничего не имеем против того, что другие правозащитные организации будут его использовать. Очевидно, что число людей, которых будут помещать за решетку по политическим причинам, будет расти в России. Это можно предположить, и я бы очень хотел ошибиться в своих предположениях.
Р.О.: Некоторые известные российские правозащитные организации намерены оказаться от зарубежного финансирования, чтобы не становиться иностранными агентами. На ваш взгляд, лучше перестать получать помощь из-за рубежа и продолжить заниматься защитой прав человека, получив статус иностранного агента, или же правозащитники должны сопротивляться, протестовать против подобных законодательных изменений?
С.Н.: Решение каждая организация принимает сама. Сам факт введения этого закона тоже вещь показательная и знаковая. Все ссылки на аналогичный американский закон смехотворны и не отражают действительность. При этом, в США существует и прекрасно себя чувствуют российская общественная организация, которая занимается, в том числе, темой нарушения прав на выборах в США. И на эту организацию никто не вешает ярлык иностранного агента, и они прекрасно существуют в своем офисе на Третьей авеню в Нью-Йорке, делая свою работу.
Совершенно иная картина в отношении российских НКО, например, ассоциации «Голос», в отношении которой направлено острие этого закона. Российские власти заявляют, что закон не ограничивает деятельность организаций, получающих иностранную поддержку, - НКО лишь получат дополнительное неудобство в виде клейма «иностранного агента». Кроме того, увеличится объем административной нагрузки на эти организации. Конечно, это сильно усложнит работу НКО. Очевидно, что власти стараются сделать так, чтобы организации значительную часть своего времени тратили на формальную ерунду, вместо того, чтобы заниматься тем, чем они собирались заниматься.
Р.О.: Согласны ли вы с мнением, что правами человека в России стали называть все, что угодно? При этом, большинство россиян не осознают, что права человека возникают лишь во взаимоотношениях между государством и личностью, соответственно, лишь государство может нарушить права человека.
С.Н.: В России очень распространены заблуждения о том, что такое права человека. Причин здесь много, но одна из главных — это активное нежелание российских властей способствовать, например, введению образования в области прав человека в средних школах.
Если несколько лет назад тогдашний министр образования обещал уроки по правам человека в средних школах, то все это осталось невыполненным, и в российскую школу пришли другие предметы. Россияне слабо знают и плохо понимают, что такое права человека. Не так много людей читали Всеобщую декларацию прав человека - основополагающий документ, когда мы говорим об этой теме. Путаница в головах людей потрясающая и властям вполне это нравится, это устраивает их.
Права человека - вещь универсальная, а вытаскиваемые на поверхность демагогические рассуждения о том, что не нужно давать советы другим странам в области прав человека, - большая ошибка. При этом, российские власти с удовольствием критикуют нарушение прав человека в других странах. В частности, недавно в Госдуме прошли слушания о соблюдении прав человека властями США, что хорошо. Мы принимали участие в этих слушаниях и донесли до аудитории то, что происходит с правами человека в США. Но мы подчеркнули, что власти США готовы вступать и вступают в диалог с правозащитникам, обсуждая эти нарушения. А это то, чего мы не видим от российских властей.
Непонимание или непризнавание универсальности прав человека российскими властями — это очень большая проблема. Совершенно справедливо отмечено, что люди не понимают, что права человека возникают во взаимоотношениях между властью и индивидуумом, гражданином. Это заблуждение настолько широко распространено, что даже мне приходилось сталкиваться с непониманием со стороны уполномоченных по правам человека в регионах России. Даже это является свидетельством того, насколько ужасающая ситуация с пониманием базовых принципов прав человека.
Р.О.: «Международная амнистия» комментировала дело Леонида Развозжаева, и ведется ли какая-либо работа по поводу его заявлений о пытках?
С.Н.: Мы выпустили два документа, где призываем российские власти провести независимое и тщательное расследование. Мы высказывали озабоченность тому, что у Развозжаева не было доступа к тому адвокату, которого он выбрал сам — ему был предоставлен защитник по выбору правоохранительных органов. Второе заявление по этому делу касалось украинских властей — мы призывали власти Украины провести тщательное расследование того, каким образом этот человек был похищен из этой страны, пересек государственную границу. Это пока все, что мы имеем по делу Леонида Развозжаева.
Заявление одного Развозжаева о пытках недостаточно, должно быть несколько независимых источников. Мы прекрасно понимаем, насколько это сложно сделать в том случае, если человек заявляет о применении пыток в неизвестном ему месте. Это усложняет ситуацию и на сегодняшнем этапе мы занимаемся своим расследованием и пытаемся получить информацию из многих источников, чтобы с уверенностью сделать следующее заявление.
