Правительство Канады объявило в среду о расширении санкционного списка в отношении России. Информация об этом опубликована на сайте канадского премьера-министра Стивена Харпера, передает ИТАР-ТАСС. Всего в канадский дискриминационный перечень входят 19 физических лиц и 22 организации, включая банковские структуры, в частности, ВТБ, Россельхозбанк, Банк Москвы и Российский Национальный Коммерческий Банк.
В среду же официально вступили в силу новые американские санкции против России, о чем было сообщено в Федеральном регистре (Federal Register) США. В свою очередь, Москва подготовила контрмеры в отношении стран Западной Европы, ставших инициаторами введения антироссийских санкций.
На санкционную тему, актуальность которой не снижается уже долго время, корреспондент Русской службы «Голоса Америки» пообщался с политиком, руководителем общественно-политического движения «Союз Правых Сил», президентом некоммерческого фонда «Перспектива» Леонидом Гозманом.
Виктор Васильев: Российские лидеры не раз заявляли, что санкции Запада и США доставляют им беспокойство, но, в общем, вполне преодолимы. Насколько это верно и насколько это бравада?
Леонид Гозман: Каждый следующий шаг (в этом направлении) наносит новый удар по экономике России и, в конечном счете, по ее социальной сфере. Мне кажется, что урон наносится не только самими санкциями, но и той атмосферой, ощущением нестабильности, недоверия, непредсказуемости, которая возникает у инвесторов – как российских, так и зарубежных. То есть возникает неизбежный вопрос: можно ли иметь дело с этой страной? Когда дело касается крупных инвестиций, то человек всегда делает выбор, куда ему пойти со своими деньгами – в Россию, Таиланд, Уганду, то есть туда, где деньги будут лучше работать. И из-за того, что происходит, очевидно, что решение инвестора будет не в пользу России. В этом смысле это очень опасно.
В.В.: Но насколько все же эти санкции эффективны, к чему могут привести?
Л.Г.: Я никак не могу оценивать эти санкции. Потому что как гражданину России мне трудно сказать: хорошо, что они бьют по моей стране. Я не разделяю ту политику, которую проводится сегодня российским руководством, но не могу себя, естественно, отделить от страны. Не знаю… Если бы странами управляли компьютеры, то, наверное, можно было бы сказать, что этот компьютер, который управляет Россией, посчитает все выгоды, потери и сделает точный прогноз. Но странами управляют живые люди. У них у всех есть эмоции – и у Обамы, и у Путина, и у Меркель. Кроме того, есть политическая необходимость сохранить лицо перед широкой общественностью и перед своим узким кругом. Поэтому, я не знаю, приведут ли эти санкции к тому, что Владимир Владимирович примет решение все-таки немножко отступить, скорректировать сегодняшнюю политику или, наоборот, он пойдет вперед, рассуждая: раз так, все равно терять нечего, вы хотели – получите. Тоже вполне возможный вариант, на самом деле. Поэтому это просто печально и непредсказуемо.
В.В.: Все ли ресурсы использованы США и Западом, на ваш взгляд?
Л.Г.: Не знаю, насколько по наиболее чувствительным местам был нанесен удар. «Газпром», например, не подпадает под санкции. Оборудование для газодобычи нам будет поставляться и впредь, пока, по крайней мере. Есть ли еще что-то в запасе (у Запада) – ну, наверное, есть. То, что сейчас происходит, это изолирует Россию. Кому-то у нас это нравится, кто-то с восторгом говорит, как это хорошо. Но изоляция России, очевидно, не соответствует ее интересам и действует против мирового трэнда. Потому что мировой трэнд – это, разумеется, интеграция. Айфон сделан в Америке, сделан в Китае, а я говорю по нему в Москве. Это нормально. Санкции объективно приводят к экономической изоляции страны. А от экономической изоляции неизбежно пойдет политическая. Ничего хорошо в этом нет, прежде всего, для нас. Ну, думаю, и для мира в целом это тоже не очень хорошо.
В.В.: Есть ли оптимальный выход для всех сторон затянувшегося кризиса?
Л.Г.: Вообще все происходящее мне представляется трагичным и ужасным. Где-то лет 15-20 назад было такое ощущение, что мы, Россия, можем объединиться с демократическими странами в действительно эффективный стратегический союз, который мне кажется императивным для выживания цивилизации. Сейчас понятно, что это вновь обрушилось. Мы вновь отброшены куда-то назад. И хотя президент Обама говорит, что это не начало холодной войны, это вопрос только о терминах, а по сути, это, конечно, холодная война. И это просто очень печально.
Мне кажется, что вообще между Россией и США очень плохие коммуникации. Насколько я понимаю, наше руководство недостаточно хорошо понимает подлинные мотивы действий руководителей западных стран, например, США. А контактов, коммуникаций практически нет, их очень мало. Думаю, что канала Лавров-Керри в данном случае просто недостаточно. Если бы я был Обамой, то нашел бы человека среди своих сотрудников, с которым готов разговаривать Путин, и послал бы этого человека с совершенно конфиденциальной миссией, с личным письмом к Путину. Мне кажется, что разговор должен быть на уровне первых лиц.
В.В.: А как вы восприняли недавний опрос «Левады» об отношении россиян к санкциям и может ли со временем изменится сознание респондентов?
Л.Г.: Треть опрошенных говорит, что это серьезно, а две трети, что несерьезно. И все из-за того, что большинство населения страны вообще ничего не понимают в экономике и что означают все интеграционные связи и так далее. Получается, что те люди, которые хоть что-то понимают, они и говорят, что это серьезно. Насчет изменения сознания, думаю, что первой реакцией станет усиление антиамериканизма и анти-западнических тенденций в целом. Будет ли недовольство, злость переходить на руководство России? Вполне возможно. Но только тогда, когда люди реально почувствуют на себе ухудшение своего жизненного уровня.
