22 июня исполняется 70 лет с момента нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. В современной России эта дата отмечается как День памяти и скорби. Однако в академической среде по-прежнему нет единства оценок причин начала Великой Отечественной войны и ее дальнейшего хода.
Корреспондент «Голоса Америки» задала несколько вопросов петербургскому историку Кириллу Александрову – старшему научному сотруднику энциклопедического отдела в Институте филологических исследований на филологическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета. Научная специализаций Кирилла Александрова – история России. Он – автор ряда публикаций по истории Второй мировой войны.
Анна Плотникова: Кирилл Михайлович, насколько оправданны распространенные в советской и российской историографии сведения о том, что к 22 июня 1941 года Советский Союз не был готов к войне?
Кирилл Александров: Ответ зависит от того, какой смысл мы вкладываем в слово «неготовность». Советские историки до конца 1980-х годов объясняли разгром Красной армии в первые пять месяцев войны, кроме «внезапности нападения вероломного агрессора», еще и его «преимуществом». Эта версия была убедительно опровергнута еще в 1991-92 годах. В 1992 году группа сотрудников Генерального штаба Объединенных вооруженных сил СНГ выпустила уникальную монографию «1941 год – уроки и выводы» (Москва, Воениздат, 1992). Я познакомился с ней в 1994-95 годах, еще будучи студентом, в читальном зале Центрального архива Министерства обороны (ЦАМО) в Подольске.
Авторы впервые опубликовали новый фактический материал о соотношении сил и средств на западе СССР к 22 июня 1941 года, а также процитировали знаменитый документ, в 1991 году еще не опубликованный. Из него следовало, что в мае 1941 года Генеральный штаб Красной армии предлагал нанести «упреждающий» удар по войскам вермахта, заканчивавшего сосредоточение на западных границах Советского Союза. Книга производила ошеломляющее впечатление, переписывалась от руки целыми страницами – но не получила широкой известности. Вероятно, издавалась небольшим тиражом и для служебного пользования.
Затем вышел «Ледокол» и другие книги Виктора Суворова, который как минимум посеял сомнение в безупречности официальной версии. Разгорелась острая дискуссия… Наконец, результаты исследований М.И. Мельтюхова позволили говорить о том, что версия о «преимуществе» вермахта несостоятельна. Скорее, напротив, сил и средств, выделенных Гитлером для выполнения плана «Барбаросса», оказалось явно недостаточно.
Если Разведывательное управление Генерального штаба Красной армии переоценивало возможные силы противника, то Абвер, наоборот, допустил огромный просчет в оценке советских сил и средств, сосредоточенных к началу кампании в западных военных округах. Так, например, немцы считали, что на западе силы Красной армии к 11 июня насчитывали 7 танковых дивизий, в то время как их было 44. Всего силы Красной армии немцы определяли в 215 дивизий, тогда как в реальности их насчитывалось 303. В августе 1941 года во время визита в штаб группы армий «Центр» в Борисов Гитлер мрачно заявил: «Если бы я знал, что у Сталина столько танков, я никогда бы не напал на Советский Союз».
На 22 июня 1941 года превосходство противника было на уровне управления, организации, боевой выучки и морального состояния личного состава.
А.П.: Готовил ли СССР во главе со Сталиным превентивную наступательную войну, и можно ли говорить, что Гитлер просто опередил Сталина?
К.А.: Дискуссия еще продолжается. Но благодаря трудам П.Н. Бобылева, М.И. Мельтюхова, В.А. Невежина и других ученых, у меня сложилось впечатление, что сегодня мы можем дать положительный ответ на поставленный вопрос. Об этом же свидетельствуют показания и воспоминания многих бывших советских военнопленных, с которыми мне приходилось работать… Конечно, специфический источник, но игнорировать его нельзя.
Мне кажется, что Сталин вообще не допускал ситуации, в которой Гитлер, связанный на Западе войной с Великобританией, еще решится и на безнадежную войну против Советского Союза. И Гитлер, и Сталин с определенного момента готовились к наступательной войне, к вооруженной борьбе друг с другом, но весьма смутно представляли себе военные планы противника на краткосрочную перспективу. Полагаю, что многие вопросы о планах и намерениях Сталина исчезнут, как только будут опубликованы материалы многочасового секретного совещания советского военно-политического руководства, состоявшегося 24 мая 1941 года, а также – как только исследователи получат свободный доступ к документам и материалам Генерального штаба Красной армии за первую половину 1941 года.
А.П: Кирилл Михайлович, как вы, как историк, оцениваете создание Комиссии по борьбе с фальсификациями истории в ущерб интересам России?
К.А.: Отрицательно, так как государство в данном случае присвоило себе функции академических учреждений. Кроме того, название комиссии оказалось просто юмористическим – из названия логично следует, что фальсификация истории в интересах России не вызывает протестных эмоций, и с такими подделками бороться не следует. Наконец, только создание комиссии вызвало большой общественный резонанс, но в чем выразилась ее практическая деятельность? Само слово «борьба» предполагает наличие «победителей» и «побежденных». Какие «фальсификации» и каких «фальсификаторов» одолели члены комиссии за истекшие годы?
А.П.: В этой связи есть ли надежды на успех третьей «десталинизации», предложенной Рабочей группой по исторической памяти Совета при президенте РФ по содействию развития институтов гражданского общества и правам человека? Протокольное название документа выглядит так: «Об увековечении памяти жертв тоталитарного режима и национальном примирении».
К.А.: Думаю, что нет. Во-первых, неудачно выбран термин – «десталинизация». Неужели Ленин, Троцкий, Бела Кун или Дзержинский принесли больше пользы России и российскому обществу, чем Сталин, Молотов, Ежов или Берия? Следовало бы разработать программу десоветизации страны, начиная с юридической оценки Октябрьского переворота 1917 года и власти, которая сложилась в годы завоевания России большевиками.
Кстати, слова «Россия завоевана большевиками» принадлежат Ленину. Частично такая оценка содержится в неотмененном и действующем постановлении Конституционного Суда РФ № 9-П по «делу КПСС» от 30 ноября 1992 года. Однако общество не готово к десоветизации, а государству и современной элите Российской Федерации такая программа не нужна.
Более того, она не нужна даже Московской патриархии, хотя к 1939 году, если судить по статистике репрессированного духовенства, большевикам почти удалось физически уничтожить самую крупную поместную православную церковь в мире.
А.П.: Можно ли логически увязать «борьбу с фальсификациями истории в ущерб интересам РФ» и «десталинизацию» (деленинизацию, десоветизацию и так далее)?
К.А.: Даже трудно себе представить. Ведь комиссия, как мне представляется, создавалась в первую очередь для того, чтобы не допустить чрезмерной критики советского прошлого. Советский Союз и Россия представляются чем-то тождественным, идентичным.
А.П.: В советском/российском сознании укреплен стереотип, что Советская армия выиграла бы Великую Отечественную войну и без поддержки союзников по антигитлеровской коалиции – США, Англии и Франции – которые якобы прибыли в 1945-м году в побежденный Берлин для «раздела пирога». Так ли обстояли дела в действительности в 1944-45 гг.?
К.А.: Они не обстояли так даже и в предыдущие годы. Бесспорно: более двух третей безвозвратных потерь в живой силе общему врагу нанесли советские вооруженные силы, разгромив и пленив 607 дивизий противника. Этим характеризуется главный вклад СССР в победу над нацистской Германией. Здесь, правда, не следует забывать, что примерно 1,2 млн советских граждан несли военную службу на стороне Германии – это был тоже своеобразный «вклад» в военные усилия, но только не участников антигитлеровской коалиции, а ее врагов.
Западные союзники внесли решающий вклад в военно-промышленное превосходство антигитлеровской коалиции в экономике и отмобилизованных ресурсах, в победу над общим врагом на море и в воздухе, а также в целом они уничтожили около трети живой силы, разгромив и пленив 176 дивизий противника.
Поэтому, на мой взгляд, победа антигитлеровской коалиции стала действительно общей. Горделивая попытка вычленить из нее «советский» или «американский» вклад, объявив его «решающим» или «преимущественным», носит политический характер и к истории уже отношения не имеет. Делить усилия союзников на «главные» и «второстепенные» неправильно.
Кроме того, не стоит забывать, что вооруженная борьба против Гитлера началась не в июне 1941 года, а в сентябре 1939 года. В период с осени 1939 года по весну 1941 года Германия успешно вела боевые действия в Европе. За 1940 год через территорию СССР прошло 59% всего германского импорта и 49% экспорта, а до 22 июня 1941 – соответственно 72% и 64%. Тем самым на первой стадии войны в Европе рейх успешно преодолевал экономическую блокаду при помощи Советского Союза. Такая позиция СССР способствовала нацистской агрессии в Европе или препятствовала ей?
А кому помогали союзники после 22 июня 1941 года? За годы войны с Германией по знаменитому ленд-лизу СССР получил поставок от союзников на общую сумму в 11 млрд долларов (по их стоимости 1945 года). Союзники поставили СССР 22 150 самолетов, 12,7 тыс танков, 8 тыс зенитных орудий, 132 тыс пулеметов, 427 тыс автомобилей, 8 тыс тягачей, 472 млн снарядов, 11 тыс вагонов, 1,9 тыс паровозов и 66 дизель-электровозов, 540 тыс тонн рельсов, 4,5 млн тонн продовольствия и т. д. Всю номенклатуру поставок здесь невозможно назвать.
За годы войны в СССР произвели 115,4 тыс металлорежущих станков. Союзники поставили еще 44,6 тыс – причем более качественных и дорогих. Они отвлекли на себя почти весь флот противника, почти две трети люфтваффе, а после высадки в Европе – около 40% сухопутных сил врага.
Так обошлись бы мы без помощи и участия союзников? Думаю, вряд ли.
А.П.: С точки зрения профессионального историка – что принесли войска Красной армии в страны Восточной и Центральной Европы: освобождение от гитлеризма? Новый тоталитаризм? И то, и другое? Либо у вас есть оценка, не укладывающаяся в эти схемы?
К.А.: Профессиональные историки бывают разные и оценивают события с разных точек зрения… Вряд ли кому-то еще удастся добиться принудительного исторического единомыслия, так что одинаковых ответов не будет.
И в этой связи неизбежный вопрос – можно ли кому-то принести свободу, если сам ее не имеешь? В такой ситуации можно принести лишь несвободу. В этом заключалась трагедия. Можно, конечно, спорить о том, какая несвобода – Гитлера или Сталина – была меньшим злом. Но для людей, павших жертвами двух антихристианских режимов, для родственников погибших – эта полемика беспредметна.
Время триумфального отношения к собственному прошлому неизбежно закончится. Придет время размышлений и переживаний. Об этом свидетельствуют, например, военная проза и письма Виктора Астафьева, а также беспредельно честные по откровенности солдатские мемуары сержанта Николая Никулина. Царствие им небесное.
Спецрепортаж "70 лет назад, в 4 часа утра" читайте здесь
