Одним из итогов российско-грузинского военного конфликта в августе 2008 года стало изгнание около 30 тысяч человек из грузинских сел Цхинвальского региона (Южной Осетии). К концу 2008 года в Грузии, по данным правозащитной организации Amnesty International, насчитывалось 246 тысяч беженцев из внутренних территорий страны, что составляет 6% от грузинского населения. Большая часть вынужденных переселенцев – около 220 тысяч – покинула свои дома из-за военных конфликтов в Абхазии и Южной Осетии начала 90-х.
Для тех, кто потерял кров в результате пятидневной войны 2008 года, грузинское руководство в течение года после ее окончания выстроило 36 новых поселков. Самый крупный из них – Церовани.
Этот поселок находится в 15 минутах езды от Тбилиси. Его строительство началось в сентябре 2008 года и завершилось спустя три месяца.
По данным пресс-службы Министерства по делам беженцев, в Церовани построено 2020 домов, где проживает около 6 тысяч беженцев. В центре поселка находится администрация, школа, медпункт, детский сад, спортивная площадка. Сам населенный пункт разделен на две части: в левой проживают беженцы из Ахалгорского района, в правой – из Малого и Большого Лиахвского ущелий.
«Население Церовани смешанное, тут живут как грузины, так и осетины, – рассказывает сотрудник Ахалгорской администрации Тамаз Багашвили. – Основная причина бегства осетинского населения из Цхинвальского региона в поселки для беженцев заключается в неприемлемости той политико-социальной ситуации, которая сложилась на оккупированной территории после войны. Среди грузин и осетин очень много смешанных семей – и это еще один фактор, по которым осетины покидали родные дома».
Говоря об основных проблемах, с которыми сталкиваются беженцы в Церовани, он отметил: «В поселении актуальны экономические вопросы: нужно оплачивать счета за электроэнергию, газ. Конечно, государство субсидирует часть счетов (правительство выдает 50 лари на газ (около 30 долларов) для одного коттеджа и 13 лари на одного человека для оплаты счетов за электроэнергию – З.Д.), но все равно ощущается экономическая незащищенность населения».
Но главная проблема, по словам Багашвили, лежит не в экономической плоскости. «Главная тяжесть для беженцев, проживающих в поселке, это само их нахождение здесь, – говорит он. – Посмотрите, тут нет ни одного дерева. А ведь эти люди всю свою жизнь прожили в горных ущельях с прекрасной природой. Они оторваны от того места, где родились и где многие жили до старости».
На первый взгляд кажется, что жизнь в Церовани такая же, как и в обычных грузинских деревнях: люди обустраивают свои сады, работают в огородах, кто-то пристраивает к жилищу новую площадь для ведения коммерческой деятельности.
Но поговорив с населением, понимаешь, насколько война искалечила их жизнь. Единственные, кто не замечают невзгод и лишений – это дети. Они глядят на мир своим беззаботным детским взором, не понимая еще многого. В это время их родители пытаются найти себе место в новой жизни. А старики просто живут, свыкнувшись с мыслью, что им вряд ли суждено вернуться туда, где они прожили всю свою жизнь.
«Я знаю, что мы вернемся когда-нибудь, – со слезами на глазах говорит Важа, 78-летний беженец из деревни Тамарашени. – Но если я умру к тому времени, зачем мне такое возвращение?! Я хочу своими глазами увидеть то место, где я прожил всю свою жизнь. На моей земле находятся другие, а я тут на четырех сотках. У меня здесь кроме зелени, помидоров и огурцов ничего не растет, а там – мои сады и поля, на которых я работал с молодости…»
«Больше я их никогда не увижу, – продолжает Важа. – Если бы только увидел, до чего красиво Лиахвское ущелье, этот шум реки Лиахви. Я бы не променял свой дом ни на Тбилиси, ни на Россию. У меня в саду было все: вишни, персики, яблони, а сейчас – чьи они и остались ли вообще? Я не знаю…»
Деревня, где жил Важа, примыкала к Цхинвали с севера. Она была полностью разграблена и сожжена после завершения активной фазы военных действий. На ее месте был построен микрорайон «Московский».
Для решения экономических проблем населения государство выделило предпринимателям гранты на строительство возле Церовани промышленных предприятий. Благодаря этому вокруг поселков беженцев появились четыре завода: по переработке мяса, производству бытовой химии, единственный в Грузии завод по производству бумаги и кондитерская фабрика. Там работают беженцы из Цхинвальского региона.
Одним из первых открывшихся предприятий был целлюлозно-бумажный комбинат. Его директор с неохотой согласился на интервью. «Зимой мы два месяца не работали из-за перебоя с сырьем, поступающим к нам из Болгарии, – поведал он. – В этот период на завод пришли журналисты из оппозиционного канала “Маэстро” (телекомпания «Маэстро» является главным оппозиционным каналом в Грузии и финансируется российским бизнесменом Константином Гогелия – З.Д.). Я рассказал журналистам, что предприятие остановлено из-за проблем с сырьем, продемонстрировал им цеха и нашу продукцию. Однако вместо объективных фактов в сюжете показали, как Саакашвили открывает завод, и заявили, что после этого он не проработал ни дня».
Рассказывая о своем предприятии, он заявил: «Мы выпускаем бумагу формата А4, и на производстве работает около 60 человек. Средняя зарплата составляет около 500 лари (320 долларов). Наша продукция пользуется большим спросом в Грузии, также мы поставляем ее в Афганистан по заказу США. В дальнейшем мы планируем расширить производство, что позволит взять на работу больше людей».
Понимая, что строительство нескольких заводов не сможет решить проблему безработицы, грузинское государство вместе с международными организациями и неправительственным сектором осуществляет различные программы поддержки населения: в поселке действует продовольственная программа ООН, производится выдача крупного и мелкого рогатого скота для стимулирования скотоводства, в дальнейшем планируется раздача посевных земель.
Несмотря на предпринимаемые социальные и экономические меры, многие вынужденные переселенцы говорят о своей экономической незащищенности.
«Я ничего не прошу. Я хочу, чтобы у меня и моего мужа была какая-то работа. Пусть мне дадут работу, хотя бы уборщицей. Мой муж был учителем в школе, после войны он так и не смог найти работу. Мы везде пишем обращения о приеме на работу, но ответ везде один и тот же – вакансий нет», – сетует Натиа, вынужденная переселенка из села Кехви.
Эта же проблема заботит и другую беженку из села Кехви, Марину: «В нашей семье семь человек, но никто не работает. Мы живем за счет пенсии и пособия для беженцев. Мои сыновья ищут вакансии, но не могут найти. Мы обращались в построенные вокруг деревни заводы, но нам везде сказали – мест нет. Я прошу лишь одного – дайте работу моим сыновьям, чтобы у нас были деньги на еду. Несмотря на отсутствие работы, нам приходится платить за газ и свет. Конечно, часть платежей покрывает государство, но мы все равно с трудом укладываемся».
В конце интервью с Мариной ее родственница поинтересовалась, откуда приехал корреспондент «Голоса Америки». Узнав, что из Москвы, она сказала: «Не говори ему ничего, они будут только рады знать, как мы тут мучаемся».
Несмотря на, казалось бы, негативное отношение к журналисту из российской столицы и тяжелое финансовое положение, Марина вынесла свежевыпеченный хлеб: «К сожалению, сейчас больше ничем угостить не могу».
По-другому восприняла появление московского журналиста 75-летняя Нина Ивановна Крысина. Родом из Чувашии, в 1958 году она вышла замуж за грузина и поселилась в селе Курта, где и жила до войны. Сев возле стола во дворе своего нового дома, она рассказала, как оказалась в поселке для беженцев.
«Седьмого числа нас начали летать военные самолеты. Я сначала подумала, это наши, грузинские. Поздравляла, думала, ох, ребята, удачи вам. Когда взглянула, увидела российские флаги и пятиконечные звезды. Тогда я догадалась, что это ваши, а не грузинские самолеты. Я там была, когда в нашу деревню зашли осетины – подъезжали целые КамАЗы и грабили. Они вывозили мебель, вещи, все, что можно было. Потом жгли дома. Один из грабителей снял маску, и я его узнала. Хотела крикнуть: “Ты же Валерий?! Валерий Габараев?!” А подруга меня подтолкнула: “Замолчи, они же нас всех убьют! Делай вид, что мы их не знаем”. Мы выбрались из деревни 13 числа, шли пешком 5 дней до Каралети, через горы. По ночам прятались в садах, там же и спали, на земле.
У Каралети увидели желтый автобус. Мне подруга говорит, вон, автобус едет, наверное, осетины. Мы – в кусты. Один вышел оттуда, говорит, бабушка, не бойтесь, мы – ваши. А каким образом узнать, кто они, осетины или грузины? Мне говорят, ты же на русском общаешься, иди, поговори с ними. Ну, я вышла вперед, наши все дрожать начали.
Ребята из автобуса мне говорят, идите, садитесь, бабушка, мы вас довезем до Гори. Я думала, наверное, они нас обманут. Когда мы зайдем в автобус, они закроют двери, повернутся и повезут в сторону Цхинвали.
Но был один священник с ними, с крестом. Он вышел оттуда, поцеловал свой крест, говорит: “Не бойтесь, грузины мы, грузины”. Я стала плакать, все другие женщины тоже стали плакать… И так они нас довезли до Гудвили. Там позвонили нашим. Они уже были в Тбилиси. Я говорю, мы едем на автобусе, вечером будем уже, встречайте нас. И они встретили. Кончилась наша поездка. В декабре 2008 года нас поселили в Церовани, вот мы и живем тут».
В конце нашей беседы Нина Ивановна тоже вынесла свежевыпеченный хлеб и минеральную воду и выразила надежду на то, что «репортаж будет объективным».
