Есть в городке Хантингтон, что в штате Нью-Йорк на Лонг-Айленде, небольшой малоизвестный частный музей искусств Хекшера (Heckscher Museum of Art). Его жемчужина – картина немецкого мастера Георга Гросса (George Grosz) «Затмение солнца», созданная в 1926 году. В музее недавно затеяли реконструкцию, и его директор связался с директором нью-йоркского музея Neue Galerie, специализирующегося на изобразительном искусстве Германии и Австрии 19-20 веков, и предложил на время реконструкции выставить картину Гросса.
Руководство Neue Galerie с радостью согласилось. Выставка одной картины, впрочем, в сопровождении нескольких других работ Гросса и близких ему художников той эпохи, открылась здесь на прошлой неделе. Называется она «Затмение солнца: искусство Веймарской республики» (Eclipse of the Sun: Art of the Weimar Republic).
Об этом рассказала вашему корреспонденту Дженис Стэггс (Janis Staggs), куратор выставочных проектов этого музея, который был открыт бизнесменом и меценатом Рональдом Лодером в 2001 году в старинном особняке на углу Пятой авеню и 86-й стрит на Верхнем Ист-Сайде, на знаменитой «музейной миле».
Личины коррупции
«Эта картина требует пристального вглядывания и неспешного размышления над ее символикой, – полагает Дженис Стэггс. – Гросс, крупнейший мастер германского искусства той эпохи, запечатлел образы, свидетельствующие о тотальной коррупции в политике и экономике страны. Здесь и острая сатира, и жалящий юмор».
На фоне языков пламени, пожирающих городские здания, мы видим стол, обтянутый зеленым сукном, за которым восседает колоритная компания. Во главе стола – престарелый президент Германии Пауль фон Гинденбург с узнаваемыми моржовыми усами. Он явно щеголяет своим имперским мундиром и военными наградами, а на его лысый череп водружен лавровый венок победителя. Это можно воспринимать сугубо иронически, поскольку Германия продолжала и в середине 20-х годов оставаться страной, потерпевшей поражение в Первой мировой войне и болезненно переживавшей унижение и тяготы Версальского мира.
Корпулентного краснощекого президента окружают за столом безголовые фигуры финансистов в строгих костюмах. Их тускло освещает диск солнца в момент затмения, а на диске отчетливо читается знак доллара – очевидный намек на то, что Германия, признанная агрессором в Первой мировой войне, выплачивала значительные репарации странам-победителям, а в стране вспыхнули массовые волнения, приведшие к революционным событиям, и воцарились голод, безработица и нищета.
На ухо Гинденбургу что-то шепчет прожженный промышленник в цилиндре, держащий подмышкой груду оружия и даже миниатюрный поезд. Перед президентом похоронный крест и окровавленная сабля. Ближе к краю стола – ослик с шорами, а перед ним кормушка, полная газет, что можно, как считает куратор выставки, интерпретировать как символ доминирующей массы обывателей, зомбированных лживой пропагандой. В правом нижнем углу – скелет человека и рядом ребенок за решеткой. Можно только догадываться, какое будущее готовят ему безголовые политики.
Вещественность как идеал
«”Затмение солнца” – одна из важнейших работ Гросса, – говорит Дженис Стэггс. – Он запечатлел в характерной для него гротескной манере микрокосм Веймарской республики середины 20-х годов, когда положение в стране несколько улучшилось, а социальный климат показывал признаки оздоровления. Это очень редкий пример интереса Гросса к большой политике. Картина была сразу выставлена на продажу, но ее тогда никто не купил».
На выставке представлены и несколько других работ Гросса из собрания Neue Galerie и из частных коллекций, а также картины и графика его единомышленников, немецких художников его круга Отто Дикса, Макса Бекмана, Отто Грибеля, Георга Шольца, Рудольфа Шлихтера и Кристиана Шада.
Шесть графических листов Макса Бекмана 1918-1919 года, которые входят в портфолио под названием «Ад», Дженис Стэггс считает своего рода «интродукцией» этой выставки. В этом цикле Бекман словно каталогизирует характерные сценки жизни Германии, разрушенной войной. Здесь и солдаты-инвалиды, уличное насилие, голодные дети, проститутки, общее ощущение социальной катастрофы.
На картине Георга Шольца «О делах, что предстоят» (1922) в карикатурном стиле изображена троица сильных мира сего – политик, индустриалист и профсоюзный босс.
На картинах м графических листах Отто Дикса – адвокат-меценат, инвалиды войны, играющие в карты, уличные женщины разных возрастов. Рядом – пожалуй, самая скандальная работа того периода, картина Кристиана Шада «Две девушки», на которой с порнографической откровенностью изображены лесбиянки. Эту работу вплоть до 1977 году во многих странах запрещалось воспроизводить на репродукциях в полном формате.
Что касается стилевых особенностей, то, как отметила Дженис Стэггс, Гросс и его сподвижники-экспрессионисты, в первую очередь Дикс и Бекман, стали в середине 20-х годов двигаться в сторону «новой вещественности».
«Гросс и его сподвижники фиксировали хаос, экстремальные состояния национального духа, – говорит Стэггс. – Он и другие художники отказывались от экспрессионистской манеры и повышенной эмоциональности, предпочитая более земные, вещественные способы отражения реальности – сродни репортажной фотографии».
Течение «новой вещественности» доминировало в Германии второй половины 1920-х годов, охватив практически все виды искусств, включая живопись, литературу, архитектуру, кино и музыку.
Оно развивалось вплоть до 1933 года, когда к власти пришли нацисты и провозгласили все, что не вписывалось в академический канон красоты, «дегенеративным искусством». Картины всех направлений авангарда уничтожались, сжигались или выставлялись на публичное поругание на специальных выставках.
Художникам перекрывали возможность творить, выставляться и продавать свои работы. Многие были вынуждены уехать из Германии. Для Гросса, который одно время состоял в коммунистической партии, отъезд стал спасением его жизни.
Гротеск? Нет, реализм!
Гросс впервые побывал в США летом 1932 года и преподавал изобразительное искусство в Лиге студентов-художников Нью-Йорка. В январе 1933 года он эмигрировал в Америку с женой и двумя сыновьями, а в 1938 году получил гражданство США. Он жил в Хантингтоне с 1947 по 1959 год, преподавал живопись в нескольких учебных заведениях, делал иллюстрации для журнала Esquire и различных книг, заводил знакомства с коллекционерами и владельцами арт-галерей.
Американский период жизни не стал для Гросса временем творческого подъема. Историки искусства считают, что пик его карьеры художника приходится 10-20-е годы прошлого века.
Как считает Дженис Стэггс, «в Германии Гросс сражался с общественными бедами, он видел перед собой врагов, которых со всей страстью разоблачал, которых высмеивал и клеймил. Америку же он полюбил всей душой, восхищался ею, ее традициями, ее жителями. И это в творческом плане обезоружило его, лишило его кисть и карандаш полемической энергии».
Гросс в 1959 году вернулся из США в Берлин (тогда – Западный Берлин), где спустя несколько месяцев умер в возрасте 65 лет. Он страдал от алкоголизма. В прессе сообщалось о ставшем причиной смерти инциденте, когда художник в состоянии сильного опьянения упал с лестницы.
Картиной «Затмение солнца», которую Гросс вывез с собой в эмиграцию, в минуту денежных трудностей он расплатился за ремонт автомобиля. Затем ее купил знакомый маляр Гросса за 104 доллара. Долгие годы она хранилась в его гараже в свернутом виде. Музей Хекшера в Хантингтоне приобрел картину в 1968 году за 15 тыс долларов, организовав публичный сбор средств на эту покупку. В 2006 году музею предложили ее продать за 19 млн. Но протесты жителей оказались столь массовыми и громкими, что музей отказался от этих планов.
Обозреватели отмечают неожиданную актуальность картины «Затмение солнца», этого живописного послания Гросса, датированного 1926 годом.
«Его работы всегда казались мне экстремальными, гротескными, пришедшими из какого-то другого ужасного мира, – пишет в своей рецензии на выставку Барбара Куарт на сайте theberkshireedge. – А поскольку он любил карикатуру и графическую экспрессию, я – и, возможно, мир искусств – видели в нем фигуру меньшей значимости, чем следовало».
Далее Барбара Куарт описывает в деталях саму картину и делает вывод: «Меня поразила яростная, сердитая правда этой картины столетней давности – все очень близко нам, живущим в эру трампизма. Как нож в сердце меня пронзило осознание того, что мы тоже там, нас тоже пугают похожие ужасы и опасности, а коррупция - везде, повсеместно.
“Экстремальное” видение Гросса, что совершенно невероятно, воспринимается сегодня как прямой реализм».
