Доктор Сюсс, же Доктор Сьюз, он же Теодор Гейзел - один из самых известных в США детских авторов. Герои Сюсса заговорили по-русски благодаря поэту и переводчику Владимиру Гандельсману.
Владимир Гандельсман: Любая хорошая книга лечит от безграмотности, и не только детей. Страшнее, чем письмо с орфографическими или синтаксическими ошибками, безграмотность души. Но и буквальный смысл верен. Я вспоминаю своё детство и чтение первых книжек: «Конёк-горбунок», «Приключения Буратино», «Федорино горе»… Конечно, они учат. Эти слова и на обложках, и внутри запечатлеваются в памяти навсегда и, ещё не выучив правил русского языка, мы узнаём, как они пишутся.
«И видят: за ними из тёмного бора / Идёт-ковыляет Федора». Опять же дело не только в словах – я отчётливо помню, как переживал и сердечно сочувствовал Федоре, и как радовался, когда к ней вернулись её кастрюли и утюги. Один из первых уроков сочувствия.
Доктор Сюсс это делает по-своему, но, конечно, он это делает. Не говоря о том, что у него есть напрямую поучительные истории. Игровое начало там сохраняется, но эти истории не лучшие.
Одно из интересных отличий хорошего детского чтения от взрослого – знаете какое? Злодей во взрослой книге – настоящий злодей, и он бывает так сильно написан – мы знаем это замечательно, допустим, по «Бесам» Достоевского, что выпрыгивает из книги и идёт гулять по миру. Он становится как бы путеводной звездой для реальных злодеев… А вот у Сюсса «Гринч, который украл Рождество» – вредный такой злодейчик, пытающийся испортить детям праздник, злодейчик вполне очаровательный, игрушечный, и он вызывает смех, а не отвращение, и втягивает в игру, в озорство. Нет ненависти к отрицательным персонажам в лучших детских книжках, потому они дурному не научат.
Маша Мортон: В 1956 году в интервью журналу Saturday Evening Post Гейзел сказал: «Я стараюсь обращаться с ребенком как с равным, так как абсолютно уверен, что ребенок способен понять абсолютно все, что ему читают, если конечно автор выражается ясно и просто». Как Вы думаете, если взрослый как бы наравне с ребенком, то чему же он его научит?
В.Г.: Сюсс говорит правду: он не высокомерен. Я много лет занимался с детьми, и больше занимался литературой и творчеством, чем русским, – с детьми в возрасте от 6 до 12 лет, и я не встречал книжек, где автор заносчив или спесив. Это не значит, что их нет, но мне трудно представить, как такое может быть. Надо быть идиотом, чтобы подобным образом относится к ребёнку. При этом я не сторонник идеи, что все дети гениальны или замечательны – есть ведь такая идея: ах, как они рисуют! и пр., и причину этому находят в их непосредственности, спонтанности… – нет, есть дети природно одарённые, а есть противные и не очень одарённые… Но высокомерие по отношению к ним? Ни в коем случае.
А вот учителю надлежит быть талантливым. Что это значит? Это значит, что в нём должна быть врождённая детскость, не поддельная, а врождённая. Он должен искренне любить игру, он должен играть, а не заигрывать, но, в отличие от ребёнка, для которого только физическая усталость полагает игре предел, взрослому следует незаметно управлять игрой и в моменты ловких выпадений из игры чему-то учить. Исподволь.
Учить – чему? Например, остроумию. Остроумие – это хорошо, потому что развивает скорость и нетрафаретность мышления. Ведь дети не умеют острить, это не есть врожденное качество человека. Вы видели острящего ребенка? Но через игру в слова можно научить. Вот я перевожу Сюсса, это в книжке «Кот в шляпе» – там начало такое: «Мы сидели сиротливо, никуда не выходя, было сыро, сыротливо на дворе из-за дождя». Я пишу «сыро, сыротливо» (этого у Сюсса, кстати, нет, я это придумал, но мысленно спросив у него – можно? и он разрешил) – что это? – сыро-сыротливо – тот, кто ребёнку читает книжку, объяснит ему, откуда это взялось, и он удивится и улыбнётся: «Оказывается так можно?!» Это специфическое лингвистическое остроумие, и Сюсс хорош не в идеологических вещах (как я уже сказал, такие у него есть), но в игровых. В сочинении новых слов в том числе.
В книжке «Если бы я был директором зоопарка» он придумывает несусветных животных, чтобы всё было заново и непривычно. Вот так:
…”I’ll go to the faraway mountains of Tobsk
Near the River of Nobsk, and I’ll bring back an Obsk,
A sort of a kind of a Thing-a-ma-Bobsk
Who only eats rhubarb and corn-on-the-cobsk…” (Dr. Seuss. If I ran a Zoo. Random House, 1950)
Где речка Сырборск и гора Помидорск,
я зверя найду под названьем Уморск,
похожего очень на зверя Касторк,
он ест кукурузу и страшный обжорск,
и хлынут все люди ко мне без разборск,
и скажут они: “Это просто восторсг!
Tакого Сюсса переводить одно удовольствие.
В понятие «талант учителя» входит и память, память о себе, ребёнке. Учитель должен помнить, как трудно быть ребёнком, как – всё впервые, как твои тело и душа медленно ищут и находят друг друга и какой это хрупкий процесс. Надо помнить это, чтобы не повредить становлению ребёнка. Ребёнок не усваивает правила и распоряжения, а если усваивает, то насильно, когда знает, что последует наказание. Но ребёнок усваивает образы – он видит ситуации, в которых человек ведёт себя так, а не иначе. И этот человек, хочет он того или не хочет, становится учителем ребёнка. Но не просто человек, а именно учитель – он учит не невольно, он это осознаёт, он осознаёт, что ребёнок учится, глядя на то, как этот взрослый себя ведёт, и потом припоминает образы – вот в этом случае ТАК, а в этом – ТАК.
И если говорить о хороших книгах для детей, то они, конечно, не выдают распоряжений, они есть образное мышление, и передают опыт образного мышления детям.
M.M.: В чем секрет популярности Сюсса? Может, в понятности для ребенка? Для своей первой книги, которая стала популярной, он использовал всего 220 слов. Но у него ведь столько тем, многие из которых сложные? Вы сравниваете Сюсса с Чуковским и Хармсом? Расскажите об этом.
В.Г.: Понятность – очень необходимое качество и очень недостаточное. Не имеет значения, сложная или простая тема, будь любезен найти доступные ребёнку слова и сочетания слов. Это вопрос мастерства. Но простота может быть скучна до зевоты. Давайте я вам расскажу сказку про муху. Жила-была муха. Однажды она пошла на базар, чтобы купить самовар… И так далее. И вы быстро заснёте.
Но если я скажу:
Муха, Муха-Цокотуха,
Позолоченное брюхо!
Муха по полю пошла,
Муха денежку нашла. –
вы заслушаетесь, даже если ничего не поймёте. Это чудесный звук. Этим отличаются стихи Чуковского и, скажем, детские стихи Хармса от многих хороших (подчёркиваю: хороших и даже отличных) стихов других авторов. Я думаю, что у Сюсса есть это качество.
Когда я занимался с детьми, в задание обязательно входило выучивание одного стихотворения в неделю наизусть. С какой же лёгкостью они выучивали упомянутых Чуковского или Хармса! Вот хармсовское «Летят по небу шарики…», и люди им машут руками, а потом начинают махать чем попало: «Летят по небу шарики, / а люди машут шапками, / летят по небу шарики, / а люди машут палками. / Летят по небу шарики, / а люди машут булками, / летят по небу шарики, / а люди машут кошками…» И дети смеются и не только легко это выучивают, но готовы весь урок придумывать, чем ещё машут эти странные люди. Это не только запоминается с ходу, но и заводит.
То же и у Сюсса. Он придумывает новых животных для зоопарка: «Лев-четыре ноги? – Чепуха! Верь-не-верь, / десять ног и не меньше должно быть теперь, / чтоб по пять было слева и справа. / “Ну и ну, – скажут зрители, – браво!»… – и дети откликаются мгновенно и начинают придумывать своих диковинных зверей. Такие стихи побуждают к со-творчеству, и это ценнейшее их качество.
М.М.: О чем стихи Сюсса? Можно ли назвать их «американскими», или они универсальны?
В.Г.: Одна из моих самых его книг – о слоне Хортоне. В ней птица подкидывает слону свое яйцо и слон высиживает его из чувства долга. Над ним смеются, его демонстрируют в цирке. И тут птенец вылупляется! Там очень трогательные стихи:
” ‘My goodness! My gracious!’ they shouted. ‘MY WORD!
It’s something brand new!
IT’S AN ELEPHANT BIRD!!
And it should be, it should be, it SHOULD be like that!
Because Horton was faithful! He sat and he sat!
He meant what he said
And he said what he meant...’
…. And they sent him home
Happy,
One hundred per cent!” (Dr. Seuss. Horton hatches the egg. Random House, 1940)
В моём переложении это звучит так:
А тут уж и зрительный,
заполненный доверху зал
взорвался: «Какой поразительный
он фокус нам всем показал!
Птенец неизвестной породы!
Он высидел чудо природы!
Слон с крыльями! С хоботом птица!
Он может собою гордиться!
Он высидел в миниатюре свою же двойняшку!
Отпустим на волю слона и его Слонопташку!» (Доктор Сьюз. Хортон высиживает яйцо (перевод В.Гандельсман) // Азбука 2018)
Я думаю, что для этих стихов нет преград: они могут существовать на любом языке в любой стране. И существуют. А уж в английском нет детского автора популярнее Сюсса. Его «Кот в шляпе» – детская библия. Нет ребёнка, который бы не знал эту книгу. Кстати говоря, четыре книжки «Кот в шляпе», «Возвращение Кота в шляпе» и две о слоне Хортоне выходили в издательстве «Азбука» в Питере. Ужасно жаль, что не вышли остальные, а у меня переведено ещё штук шесть.
М.М.: Как его переводить? Вот, например, такое четверостишье?
The news just came in
From the country of Keck
That a very small bug
By the name of Van Vleck
Is yawning so wide you can look
Down his neck (Dr. Seuss. Dr. Seuss's Sleep Book. Random House, 1962)
В.Г.: На русский я перевёл эти строки следующим образом:
Последнее известие
из города Фик-Фок:
малютка жук по имени
и отчеству Жу-Чок
зевает так, что маленький
все видят язычок!
Как это делается? Мне проще что-то перевести, чем ответить на Ваш вопрос. Необходимо какое-то соревновательное вдохновение. Я говорю себе: «Сделаю ещё лучше, чем в оригинале!» Тоже игра, но уже с автором.
М.М.: Сюсс взрослый или детский поэт? И есть ли тут грань?
В.Г.: Сюсс, конечно, детский поэт, которого ребёнок должен читать с помощью взрослого. Собственно говоря, поначалу это неизбежно, поскольку ребёнок ещё не умеет читать. Сюсс детский поэт, потому что взрослый человек (сам по себе, сам для себя) вряд ли долго выдержит эту очаровательную болтовню. Болтовня, которую так любят дети, – всякие считалки, скороговорки, все эти «раз, два, три, четыре, пять, я иду искать…» – они точно соответствуют ритму их жизни, которая как бы разгоняется. Что касается меня, то я детские стихи не пишу, я их переводил, и мне это занятие было по душе. На прощание – одна вещь Сюсса. В ней игра и прямая поучительность совмещены, по-моему, вполне органично. Итак – «Король Луи Который».
КОРОЛЬ ЛУИ КОТОРЫЙ
В году неведомо каком,
любим кошачьей сворой,
был в Котолевстве королем
Король Луи Который.
Гордился он своим хвостом,
и хвост его, как в бане,
исправно мыли в золотом
восьмилитровом жбане.
- Своим хвостом я восхищен! -
хвастун хвостом кичился. -
Нельзя позволить, чтобы он
за мною волочился!
И вот Луи в хвосте хвоста
стеречь живые мощи
поставил прихвостнем кота
Луи Который Проще.
И в Котолевстве стар и мал,
все стали веселиться,
пока сей прихвостень не стал
на свой на хвост коситься.
- Мой чудный хвост! - ронял слезу
он в горе. - Не годится!
Я королевский хвост несу!
Могу и возгордиться!
И возгордился он. И вот
с тех пор и в зной и в стужу
с его хвостом носился кот
Луи Который Хуже.
И в Котолевстве был покой,
пока Который Хуже
не обнаружил хвостик свой
лежащим мирно в луже.
Из положенья выход прост:
довольствуясь судьбою,
взять на себя был должен хвост
Который Хуже Вдвое.
Так в Котолевстве повелось,
что нес (на всякий случай)
Который Хуже Больше - хвост
того Который Лучше.
Крутились все, как в колесе.
(Когда бы вы взглянули!)
Не лямка - хвост! В итоге, все
свой хвост и не тянули.
Воображули!
Кроме малышки позади,
который был последний,
последний всех котов среди…
О маленький! О бледный!
Несчастный котик позади -
Луи Который Бедный.
- Мой хвост - последний, как на грех,
я знаю это твердо,
но он не хуже, чем у всех!
Я маленький. Но гордый!
Он до того рассвирепел,
что, плюнув, крикнул смело:
- Я долго все это терпел!
Бросаю это дело!
Я, господа, не так уж прост!
Я рабство не приемлю! -
и шваркнул хвост, и шваркнул хвост,
и шваркнул хвост о землю.
Тогда Который Хуже кот
последнему поддакнул
и шваркнул тоже хвост, и вот
Луи Который Проще кот -
таков истории исход -
хвост королевский шваркнул…
Нет котовасий больше там,
все стало, как обычно,
и каждый - хвост свой носит сам,
и все демо-котично.
(Стихи на русском приведены с разрешения В. Гандельсмана)
