Московский городской суд 10 июня продлил арест в России украинской военной летчицы Надежде Савченко, избранной в 2014 году депутатом парламента Украины и ставшей в январе этого года членом Парламентской Ассамблеи Совета Европы. Судья Павел Мелехин по итогам судебного заседания, выслушав представителей следствия и защитника Савченко Илью Новикова, удовлетворил ходатайство следствия о продлении Надежде Савченко меры пресечения в виде содержания под стражей до 30 сентября.
Следствие настаивало на том, что обстоятельства, ставшие основанием для ареста, «не отпали и не изменились: в случае изменения ей меры пресечения она может скрыться от следствия или воспрепятствовать производству».
Судья согласился с этим утверждением российских следователей. Таким образом, Надежда Савченко не будет отпущена российскими правоохранительными органами для участия в очередной сессии ПАСЕ, которая начнется в Страсбурге 22 июня.
Украинская летчица, попавшая в плен к пророссийским сепаратистам на востоке Украины в июне 2014 года и позже оказавшаяся на территории России, была объявлена российскими следователями соучастницей убийства журналистов телеканала «Россия». Многие эксперты и адвокаты Надежды Савченко считают, что обвинение сфабриковано, а сама военнослужащая армии Украины была доставлена в Россию незаконно.
Ход судебного разбирательства в России по поводу ареста Надежды Савченко Русской службе «Голоса Америки» прокомментировал ее адвокат Илья Новиков.
Данила Гальперович: Что изменилось после судебного заседания 10 июня?
Илья Новиков: Не случилось ровным счетом ничего нового. У меня вообще ощущение, что просто кто-то из следователей уходит в отпуск. Они за 20 дней до истечения предыдущего срока ареста Надежды вышли с ходатайством о продлении срока еще на три месяца.
Д.Г.: Каковы основные ваши возражения против продления ареста, что вы говорили судье?
И.Н.: Главное – это парламентский иммунитет Савченко. Мы об этом уже говорили много раз, и будем говорить и на суде, и после суда, что делегата ПАСЕ Россия не имеет юридического права задерживать без согласия ПАСЕ. Любые попытки следствия обосновать арест тем, что иммунитет получен после событий, а не до, и он якобы не имеет силы, полностью разбиваются о позицию самой ПАСЕ. А поскольку ПАСЕ имеет здесь решающее слово и только она, ПАСЕ, может трактовать свои собственные положения регламента, то в данном случае любые попытки оспорить иммунитет делегата ПАСЕ несостоятельны. Я сказал судье, что его предшественники, которые продляли Савченко срок ареста, в ближайшее время, скорее всего, будут объявлены в международный розыск – ведь они участвовали в незаконном лишении Савченко свободы. Судья спросил меня, не угроза ли это – я сказал, что это не угроза, я не угрожаю честным судьям.
Д.Г.: Кроме парламентского иммунитета Надежды Савченко, который не признается Россией, есть ли какие-то процедурные моменты, которые российская сторона, скажем так, считает необязательными к исполнению?
И.Н.: У нас в российском УПК есть положение в части 3 статьи 190 УПК о том, что на срок свыше 12 месяцев можно продлевать только с согласия председателя Следственного комитета или приравненного к нему руководителя следственного органа, например, следственного управления МВД, ФСКН или ФСБ. В отношении Савченко ходатайство о продлении ареста подписал чиновник, который не является ни председателем Следственного комитета, ни даже замом. Это тоже очень существенное и грубое нарушение, именно процедурное. Я судье это высказал, но судья сделал вид, что вроде все в порядке. На самом деле, ничего не в порядке. Поэтому решение о продлении ареста, конечно, абсолютно незаконное.
Д.Г.: А вы ожидали, что судья прислушается к вашим доводам?
И.Н.: Заранее было понятно, что решение будет именно таким, поскольку другое решение по этому делу принимать ни один судья не осмелится. А если в каком-то суде есть такой судья, который осмелился бы вынести другое решение, то просто председатель суда, зная такого судью, ему бы это дело не поручил. Это дело достается только проверенным судьям. Ни одного даже минимального решения не в пользу следствия за весь тот год, что длится это дело, принято не было ни в одном из судов. Это вовсе не потому, что защита такая некомпетентная – просто это очень жесткая линия на то, чтобы не принимать никаких решений в пользу защиты. Мы это прекрасно понимаем и не рассчитываем, и не рассматриваем, в принципе, российские суды как объект приложения усилий.
Д.Г.: На какие факторы воздействия в деле Надежды Савченко на российские власти вы тогда рассчитываете?
И.Н.: Мы понимаем, что наша главная аудитория, которую возможно убедить – это люди, принимающие решения в международной политике в Европе и в США. Потому что только давление на российское руководство со стороны европейцев, американцев может улучшить положение Надежды Савченко. Чтобы выиграть процесс фактически – добиться освобождения Надежды, нам потребуется какое-то дипломатическое содействие, которое оказать может только Европа или США. Однако у некоторых из этих людей есть совершенно ложное впечатление, на мой взгляд: они думают, что если с русского на английский слово «суд» переводится как «court of law», то, значит, и учреждение, которое в России называется «суд» – это полный аналог американского или европейского суда. А это абсолютно не так.
Д.Г.: Нынешнее судебное разбирательство – это разбирательство по вопросу о законности или незаконности ареста Надежды Савченко. А когда состоится суд по самому обвинению, которая российская сторона предъявила вашей подзащитной?
И.Н.: Мы надеемся, что к концу июня нам удастся закончить ознакомление с материалами. Я только что вышел из Следственного комитета, сфотографировав 4 с половиной тома дела, а всего их 38. Нам их нужно обработать, отделить важное от неважного. Потому что, например, в том, что я переснял, половину одного из томов занимает экологическая документация на телефонную вышку. Понимаете, там 100 страниц, где описывается подробно превышение допустимых уровней, которые излучает антенна телефонной связи. А все, что из этих 100 страниц извлекает следствие – это координаты этой антенны, на которую, якобы, Савченко забиралась. Короче, очень много шелухи, макулатуры. Мы ее отделим, напишем наши замечания, сделаем необходимые процессуальные заявления, после этого будет считаться, что мы закончим знакомиться с делом. А дальше начинают течь сроки: у прокуратуры есть 30 суток на то, чтобы принять какое-то решение по передаче дела в суд. У суда есть 14 суток на то, чтобы решить – принять его в производство или вернуть в связи с какими-то недостатками. Но у меня ощущение такое, что решение на самом высоком уровне о том, чтобы это дело рассматривать как можно быстрее, уже принято. Если мы увидим, что прокуратура не за 30 суток, а за неделю это все решит, то мы, естественно, поймем, что мы в этом отношении не ошибаемся. В этом случае, можно надеяться, что уже в июле сам процесс начнется. Если это все-таки будет приниматься в традиционные сроки, тогда получается, что раньше августа мы не выйдем на суд, и где-нибудь к сентябрю его закончим.
