В финале 36-го Московского международного кинофестиваля к двум его сенсациям добавилась третья. Первая – показ на разовом официальном просмотре запрещенного министерством культуры фильма «Приказано забыть» режиссера Хусейна Эркенова – о депортации чеченцев войсками НКВД в 1944 году. Вторая – призыв международного и российского киносообщества освободить украинского режиссера Олега Сенцова, арестованного ФСБ и обвиненного в терроризме, и неожиданная поддержка этого требования Никитой Михалковым, которого в либеральных кругах давно считают преданным приверженцем Кремля.
А вот и третья сенсация. 30-летняя режиссер Валерия Гай Германика за свой сугубо авторский и радикальный фильм «Да и да» удостоена фестивального приза за лучшую режиссуру. К мнению жюри, возглавляемого мэтром российского кино Глебом Панфиловым, присоединилось и жюри международной ассоциации кинокритиков (ФИПРЕССИ), отметившее своим призом эту ленту «за оригинальное и провокационное изображение молодого поколения».
Результаты Московского кинофестиваля были озвучены в субботу 28 июня на церемонии закрытия в кинотеатре «Россия». Главный приз – «Золотой Святой Георгий» – достался японскому фильму «Мой мужчина», вызвавшему противоречивые отклики в фестивальной прессе. Таданобу Асано, исполнивший главную роль в этом фильме, назван лучшим актером. Лучшей актрисой стала Наталья Половинка, исполнившая главную роль в украинской фольклорной ленте Виктории Трофименко «Братья. Последняя исповедь».
Картина Германики рассказывает о короткой и феерической, как полет кометы, любви двух очень разных людей. Юного художника Антонина, буйного абстрактного экспрессиониста, «заводят» три вещи: алкоголь, секс и буйные выходки в компании таких же «безбашенных» друзей. Его пассия Саша – скромная и беспредельно преданная своему чувству начинающая школьная учительница, для которой этот щуплый неистовый паренек с ангелоподобным лицом и татуированными ногами – свет в окошке. Главные роли сыграли театральный актер Александр Горчилин и Агния Кузнецова, известная по фильмам «Все умрут, а я останусь» Валерии Гай Германики и «Груз-200» Алексея Балабанова.
Наряду с откровенными сценами секса фильм Германики густо насыщен нецензурной лексикой, с помощью которой персонажи, молодые и не очень молодые городские маргиналы, общаются друг с другом. Как уже сообщалось, с 1 июля в России предполагается введение запрета на использование нецензурной брани в кинофильмах и на ТВ, в театральных постановках и литературных произведениях.
После фестивального пресс-показа фильма «Да и да» съемочная группа во главе с Валерией Гай Германикой и продюсером Федором Бондарчуком пришла на встречу с журналистами.
Отвечая на вопрос корреспондента «Голоса Америки» о шансах получения фильмом прокатного удостоверения в свете новых государственных требований, продюсер фильма Федор Бондарчук сказал, что он собирается дать исчерпывающие пояснения представителям министерства культуры и до 1 июля намерен получить прокатное удостоверение.
«Мы снимали фильм на частные средства, – сказал Федор Бондарчук. – Я думаю, у нас должно все получиться. А если нет, что ж, режиссер согласна на "запикивание". Сидевшая рядом Германика кивнула, давая понять, что действительно – согласна.
«Фильм передал мое внутренне состояние, – заметила режиссер. – Это вовсе не документ, не автобиография. Саша (Горчилин) и Агния (Кузнецова) отлично сыграли мои эмоции. Я в этой картине как слепая в темной комнате, иду на ощупь».
Валерия Гай Германика родилась в 1984 году в Москве. Окончила школу кино и телевидения «Интерньюс», где училась у известного документалиста Марины Разбежкиной. Первую известность ей принес шоковый по степени откровенности фильм о девочках-подростках «Все умрут, а я останусь». В 2010 году широкий резонанс получил снятый ею телесериал «Школа», в котором быт обычной российской школы показан крайне критично. Ее новая работа, драма «Да и да», снятая по сценарию Александра Родионова, получила мировую премьеру в марте этого года на международном кинофестивале в Гонконге.
В одном из самых эпатажных эпизодов герой фильма на крупном плане мочится в стакан и затем выпивает его содержимое. «У нас все было честно», – коротко прокомментировала Германика вопрос из зала, что же было налито в стакане – вода или яблочный сок.
Агния Кузнецова восторженно оценила возможность поработать в очередной раз у Германики. «Свобода, хулиганство и космическое путешествие – вот что такое быть на съемках у Валерии, – заметила актриса. – Художник Антонин олицетворяет самых прекрасных людей на Земле. Он реально талантлив во всем – в творчестве, в своем протесте, в своем ничегонеделании. Именно в таких ребят влюбляются девчонки».
Задавая вопрос режиссеру, киновед Андрей Шемякин назвал «Да и да» своеобразным «миксом истеблишмента, гламура и контркультуры».
Фестивальная пресса о фильме отражает самый широкий разброс мнений. Как заметила в «Ведомостях» Ксения Рождественская, «Валерию Гай Германику любят и ненавидят за одно и то же. За гранж, эпатаж, голые эмоции, нервы и другие части тела. В "Да и да" есть все, за что ее любят, и все, за что ее ненавидят: мат, пьяная камера, голые люди, свобода».
«Кино Германики и правда насквозь маргинальное, но в комплекте с маргинальностью к нему прилагаются полная творческая свобода режиссера и невероятная пластичность, легкость, прозрачность», – отметил Никита Карцев на страницах «МК».
Существуют, однако, и иные мнения. «Ажиотаж вокруг Германики понятен: она научилась имитировать некоторые признаки "большого кино", и ее уверили, что она гениальна, – размышляет Валерий Кичин в «Российской газете». – Но есть вещи, которые сымитировать невозможно. В частности, тот самый внутренний мир, на который она постоянно ссылается. Мир ее фильмов отнюдь не открывает еще одну сторону жизни, как полагают многие ее поклонники. Это всего лишь тот маленький мир, в котором изобрели пузырь "уйди-уйди" и с которым, казалось, рассчитались все те же Ильф и Петров почти век назад. Этот мир-пузырь прокалывается на первой же фразе фильма: "Тараканы лижут раны". И сдувается. Дальше неинтересно».
По мнению критика Василия Корецкого, высказанного на сайте Colta, кинематограф Германики – это «воспроизведение очень поверхностно понятых жестов и стиля, лишенное не то, чтобы искренности, но скорее фантазии, минимальной рефлексии и столь необходимой в случае работы на грани плохого вкуса сентиментальности».
Для Лидии Масловой, обозревателя газеты «Коммерсант», «главное достоинство "Да и да" – не в сочетании несочетаемого, а в том, что это самый, как принято говорить в таких случаях, "личный" фильм Германики, сделанный отчасти в психотерапевтических целях и в этом плане выгодно выделяющийся на общем фоне конкурса, где далеко не из всех фильмов считывается ответ на вопрос, зачем это снято и что режиссер хотел сказать».
Участники бурной дискуссии, которая выплеснулась в эти дни и в социальные сети, высказывают тревогу относительно прокатных перспектив таких фильмов, как «Да и да», а также показанная в российской программе фестиваля остросоциальная драма Натальи Мещаниновой «Комбинат Надежда» и участник конкурсной программы недавнего Каннского кинофестиваля «Левиафан» Андрея Звягинцева. Камнем преткновения, очевидно, станет ненормативная лексика героев, без которой фильмы могут потерять художественную аутентичность.
«В изуродованной "bleep"ами (как обещал Федор Бондарчук) версии, чемпионом "Да и да", наверное, тоже станет», – таково мнение Сергея Бондарева, бывшего главного редактора сайта Kinobizon.ru, высказанное на его странице в Facebook. «Но смотреть ее, – продолжает Бондарев, – будет уже больно – с другого рода болью и другого качества disturbing feeling, чем при просмотре оригинала».
Любопытно, что на брифинге по поводу закрытия Московского фестиваля его президент Никита Михалков еще раз удивил своих критиков, поддержав право кинохудожников на использование обсценной лексики.
«Русский мат, – заявил Михалков, – одно из самых великих изощренных изобретений русского народа, его нельзя перевести на другие языки. Я служил на флоте, и слышал такие обороты от мичмана Криворучко, что это песня. Есть мат как крайнее выражение состояния чувств человека – страх, боль. Это, на мой взгляд, оправдано ситуацией и всегда, с точки зрения нормального человека, будет адекватно воспринято. Но когда мат – способ общения, это омерзительно. Когда же мат звучит с экрана, у художника должен включаться внутренний художественный цензор».
По мнению Михалкова, фестивальные картины нужно рассматривать индивидуально и, видимо, целесообразно скорректировать закон о необходимости прокатных удостоверений для фильмов, показываемых в рамках фестивалей.
