Его фильмы вызывали бурные дискуссии и протесты. Их запрещали в разных странах из-за сцен откровенной эротики. У него снимались такие неординарные личности, как Джо Даллесандро, Палома Пикассо и Сильвия Кристель. Кинорежиссер Валериан Боровский (1923-2006), «анфан террибль» польского и мирового кино, удостоился масштабной ретроспективы в Нью-Йорке. Она открывается в четверг, 2 апреля в Линкольн-центре и продлится до 9 апреля.
В организации цикла показов «Смутные удовольствия: фильмы Валериана Боровчика» (Obscure Pleasures: The Films of Walerian Borowczyk) приняли участие Польский культурный институт в Нью-Йорке и отдел культуры посольства Франции в США. В программе – реставрированные копии фильмов «Бланш», «Аморальные истории», «История греха», «Зверь» и других известных полнометражных лент мастера, а также его ранние короткометражки и анимационные ленты.
Главным куратором ретроспективы выступил киновед и режиссер Дэниел Берд (Daniel Bird), автор нескольких документальных фильмов о Боровчике. С ним по телефону побеседовал корреспондент Русской службы «Голоса Америки».
Олег Сулькин: По сегодняшним цензурным и моральным стандартам вправе ли мы считать Боровчика порнографом?
Дэниел Берд: Думаю, нет. Я хорошо понимаю, откуда тянутся эти обвинения – из 70-х годов, когда его визуальные решения считались провокативными. Много воды утекло за эти 30-40 лет. Сегодня мы смотрим на них другими глазами. Мы стали взрослей и умудренней. И видим то, чего не видели раньше.
О.С.: Некоторые его фильмы прежде запрещали даже в цивилизованных, либеральных странах. А как сейчас?
Д.Б.: Уже давно этого нет. Его фильмы показываются без купюр и умолчаний даже на его родине, в Польше. В Америке, как вы видите, проводится большая всеобъемлющая ретроспектива. Вернусь, однако, к вашему первому вопросу. В Великобритании действует такое определение порнографии – «материал, направленный исключительно на сексуальное возбуждение».
Боровчик не подпадает под него: его фильмы наполнены смыслом, в них есть моральные ценности, политические, философские размышления. Люди привычно путают сексуальную откровенность с порнографией. Секс у Боровчика далеко не всегда эротичен, он бывает отталкивающим, уродливым, тревожным. В «Аморальных историях» есть эпизод, в котором эротика сопрягается с темой нацистских концлагерей. Про эротичность в таком контексте вообще трудно говорить.
О.С.: Польская кинематография дала миру целую плеяду мастеров, которые прославились фильмами, снятыми за рубежом. Это Роман Поланский, Кшиштоф Кесьлевский, Ежи Сколимовский, Агнешка Холланд и другие. Боровчик явно входит в эту блестящую группу скитальцев и космополитов. Но есть ли что-то, что его отличает?
Д.Б.: Боровчик уникален, нет сомнений. Он делал блестящие киноплакаты, ставшие классикой, он сам построил себе дом, сам занимался изготовлением декораций для фильмов. Он эмигрировал во Францию в 1959 году, жил в Париже. Да, его судьба похода на судьбы Поланского, Сколимовского, и особенно к Анджея Жулавского и Яна Леница.
Леница сотрудничал с Боровчиком на его первых фильмах, которые мы показываем на прекрасно реставрированных копиях. Он нашел себя во Франции, слился с французской культурой, подружился с сюрреалистами, в частности, с патриархами движения – Андре Бретоном и Максом Эрнстом, тесно сотрудничал с композитором электроакустической музыки Бернаром Пармеджани.
Однажды я говорил с ним по телефону, и он сказал: «Не забывайте, что я поляк». И в то ж время он любил Францию и гордился тем, что жил там. Сравнивая его с режиссерами-соотечественниками схожей судьбы, например, с Агнешкой Холланд, видишь, насколько о уникален как визионер, насколько его киноязык близок к живописи и скульптуре. Он же начинал как художник, учился в Краковской академии изящных искусств.
О.С.: Откуда он родом?
Д.Б.: Родился в деревне близ Познани, в очень скромной семье. В молодости, в конце 50-х, сделал карьеру как блестящий создатель киноплакатов. Затем снял с Леницей фильм «Дом», который получил в Брюсселе первый приз, и на призовые деньги эмигрировал во Францию. С того момента для родной Польши стал фигурой малознакомой. Только в 1975 году он вернулся на родину, чтобы снять фильм по книге Стефана Жеромского «История греха». Фильм имел громадный успех в Польше, показывался в Канне, его купили многие страны. Католическая церковь всегда очень неодобрительно относилась к этой картине, и это отношение никуда не уходит. Мартин Скорсезе не включил «Историю греха» в свою серию польской классики, может быть, потому, что у него не было под рукой приличной отреставрированной копии. Кстати, мы показываем отлично отреставрированный принт «Истории греха».
О.С.: Как готовилась ретроспектива?
Д.Б.: Когда в 2001 году я организовал ретроспективу Боровчика в Лондоне, я ему позвонил и пригласил представить фильмы. Он сначала согласился, но потом, узнав, что будут показываться не очень качественные принты, отказался. В 2006 году он умер. Думаю, это крайне важно, что публика в Нью-Йорке имеет возможность увидеть его фильмы разных лет и форматов, короткие, полнометражные, анимационные. Увидев «Бланш» и «Гото, остров любви», вы, несомненно, откажетесь от наклеивания на него ярлыка режиссера «мягкого порно». Его эротизм не гламурен, в нем нет шика, как, например, в «Эммануэль».
О.С.: Но если не ошибаюсь, он как раз и снял пятую «Эммануэль».
Д.Б.: Этот эпизод можно считать самым большим провалом в его карьере. Когда в 1987 году продюсер Ален Сирицки предложил ему снять сиквел «Эммануэль», Боровчик согласился, решив снять кино в своем стиле. Но просчитался, продюсеры навязали ему американскую актрису и диктовали свои условия. Он ушел с постановки, ошибочно, как теперь ясно, согласившись сохранить свою фамилию в титрах совершенно чуждого ему фильма. Он мечтал снимать кино о Нефертити и королеве Марго, но рынок навязывал ему коммерцию в виде шаблонной эротики. Ситуация для режиссеров артхауса и сегодня вполне характерная.
Сэм Мендес подрядился делать Бондиану, Стив Маккуин снял спекулятивный «Стыд». И они вовсе не считают, что продались рынку, хотя, как я полагаю, это откровенная проституция. Боровчик был намного честнее, и то, как он новаторски трактовал эротические истории, намного опередило время. Например, эстетика его замечательного первого полнометражного фильма «Гото, остров любви», гротескной сказки о диктаторе и маленьком человеке, повлияла на таких кинорежиссеров, как Терри Гиллиам, Нил Джордан и Питер Гринуэй. Он любил показывать плоть и плотское, но его занимали высокие моральные проблемы. В этом он похож на Пазолини. Он мечтал снять фильм о жизни Христа, и сам был мистической личностью.
О.С.: Вы встречались с ним?
Д.Б.: Нет, ни разу! Говорил с ним по телефону, переписывался по факсу. Один раз договорились о встрече, я специально приехал в Париж, но его телефон почему-то не отвечал. Мистика! Он был трудноуловим. И с каждым годом – а я изучаю его творчество уже двадцать лет – он предстает все более и более таинственным художником
