МОСКВА — В августе 1991 года российские граждане, в первую очередь — москвичи, сплотились перед угрозой наступления диктатуры в СССР после отстранения от власти президента страны Михаила Горбачева и захвата ее «Государственным комитетом по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП), состоявшим из ближайшего окружения Горбачева.
Во время третьего президентского срока Владимира Путина к событиям 25-летней давности официальное отношение определяется игнорированием этой годовщины и даже запретами на проведение публичных акций тех людей, которые хотели бы отметить победу над ГКЧП там, где она ковалась – около «Белого Дома» в Москве. Около мемориала трем молодым людям, погибшим в ходе тех событий на пересечении Нового Арбата и Садового кольца, мэрия Москвы развернула некие срочные работы по благоустройству, и те, кто хотят возложить цветы к скромному памятнику, пробираются через гул погрузчиков и строительную пыль.
Однако в России еще очень много людей, у которых есть точное знание о том, как именно было организовано сопротивление ГКЧП и победа над ним, ключевую роль в которой сыграл президент России Борис Ельцин. Один их таких людей, находившихся в августе 1991 года в центре принятия решений – Cергей Александрович Филатов, тогда – секретарь Президиума Верховного Совета России, а позже – первый заместитель председателя Верховного Совета и глава администрации президента России.
В интервью Русской службе «Голоса Америки» Сергей Филатов вспоминает, как он узнал о произошедшем в СССР государственном перевороте, и какие действия предпринимал, чтобы противостоять ГКЧП.
Сергей Филатов: Я прилетел из Железноводска где-то около двух часов дня 19 августа. Посмотрев телевизор, понял, что в Москве случился переворот. Позвонил Хасбулатову (Руслан Хасбулатов, в то время — первый заместитель председателя Верховного Совета РСФСР, фактически исполнявший обязанности главы российского парламента — Д.Г.) – я же был секретарем президиума Верховного Совета в то время, в мои обязанности входила подготовка заседаний Верховного Совета и его президиума. Мы подъехали к «Белому Дому» и увидели, что туда уже деревья начали приносить, а потом уже появились бетонные плиты, загораживающие вход. Я доложил Хасбулатову, что на месте, он сказал: «Вы занимайтесь тогда депутатским корпусом, а я буду здесь, при Борисе Николаевиче (Ельцине — Д.Г.)».
Первое, что бросилось в глаза – отсутствовала полная информация о происходящем. Вообще, не было никакой информации. Люди очень страдали от этого и требовали дать какие-то объяснения того, что происходит, что предполагается, каков анализ. Мы поняли, что очень нужна информация, во-первых, о решениях президента России, решениях президиума Верховного Совета, вся информация, которая шла из основного штаба. Поэтому первое, что стали делать – печатать информацию и раздавать на бумаге всем тем, кто был во дворе «Белого Дома», чтобы они отвезли эту информацию по аэропортам, по железнодорожным вокзалам и раздавали людям, которые уезжали в другие города.
Вторая задача была – сделать информацию голосовую. К сожалению, в «Белом Доме» не было динамиков, которые бы работали на улицу. Поэтому быстро сделали два пункта, из которых шла информация, ими руководили депутаты Белла Куркова и Сергей Носовец. Там стали выступать все, кто имел отношение к организации обороны «Белого Дома», кто владел информацией. Выступали все, я тоже выступал в 2 часа ночи, рассказывал, чем мы занимаемся. Также нужно было пустить радиолюбителей – 34, по-моему, радиолюбителя прорвались в «Белый Дом» с тем, чтобы вести радиопередачи со своими приборами, поскольку мир тоже оставался без информации.
Третья задача была – работать с воинскими частями, которые в Москву вошли. Это в основном делали ребята в погонах из депутатов. И удалось, по крайней мере, взять с военных слово, что никакой беды они не принесут «Белому Дому». И нужно было выезжать в воинские части в Москве и в ближайших местах Московской области с тем, чтобы договориться с ними о том, что они не будут предпринимать военных действий по отношению к «Белому Дому».
Первые результаты дали о себе знать: люди стали постепенно успокаиваться. В «Белый Дом» приходили уже сознательные люди, понимающие, что грозит, что нужно делать. Оборона «Белого Дома» уже стала организованной – уже и блоки бетонные привезли, и крупные машины ставили вокруг. Основной штаб занимался связью с органами власти, связывались и с ГКЧП, были попытки связаться с Горбачевым. А мы давали информацию народным депутатам и просили, чтобы члены Верховного Совета приехали в Москву. Мы готовились к тому, что придется собирать Верховный Совет. Порядок был нормальный. Круглосуточно работали все службы, все копировальные машины, которые только были в Белом доме. Позже неправду многие написали, что аппарат сбежал. Ничего подобного! Они были на месте и работали все трое суток. Мы не спали все трое суток, и с нами был и аппарат.
Данила Гальперович: Насколько депутатский корпус России в то время был един? Потому что он к концу 1991 начал раскалываться и совершенно размежевался в 1992-м. В ходе августа 1991 года российские депутаты выступали с единых позиций?
Сергей Филатов: Да, позиции были едины. Более того, ко мне подходили некоторые депутаты, которые очень активно выступали против политики Ельцина, и просили дать им такое задание, которое бы не было на виду у людей. Потому что они очень боялись, что не примут люди их поддержку, зная их позицию. Это говорит о том, что они стремились отстоять именно российскую позицию, и были противниками того, что сделал ГКЧП. Это особенно сильно проявилось на сессии Верховного Совета, где было полное единодушие и выступающих, и отклики на выступающих. Потому что там выступали не только депутаты. Там выступало очень много видных людей – Александр Николаевич Яковлев, Алесь Адамович, Юрий Карякин, не депутаты, но те, кого все депутаты очень единодушно встречали с их выступлениями.
Д.Г.: Со временем меняются оценки деятельности первого президента России Бориса Ельцина. Как вы оцениваете то, что он сделал в те три дня?
Филатов: У меня оценка положительная. Мы все-таки шли к тому, что правда останется на нашей стороне, и ГКЧП прекратит свое существование. Конечно, здесь большая заслуга и Бориса Николаевича, и, мне кажется, очень большая заслуга Степанкова (Валентин Степанков, генеральный прокурор РСФСР – Д.Г.), который очень вовремя возбудил уголовное дело, которое многое поставило на свои места. Очень много сделал тогдашний министр внутренних дел России Андрей Дунаев, который привел к «Белому Дому» милиционеров, порядка 100 человек с оружием в руках. Это принципиально изменило обстановку. Потому что для тех, кто пытался захватить «Белый Дом», было уже понятно, что это будет не просто односторонний захват, это будет уже война. И это их тоже остановило.
Д.Г.: Вы рассматривали вариант, что вооруженное столкновение произойдет? Что вы намерены были в этом случае делать?
С.Ф.: Я лично не участвовал в таком рассмотрении, думаю, что и в штабе не рассматривали его. Но мы создавали такие условия, при которых нападавшие были бы остановлены. Я лично в ночь, когда ребята на Садовом кольце погибли, звонил ночью Нурсултану Назарбаеву. Его разбудили, мы разговаривали, и я ему рассказал всю атмосферу, обстановку и сказал: «На мой взгляд, вы единственный человек за пределами России, который может повлиять на эту банду с тем, чтобы они остановили свой процесс».
Накануне воинские части были сменены в Москве, и эти, другие части уже не останавливались, как мне сообщали члены президиума, которые пытались остановить танки по улицам Москвы. Если первый танк останавливался, его сзади подталкивал другой танк. Мне казалось, что все это без крови, наверное, не кончится. К сожалению, я оказался прав. Назарбаев предпринял свои меры. Он разговаривал с ГКЧПистами с тем, чтобы прекратить это все и остановиться. Мне кажется, он тоже вложил лепту в то, что это было остановлено. Вложил лепту, безусловно, Борис Николаевич, который очень резко оценил все произошедшее своими указами. И, как мы знаем, эти ребята из ГКЧП со страхом бежали к Горбачеву, полетели туда. И развязка для них оказалась неминуемой и очень быстрой.
Д.Г.: Как вы оцениваете отношение к тем событиям в нынешней России?
С.Ф.: Мне кажется, наши нынешние власти много поработали над тем, чтобы изменить общественное мнение относительно всех годов, которые были при Ельцине. Какая-то такая двойная идет игра: с одной стороны, президент дает очень высокую оценку самому Ельцину и его деятельности, и шаги, которые были сделаны – построение Ельцин-Центра, совершенно блестящего музея, в который очень много людей ходит каждый день, библиотеки имени Ельцина, об этом говорят. А с другой стороны, отдельные выступления не просто общественных людей, а государственных людей постепенно меняют общественное мнение и по отношению к 1991 году.
Я должен сказать, что мне, например, тяжело становится выступать на радио, там, где имеется обратная связь со слушателями. Потому что никакого анализа со стороны слушателей нет. Есть какое-то озлобление. Мне кажется, это озлобление еще и оттого, что сейчас жизнь становится трудной, тяжелой, и те надежды, которые были у людей, они не оправдались, но не по вине Ельцина. Это все надо было на кого-то взвалить – взвалили на эпоху Ельцина, назвав ее «лихой». Мне кажется, еще и менталитет советского времени сохраняется у людей. Люди больше склонны идти за властью, за ее позицией, за ее оценками, нежели это давать эти оценки самим. Но это трудно все понимать, и очень трудно свои оценки делать, потому что материалов становится все меньше и меньше, передач становится все меньше и меньше. А те передачи, которые по телевизору делают – пропагандистского характера, в основном, не аналитического. И подбор людей, которые в этих передачах участвуют, он тоже, в общем-то, работает на общее негативное настроение.
