МОСКВА – Отношения Европы и России не слишком улучшились в уходящем году: в Евросоюзе всерьез заговорили о необходимости противостоять российской пропаганде, популистские движения, выступающие против ЕС, дружат с Москвой и набирают силу, взаимные санкции никуда не делись. Чего в этой ситуации Брюссель ждет от России и США, где в конце января сменится администрация? Есть ли в Европе опасность популизма? В чем сходство между украинским Майданом и движением балтийских стран к независимости?
Об этом в эксклюзивном интервью Русской службе «Голоса Америки» рассказал посол Европейского Союза в России Вигаудас Ушацкас.
Данила Гальперович: Какие изменения произошли за 2016 год в отношениях Евросоюза и России? На каких позициях вы сейчас стоите?
Вигаудас Ушацкас: Я думаю, что, конечно, изменения произошли. Первое, политическое – думаю, что мы начинаем «отталкиваться от дна» с пониманием того, что дефицит доверия нас будет сопровождать еще некоторое время. Сотрудничество мы будем развивать по всему ряду вопросов, как по необходимости, так и на основе очень ясных взаимных интересов. Это было сформулировано 28 министрами иностранных дел Евросоюза еще в начале марта этого года, когда мы сформулировали так называемых пять руководящих принципов политики ЕС по отношению к России. Вот эти принципы:
Первое – нам нужно урегулировать текущий кризис на востоке Украины с полным выполнением Минских соглашений. Второе – Евросоюз в рамках «Восточного партнерства» продолжит укреплять свои отношения со странами-соседями. Третье – наш подход к России четко обозначен и эффективен благодаря усилиям по укреплению собственной устойчивости Европейского Союза. Четвертое – очень важно, что, следуя интересам Евросоюза, мы заинтересованы работать с Россией по отдельным вопросам не только во внешней политике, где мы видим много общего, например, по Ирану, но также в таких вопросах, как миграция, борьба с терроризмом, двусторонние контакты, которые мы продолжаем и по вопросам торговли. И пятое – Евросоюз сохраняет свою значительную и принципиальную поддержку гражданского общества и развитию контактов между людьми как неизменную составляющую наших отношений с Россией.
В этом контексте я бы указал на вторую черту, которая особенно проявилась в течение этого года, что наши усилия по развитию отношений – не только с гражданским обществом, но особенно в сфере науки и исследований, а также по образованию – дают свои плоды в том смысле, что они амортизируют те разногласия, амортизируют то напряжение, которое создалось из-за аннексии Крыма, из-за дестабилизации в восточной Украине, и из-за до сих пор разных оценок, разных ответов по войне в Сирии.
Так что такие две черты, которые я бы определил как одни из самых ясных, которые проявились в этом году.
Д.Г.: Кроме этих двух сфер – политической и общественно-научной, какие еще области отношений между ЕС и Россией важны?
В.У.: Дополнительно нужно сказать, что у нас остается раздражение в сфере торговли. Мы не можем полностью легализовать тот потенциал, который имеют наши торговые отношения, из-за списка так называемых «раздражителей» и торговых барьеров, которые вводятся со стороны России. Конечно, линия России по «локализации и импортозамещению» не предоставляет одинаковых конкурентных возможностей для разных предприятий. Независимо от этого, все-таки мы, Евросоюз, остаемся крупнейшим торговым партнером для России. Более 40% всей внешней торговли России производится с ЕС. Европейский Союз остается крупнейшим иностранным инвестором на российском рынке. Конечно, у нас есть и положительные шаги, которые мы сделали, и которые надо еще завершить. Во-первых, я имею в виду Парижское соглашение об изменении климата, которое вступило в силу 4 октября после его ратификации Евросоюзом. Мы призываем Россию ратифицировать Парижское соглашение, чтобы мы совместно могли глобально, как ответственные стороны, работать и бороться с изменением климата. Так что, поводя итог, я бы сказал, что этот год заканчивается тем, что мы вошли в другое качественное понимание друг друга, что у нас есть разногласия, но у нас есть и большой список общих интересов. И эта формула наверняка нас будет сопровождать в будущем.
Д.Г.: Насколько едины страны ЕС в своем подходе к России? Сейчас есть много публикаций о том, что некоторые европейские страны выступают за смягчение позиции Евросоюза в отношении Москвы.
В.У.: Демократия прекрасна тем, что у нас могут быть различные точки зрения. Некоторые политики и очень многие обозреватели критикуют как отдельные страны, так и Евросоюз в целом. Но нужно сказать, что мы всегда приходим к общей позиции. Относительно пяти принципов, которые я вам уже описал, которые определяют наши отношения с Российской Федерацией, все сводится к оценке выполнения – или, скорее, не полного выполнения – Минских соглашений, на основании чего все 28 стран Евросоюза единогласно продлили санкции в этом месяце.
Д.Г.: Насколько серьезна была глава внешнеполитического ведомства ЕС Федерика Могерини, когда говорила о том, что ЕС и Россия могут вместе оппонировать будущей администрации США, если та решит отказаться от ядерной сделки с Ираном, а также в других вопросах?
В.У.: Евросоюз высоко ценит наш союзнические отношения с Соединенными Штатами, которые исторически, в настоящее время и в будущем останутся самым важным партнером для ЕС в торговле, в области взаимных военных обязательств, а также в контактах наших граждан и ценностях, которые мы разделяем. В равной степени мы бы хотели видеть наши отношения с Россией зрелыми и близкими, основанными на системе международных правил. Таков наш подход, и мы определенно хотели бы преодолеть нынешний кризис из-за событий в Украине и найти общий подход к ситуации в Сирии.
Д.Г.: Господин посол, но я спросил о другом: госпожа Могерини, ее слова о единстве с Россией в оппонировании Трампу – это серьезно?
В.У.: Извините, но именно таков мой ответ на ваш вопрос.
Д.Г.: Насколько Европа готова к приходу Дональда Трампа в Белый дом? Какие у ЕС могут возникнуть сложности в связи с этим?
В.У.: Я думаю, что европейцы и россияне, да и сами американцы, еще находятся в процессе изучения того, каков будет господин Дональд Трамп в качестве следующего президента США, или, что еще более важно, какова будет его политика после того, как 20 января он войдет в Белый дом. Так что я сейчас не занимался бы предположениями на эту тему, а рассчитывал бы на подтвержденные историей трансатлантические связи Европы и США, которые работали десятилетиями на наши общие безопасность, процветание и успешное развитие.
Д.Г.: Существует ли большая опасность популизма в мировой политике, в частности, в Европе? Насколько сильны сейчас политики, которые проталкивают популистскую повестку?
В.У.: Я бы проявлял осторожность с наклеиванием ярлыка «популистские» на недавно появившиеся политические движения. К тому же, что такое «популистские»? «Populi» – это значит народ, а также то, что народ ожидает и требует, то, каковы его пожелания. Мы были абсолютно открыты в этом смысле, когда после голосования в Британии по «Брекзиту» двадцать семь глав государств ЕС собрались в Братиславе. Они там говорили о необходимости сделать «Европейский проект» более близким к людям, сократить дистанцию, при этом устранив недоработки. Да, мы очень горды тем, что 24 марта Евросоюз отметит 60-летие создания «Союза угля и стали» (ставшего предтечей Европейского экономического сообщества и Евросоюза – Д.Г.). Да, мы очень горды тем, что Евросоюз – это величайший мирный проект, работающий в интересах полумиллиарда людей. Но ничто не совершенно – у нас есть недостатки, мы должны над ними работать, и общественное голосование в ряде государств напоминает нам о нужности такой работы. Это мы и будем делать, как на уровне ЕС, так и на уровне его стран-членов.
Д.Г.: Говоря о годовщинах: сейчас отмечается 25-летие распада СССР. Вы родились в Советском Союзе, в стране, которая никогда не признавалась Соединенными Штатами как легитимная часть СССР – в Литве. Что для вас означает событие, произошедшее четверть века назад?
В.У.: Для нас, стран Балтии, с учетом нашей истории, с учетом более чем 50 лет советской оккупации, это был конец империи зла. И это было великим историческим достижением, которое мы вспоминаем с благодарностью. Благодарностью не только балтийским движениям за независимость, в которых и я принимал участие, будучи одним из лидеров восстановленного Литовского студенческого союза, но и западным странам, таким, как Соединенные Штаты Америки, которые никогда не признавали советскими оккупированные балтийские государства. Мы также очень благодарны и всегда будем помнить то, как почти полмиллиона россиян вышли на улицы Москвы, чтобы протестовать против использования советских танков в Балтии в январе 1991 года. Это ветер перемен, который тогда подул в центральной и восточной Европе, включая и балтийские страны, был поворотным в том, чтобы перестать быть оккупированными странами и открыть возможность нового экономического и политического развития. Мы бы также хотели видеть, что Россия приняла эти перемены и шла по пути к полноценной демократии, свободному рынку и сосуществованию с независимыми соседями, чью территориальная целостность и суверенитет нужно уважать. Я живо помню, как 25 и даже 27 лет назад я путешествовал по России от университета к университету, из Санкт-Петербурга в Воронеж, из Воронежа в Москву объясняя основы того, почему балтийские страны стремятся к независимости. Не буду скрывать, что не все воспринимали эти идеи, но со временем, с укреплением демократических тенденций, особенно при президенте Борисе Ельцине, это восприятие стало большим, что было критически важно для независимости стран Балтии.
Д.Г.: Я сам в 1991 году передавал репортажи из другой балтийской страны – Латвии, и живо помню, как это движение к свободе и независимости было организовано самими людьми, никто их ни на что не подбивал...
В.У.: Вот именно, это все основывалось на желании быть свободными. Поэтому, кстати, я никогда не признавал аргумента, что Майдан в Украине был чем-то постановочным, внедренным американцами или европейцами. Вы не можете сделать такую революцию без желания самих людей стать свободными, вы не сможете что-то изменить, если вы не идете на эти перемены с большой верой в то, что делаете. Общая свобода начинается с желания отдельного человека стать свободным.
