О современном эстонском кино и в России, и в США известно очень мало. Но оно существует и даже время от времени предлагает мировому зрителю особый вариант национального фильма, как в случае с «Искушением святого Тони». Экстравагантную, полную фантазий и метафор черно-белую картину покажет в США дистрибюторская фирма OliveFilms. Североамериканская премьера ее состоялась в начале года на кинофестивале Сандэнс. С режиссером фильма, 38-летним Вейко Ыунпуу, живущим в безлюдной местности в 40 километрах от Таллина, побеседовал по телефону корреспондент «Голоса Америки» Олег Сулькин.
Олег Сулькин: Как вы работали над сценарием? Что послужило стартовым импульсом?
Вейко Ыунпуу: Меня увлекла жизненная дилемма человека среднего класса, менеджера средней руки. Работая в сердцевине крупной структуры, будь-то какая-нибудь корпорация или общество в целом, и не имея реальной власти над своей жизнью, он утрачивает объективные представления о добре и зле. Отдает их на откуп системе. Полагаю, все мы в современном обществе сталкиваемся с этим. Затем, когда в Лиссабоне я увидел «Искушение святого Антония» Иеронима Босха, родился образ святого Тони.
О.С.: Структура фильма усложнена фантасмагорическими видениями, посещающими вашего героя. Вы их себе сразу четко представляли или что-то домысливали в ходе съемок?
В.Ы.: Сначала я написал вариант обычного сценария, чтобы подать заявки на гранты разных кинофондов. Но он меня не устраивал. Поэтому я просто наметил план съемок, выделив основные структурные моменты. А накануне каждого дня съемок писал диалоги и раскадровки эпизодов. Я снимал последовательно, в соответствии с развитием действия, поэтому мог что-то менять по ходу съемок. Затем, в монтажной, вырезал то, что мне показалось банальным, некоторые сцены переставил и получил то, что вы теперь видите.
О.С.: Почему вы называете своего героя святым? Разве он не в самом начале пути по постижению несовершенства мира?
В.Ы.: Он почти святой, поскольку как ребенок мало знает о мире. Он не знает абсолютно ничего о страдании и всех моральных дилеммах, пока не обнаруживает собственную драму, которую пытается решить со свойственной ему наивностью. Название фильма, конечно, несколько иронично, и, в то же самое время, серьезно.
О.С.: Вы упомянули Босха. Святого Антония изображали многие выдающиеся художники разных эпох, включая Сальвадора Дали. Они на вас тоже повлияли?
В.Ы.: Я читал жизнеописания пустынника св. Антония. Когда писал сценарий, перечитал философскую драму Флобера. И, конечно, стремился пересмотреть все доступные мне живописные картины на эту тему. Все было необычайно интересно, но отталкивался я только от Босха. Для меня принципиальна гротескная форма отражения современного мира.
О.С.: Тони нравится русская девушка. А ее отец – жуткий тип. Эту дилемму – «любовь-нанависть» можно истолковать в широком контексте как метафору для эстонско-русских отношений?
В.Ы.: Нет, не вижу в этом смысла. Я не хотел углубляться в межнациональные отношения. Я ненавижу национализм. Девушка – русская потому, что она должна быть чужой и экзотичной в глазах Тони, и потому что у эстонцев нет имени Надежда. А ее отец достоин сочувствия. Нужно понимать, что его только что уволили и у него нет средств к существованию. В стране, где практически нет социальной защиты, это означает смертный приговор. Его фактически приговорили к медленной и позорной смерти.
О.С.: В вашей картине много отсылов к различным культурам – американской, русской, французской и, конечно, эстонской. Почему вам важно поместить одиссею вашего героя в такой сложный контекст?
В.Ы.: Так получилось. Дени Лаван – француз, Равшана Куркова – русская, они и другие актеры говорят каждый на своем языке. Это придает происходящему привкус вавилонского хаоса.
О.С.: Трудно доставать деньги в Эстонии на такие интеллектуальные проекты?
В.Ы.: «Осенний бал» (первый полнометражный фильм Вейко Ыунпуу, снятый в 2007 году. – О.С.) имел относительный успех, поэтому мне удалось без особых проблем сформировать бюджет. Но обычно это делать трудно. В финансировании участвовали сопродюсеры из Швеции и Финляндии. Их средства прошли в основном на постпродакшн.
О.С.: Можете сравнить ситуацию в эстонском кинематографе в советское время и сейчас, в том числе с точки зрения финансирования и организации производства?
В.Ы.: Я не учился в киношколе и не считаю себя экспертом в этом вопросе. Например, я не знаю, как работает механизм финансирования. Раньше снималось больше фильмов, причем некоторые были весьма хороши. В Таллине функционировало много маленьких уютных кинотеатров, и режиссеры, получавшие кинообразование в Москве, снимали достаточное число фильмов. С другой стороны, их фильмы подвергали цензуре и нагружали пропагандой. Много фильмов клали на полку. В современной Эстонии ощутима нехватка денег, и артхаусу приходится выживать под лавиной коммерческого кино. Но, по крайней мере, ты можешь говорить все, что думаешь, если тебе есть что сказать.
О.С.: Трудно режиссеру артхауса выживать в коммерческом окружении?
В.Ы.: Я пользуюсь неограниченной творческой свободой и, как видите, пока не умер от голода.
О.С.: Кто ваша аудитория?
В.Ы.: В Эстонии есть небольшая, но преданная публика. Такие фильмы, как мой, здесь и в мире смотрят люди, которым наскучила банальщина и которые хотят, чтобы в кино их удивляли. Те, кто любят кино и готовы совершать рискованные воображаемые путешествия.
