В Нью-Йорке на 89-м году жизни от острой сердечной недостаточности скончался бывший мэр города Эд Коч.
За несколько дней до этого, 29 января, в Музее современного искусства (MoMA) политики и общественные деятели на все голоса славили Эда Коча. Здесь прошла нью-йоркская премьера нового документального фильма «Коч», рассказывающего о 105-м мэре Нью-Йорка как о политике и человеке.
Самого героя в тот день в зале не было. Накануне, в понедельник, его вновь, в четвертый раз за последние несколько месяцев, госпитализировали, обнаружив жидкость в легких.
«Очень грустно видеть на экране поразительную историю кипучей жизни человека и осознавать при этом, что его самого нет в зале», – заявил на премьере общественный адвокат города Билл Де Блазио, один из кандидатов в мэры.
Прокатная компания Zeitgeist Films выпускает фильм «Коч» режиссера Нила Барски в пятницу, 1 февраля, на экраны Нью-Йорка, а месяц спустя – на экраны Лос-Анджелеса. Мировая премьера его уже прошла на международном кинофестивале в Хэмптонс, а премьера Западного побережья США – на кинофестивале в Палм-Спрингс.
Ближе к финалу фильма, проезжая по мосту Куинсборо, получившему в 2010 году его имя, Эд Коч замечает сопровождавшим его чиновникам: «Я думаю, мой мост мог бы быть получше освещен». В этой реплике – весь Коч, с его амбициозностью, откровенностью, вечной неудовлетворенностью и всегдашним юмором, не покидавшим его в самые трудные мгновения его долгой и бурной жизни.
Уроженец Бронкса Эд Коч – ньюйоркец до мозга костей. Он управлял Городом Большого Яблока с 1978 по 1989 год. Тогда стать мэром в четвертый раз ему помешал выигравший первичные выборы демократов и получивший этот пост Дэвид Динкинс. 70-80-е годы были смутным, беспокойным временем для главного мегаполиса Америки. Разгул уличной преступности. Дома, ограды и станции сабвея покрыты сплошным граффити. Городские финансы на грани банкротства. Эду Кочу пришлось иметь дело с масштабной забастовкой транспортников в 1980 году, с пиком эпидемии СПИДа, с коррупционным скандалом в муниципалитете.
Как считают многие историки и аналитики, Коч сделал очень многое для оздоровления социальной атмосферы в городе и оживления его экономики. Достаточно упомянуть, что ежегодный городской бюджет при нем удвоился, причем большая его часть тратилась на капитальное строительство.
С помощью множества живых интервью и редких архивных кадров режиссер-дебютант Нил Барски, бывший репортер «Уолл-стрит джорнэл», воскрешает хронику событий того времени и создает противоречивый и магнетический портрет мэра Коча.
С Нилом Барски побеседовал корреспондент «Голоса Америки» Олег Сулькин.
Олег Сулькин: Нил, что побудило вас взяться за эту тему?
Чем вас заинтересовал Эд Коч?
Нил Барски: Мне было чуть за двадцать лет, когда он был мэром. И при нем, – чему я свидетель, – город, катившийся под откос, вновь обрел статус столицы мира, магнита для туристов. Это мой первый фильм, но я прекрасно осознаю, что не может быть хорошего кино без интересной человеческой истории. Рассказывая о Коче, я надеюсь, что как бы фоном возникает картина изменений жизни Нью-Йорка.
О.С.: Вы были лично с ним знакомы?
Н.Б.: Нет. Как газетный репортер, я, конечно, видел его много раз, но он меня не знал. Весной 2010 года, готовясь к этому проекту, я встретился с Кочем, чтобы получить его одобрение. Помогла мне в этом Дайан Коффи, бывшая глава его канцелярии. Я рассказал ему о будущем фильме. Он быстро согласился, не настаивая на праве вето и редакционного контроля за материалом. Единственное условие – показать ему готовый фильм до публичной премьеры. Естественно, я принял его условия.
О.С.: Как он отнесся к критике, которая звучит в фильме, к скандальным моментам его карьеры, которые вы столь подробно осветили?
Н.Б.: Мы не исправили ни слова, не убрали ни кадра. Он принял все как должное. Почему? Он нам доверяет. И, во-вторых, он умен и хорошо понимает, что заведомо комплиментарный фильм был бы отрицательно принят прессой и публикой. Фальшь и умолчания бросились бы в глаза сразу, тем более что скандальные эпизоды его карьеры свежи в памяти очень многих людей. И все равно: я счастлив, что получил его карт-бланш на объективность. Это очень редкий случай, когда политик не настаивает на праве вето и редактирования материала.
О.С.: Почему он все-таки согласился? Ваше объяснение?
Н.Б.: Коч сам объясняет это в фильме. Вспомните его фразу: «Если кинокамера будет меня снимать в операционной комнате, я никогда не умру». Он обожает находиться в центре внимания, обожает, когда на него нацелены множество кино- и фотокамер. Кроме того, его очень волнует, как о нем будут вспоминать в будущем, что он оставит в наследство городу и всем нам. Он, конечно, рисковал. Но, судя по его реакции, остался доволен результатом.
О.С.: Большинство тех, к кому вы обратились за воспоминаниями и комментариями, – журналисты, работавшие в 70-80-е годы. Политиков, ученых-историков и сподвижников Коча в фильме гораздо меньше, чем репортеров. Почему?
Н.Б.: Мне нужны были люди, которые умеют рассказывать истории. Мне не хотелось засушивать фильм академическими рассуждениями. Во-вторых, 80-е годы стали золотым веком городской журналистики. Очень жестко, я бы сказал, яростно за внимание читателей конкурировали «Нью-Йорк таймс», «Нью-Йорк дейли ньюс», «Нью-Йорк пост» и «Ньюсдей». Лучшие репортеры той эры – Сэм Робертс, Джойс Пурник, Майкл Гудвин и другие – были непосредственными свидетелями и участниками событий, летописцами беспокойного правления Коча. Я сам бывший репортер, и в своей юности относился к Робертсу, Пурник и Гудвину как к недосягаемым героям. И у меня нет сомнений в их компетентности, знании всех деталей.
О.С.: До сих пор люди помнят о скандале, который возник вокруг слухов о нетрадиционной сексуальной ориентации Коча...
Н.Б.: За день до начала съемок мы обедали с Кочем, и я спросил, могу ли затронуть эту деликатную тему, задав ему в ходе предстоящего интервью соответствующий вопрос. Он ответил «Спрашивайте меня, что хотите». Слухи о том, что он гей, преследовали его с самого начала его карьеры. Его травили оппоненты, используя этот аргумент в предвыборной агитации. В фильме вся эта линия показана очень подробно, но Коч не сделал ни одного замечания. В целом, фильм получился гораздо более личным, чем мы предполагали. Монтажер Джульет Вебер потратила целый месяц, отсматривая сотни часов отснятого материала и очень помогла его правильно, в нужном ритме структурировать.
О.С.: Мы видим, как Коч, адресуясь к разным аудиториям, произносит свою легендарную фразу «Ну, как мои дела?». Но, видимо, его дела под занавес карьеры мэра были неважными...
Н.Б.: Вы имеете в виду обвинения в коррупции? Нет ни одного достоверного указания, что он был лично замешан в коррупционном скандале, потрясшем тогда муниципалитет. Ни одного! Мы снимали в его квартире. И не могли не обратить внимания на скромность его квартиры, его быта. Так богатые люди не живут. Он по-своему уникальный политик, для которого популярность, признание важнее любых денег. Мы даем кадры его встреч с горожанами в 1977 году и в 2010 году. Он такой же, тогда и теперь, – не боящийся общения с народом, резкий, откровенный, эмоциональный, заряженный на острое слово, шутку.
О.С.: Поразительный эпизод, когда Коч со свитой, включая вашу съемочную группу, отправляется на кладбище. А там уже, на месте его будущей могилы, установлен надгробный памятник с его именем. Какая-то сюрреалистическая картина, не знаешь, плакать или смеяться...
Н.Б.: Согласен, очень странное зрелище. Коч хочет, чтобы его похоронили на нееврейском кладбище в Вашингтон-Хайтс, правда в еврейском секторе. Там он зарезервировал себе место. Ему важно, что кладбище находится в оживленном районе Манхэттена. Он и после смерти хочет оставаться у всех на виду.
За несколько дней до этого, 29 января, в Музее современного искусства (MoMA) политики и общественные деятели на все голоса славили Эда Коча. Здесь прошла нью-йоркская премьера нового документального фильма «Коч», рассказывающего о 105-м мэре Нью-Йорка как о политике и человеке.
Самого героя в тот день в зале не было. Накануне, в понедельник, его вновь, в четвертый раз за последние несколько месяцев, госпитализировали, обнаружив жидкость в легких.
«Очень грустно видеть на экране поразительную историю кипучей жизни человека и осознавать при этом, что его самого нет в зале», – заявил на премьере общественный адвокат города Билл Де Блазио, один из кандидатов в мэры.
Прокатная компания Zeitgeist Films выпускает фильм «Коч» режиссера Нила Барски в пятницу, 1 февраля, на экраны Нью-Йорка, а месяц спустя – на экраны Лос-Анджелеса. Мировая премьера его уже прошла на международном кинофестивале в Хэмптонс, а премьера Западного побережья США – на кинофестивале в Палм-Спрингс.
Ближе к финалу фильма, проезжая по мосту Куинсборо, получившему в 2010 году его имя, Эд Коч замечает сопровождавшим его чиновникам: «Я думаю, мой мост мог бы быть получше освещен». В этой реплике – весь Коч, с его амбициозностью, откровенностью, вечной неудовлетворенностью и всегдашним юмором, не покидавшим его в самые трудные мгновения его долгой и бурной жизни.
Уроженец Бронкса Эд Коч – ньюйоркец до мозга костей. Он управлял Городом Большого Яблока с 1978 по 1989 год. Тогда стать мэром в четвертый раз ему помешал выигравший первичные выборы демократов и получивший этот пост Дэвид Динкинс. 70-80-е годы были смутным, беспокойным временем для главного мегаполиса Америки. Разгул уличной преступности. Дома, ограды и станции сабвея покрыты сплошным граффити. Городские финансы на грани банкротства. Эду Кочу пришлось иметь дело с масштабной забастовкой транспортников в 1980 году, с пиком эпидемии СПИДа, с коррупционным скандалом в муниципалитете.
Как считают многие историки и аналитики, Коч сделал очень многое для оздоровления социальной атмосферы в городе и оживления его экономики. Достаточно упомянуть, что ежегодный городской бюджет при нем удвоился, причем большая его часть тратилась на капитальное строительство.
С помощью множества живых интервью и редких архивных кадров режиссер-дебютант Нил Барски, бывший репортер «Уолл-стрит джорнэл», воскрешает хронику событий того времени и создает противоречивый и магнетический портрет мэра Коча.
С Нилом Барски побеседовал корреспондент «Голоса Америки» Олег Сулькин.
Олег Сулькин: Нил, что побудило вас взяться за эту тему?
Чем вас заинтересовал Эд Коч?
Нил Барски: Мне было чуть за двадцать лет, когда он был мэром. И при нем, – чему я свидетель, – город, катившийся под откос, вновь обрел статус столицы мира, магнита для туристов. Это мой первый фильм, но я прекрасно осознаю, что не может быть хорошего кино без интересной человеческой истории. Рассказывая о Коче, я надеюсь, что как бы фоном возникает картина изменений жизни Нью-Йорка.
О.С.: Вы были лично с ним знакомы?
Н.Б.: Нет. Как газетный репортер, я, конечно, видел его много раз, но он меня не знал. Весной 2010 года, готовясь к этому проекту, я встретился с Кочем, чтобы получить его одобрение. Помогла мне в этом Дайан Коффи, бывшая глава его канцелярии. Я рассказал ему о будущем фильме. Он быстро согласился, не настаивая на праве вето и редакционного контроля за материалом. Единственное условие – показать ему готовый фильм до публичной премьеры. Естественно, я принял его условия.
О.С.: Как он отнесся к критике, которая звучит в фильме, к скандальным моментам его карьеры, которые вы столь подробно осветили?
Н.Б.: Мы не исправили ни слова, не убрали ни кадра. Он принял все как должное. Почему? Он нам доверяет. И, во-вторых, он умен и хорошо понимает, что заведомо комплиментарный фильм был бы отрицательно принят прессой и публикой. Фальшь и умолчания бросились бы в глаза сразу, тем более что скандальные эпизоды его карьеры свежи в памяти очень многих людей. И все равно: я счастлив, что получил его карт-бланш на объективность. Это очень редкий случай, когда политик не настаивает на праве вето и редактирования материала.
О.С.: Почему он все-таки согласился? Ваше объяснение?
Н.Б.: Коч сам объясняет это в фильме. Вспомните его фразу: «Если кинокамера будет меня снимать в операционной комнате, я никогда не умру». Он обожает находиться в центре внимания, обожает, когда на него нацелены множество кино- и фотокамер. Кроме того, его очень волнует, как о нем будут вспоминать в будущем, что он оставит в наследство городу и всем нам. Он, конечно, рисковал. Но, судя по его реакции, остался доволен результатом.
О.С.: Большинство тех, к кому вы обратились за воспоминаниями и комментариями, – журналисты, работавшие в 70-80-е годы. Политиков, ученых-историков и сподвижников Коча в фильме гораздо меньше, чем репортеров. Почему?
Н.Б.: Мне нужны были люди, которые умеют рассказывать истории. Мне не хотелось засушивать фильм академическими рассуждениями. Во-вторых, 80-е годы стали золотым веком городской журналистики. Очень жестко, я бы сказал, яростно за внимание читателей конкурировали «Нью-Йорк таймс», «Нью-Йорк дейли ньюс», «Нью-Йорк пост» и «Ньюсдей». Лучшие репортеры той эры – Сэм Робертс, Джойс Пурник, Майкл Гудвин и другие – были непосредственными свидетелями и участниками событий, летописцами беспокойного правления Коча. Я сам бывший репортер, и в своей юности относился к Робертсу, Пурник и Гудвину как к недосягаемым героям. И у меня нет сомнений в их компетентности, знании всех деталей.
О.С.: До сих пор люди помнят о скандале, который возник вокруг слухов о нетрадиционной сексуальной ориентации Коча...
Н.Б.: За день до начала съемок мы обедали с Кочем, и я спросил, могу ли затронуть эту деликатную тему, задав ему в ходе предстоящего интервью соответствующий вопрос. Он ответил «Спрашивайте меня, что хотите». Слухи о том, что он гей, преследовали его с самого начала его карьеры. Его травили оппоненты, используя этот аргумент в предвыборной агитации. В фильме вся эта линия показана очень подробно, но Коч не сделал ни одного замечания. В целом, фильм получился гораздо более личным, чем мы предполагали. Монтажер Джульет Вебер потратила целый месяц, отсматривая сотни часов отснятого материала и очень помогла его правильно, в нужном ритме структурировать.
О.С.: Мы видим, как Коч, адресуясь к разным аудиториям, произносит свою легендарную фразу «Ну, как мои дела?». Но, видимо, его дела под занавес карьеры мэра были неважными...
Н.Б.: Вы имеете в виду обвинения в коррупции? Нет ни одного достоверного указания, что он был лично замешан в коррупционном скандале, потрясшем тогда муниципалитет. Ни одного! Мы снимали в его квартире. И не могли не обратить внимания на скромность его квартиры, его быта. Так богатые люди не живут. Он по-своему уникальный политик, для которого популярность, признание важнее любых денег. Мы даем кадры его встреч с горожанами в 1977 году и в 2010 году. Он такой же, тогда и теперь, – не боящийся общения с народом, резкий, откровенный, эмоциональный, заряженный на острое слово, шутку.
О.С.: Поразительный эпизод, когда Коч со свитой, включая вашу съемочную группу, отправляется на кладбище. А там уже, на месте его будущей могилы, установлен надгробный памятник с его именем. Какая-то сюрреалистическая картина, не знаешь, плакать или смеяться...
Н.Б.: Согласен, очень странное зрелище. Коч хочет, чтобы его похоронили на нееврейском кладбище в Вашингтон-Хайтс, правда в еврейском секторе. Там он зарезервировал себе место. Ему важно, что кладбище находится в оживленном районе Манхэттена. Он и после смерти хочет оставаться у всех на виду.
