3 марта Наталья Синдеева, генеральный директор независимого телеканала «Дождь», заявила о временной приостановке его работы. Она сообщила, что слово «временно» в этом решении очень важно, но признала, что в жизни журналистского коллектива, работавшего в российском информационном пространстве 12 лет, «такого тяжелого решения ещё не было».
Двумя днями ранее, 1 марта, Генеральная прокуратура России обратилась в Роскомнадзор с требованием ограничить доступ к сайту телеканала «Дождь» в связи с «целенаправленным и систематическим размещением… заведомо ложных сведений в отношении действий российских военнослужащих».
В эфире «Дождя» журналисты рассказывали о том, что реально происходит в Украине – о войне, которую Кремль развязал против соседней страны, о гибели гражданского населения и потоках беженцев, вынужденных уходить от вторгшейся в Украину армии России.
Сайт «Дождя» был заблокирован, а главный редактор телеканала Тихон Дзядко покинул Россию – в своем Telegram-канале он написал, что сотрудникам телекомпании стали поступать угрозы.
В интервью Русской службе «Голоса Америки» Тихон Дзядко говорит об обстановке, в которой принималось решение о прекращении вещания «Дождя»: он считает, что в России введена военная цензура.
Данила Гальперович: «Дождь» решил приостановить работу и уйти из эфира сам – почему было принято такое решение?
Тихон Дзядко: У нас, собственно, в тот же момент, как и у «Эха Москвы», был заблокирован сайт - во вторник, 1 марта. После этого мы получили информацию (которая потом не подтвердилась), что к нам должна приехать полиция с обыском. Поэтому мы понимали, что ситуация ухудшается – ухудшается очень быстро, ухудшается критически...
А потом был принят закон о том, что за распространение так называемых «фейков о российских Вооруженных силах» можно сесть в тюрьму на срок до 15 лет. В связи с этим перед нами встал простой выбор: либо мы превращаемся в сотрудников пресс-службы Министерства обороны и зачитываем в эфире реляции (официального представителя МО РФ – ред.) Игоря Конашенкова, либо мы продолжаем работать так, как мы работали эти 12 лет, и в скором времени становимся фигурантами этого нового закона о так называемом «распространении фейков» о действиях российских военных. В связи с этим, исходя из соображений безопасности, исходя из невозможности дальше работать нормально, мы и приняли решение прекратить вещание. Вскоре нам было подтверждено, что это наше решение – верное, поскольку пришло предписание скрыть так называемую «экстремистскую информацию» с нашего YouTube-канала. Поэтому мне кажется, что это было, к сожалению, единственно возможное решение в той ситуации.
Д.Г.: Есть ли планы возобновить вещание – может быть, какими-то другими способами, чем раньше, может быть, из другой страны?
Т.Д.: Об этом пока преждевременно говорить: естественно, мы надеемся и планируем что-то где-то когда-то делать. Мы не знаем когда, мы не знаем где, мы не знаем как. Наша проблема заключается в том, что я, например, ничего больше не умею. Это – единственное, что я умею делать, и многие мои коллеги тоже. Вторая история заключается в том, что у нас есть огромная база аудитории, которая нас поддерживала все эти годы, поддерживала своим смотрением, своими сообщениями, письмами и звонками нам, поддерживала нас финансово, и мы чувствуем ответственность перед ними. Поэтому, несомненно, мы что-то где-то будем делать, но никаких деталей, никакой конкретики я пока, к сожалению, дать не могу.
Д.Г.: «Дождь», при всей своей популярности, не был доминирующим телеканалом в информационном пространстве России, и на нем были представлены разные мнения. Зачем российские власти нанесли по нему удар?
Т.Д.: Цель удара очень проста. Есть две войны, которые ведет Российская Федерация: одна – война в Украине, вторая – война внутри Российской Федерации.
Цель войны внутри Российской Федерации заключается в том, чтобы скрыть правду о первой войне, которую Российская Федерация ведет в Украине. И в абсурдной ситуации как будто бы отсутствия войны, а существования «военной спецоперации», как это провозглашается российскими властями, включена на полный режим военная цензура. Если мы посмотрим заявления Минобороны, то в Украине у российских войск сплошные победы, потери составляют около 500 человек, как было объявлено, и никаких разрушений в мирной инфраструктуре, никаких жертв среди мирных жителей нет. Это то, что мы слышим. А независимые СМИ рассказывали и рассказывают то, как оно все есть на самом деле, и это в ситуации войны российскому государству не нужно. Поэтому цель заключается в том, чтобы зачистить все информационное поле, чтобы многие люди и дальше были оболванены государственной пропагандой, считая, что есть некая праведная «военная специальная операция», которая проводится российским государством.
Д.Г.: Насколько успешна эта военная цензура, насколько российской власти удается зачистить информационное поле?
Т.Д.: Я думаю, что частично, конечно, это удается, потому что, когда есть возможность свободного доступа к независимым источникам информации, этот доступ получает большее количество людей, а когда для этого нужно сделать небольшое ухищрение в виде подключения через VPN, то какое-то количество людей отваливается.
Но, одновременно с этим, я думаю, во-первых, технологии всегда на шаг впереди репрессивных действий государства, и способы доставки информации всегда будут находиться.
С другой стороны, я думаю, что сейчас начнется через некоторое время довольно печальный этап передачи информации из уст в уста, какой-то аналог «самиздата», который, в том числе, будет связан и с печальными известиями, которые люди будут получать у себя дома, когда им будут приходить похоронки.
И люди будут задаваться вопросами: «А что же все-таки произошло? Мой сын был на учениях – почему мне сообщили, что он погиб?» – и так далее. Поэтому мне кажется, что это процесс, который пока сложно сформулировать и предсказать, но я не берусь утверждать, что стремление погрузить Россию в информационную тьму стопроцентно и однозначно будет выполнено. Мне кажется, что строить Иран там, где нет идеологии, строить безинформационное общество там, где к информации привыкли, намного сложнее, чем его строить в пустыне.
