Москва срочно требует ответ на свои предложения, сделанные в конце прошлой недели. Как уже сообщал «Голос Америки», глава российской делегации в Вене Константин Гаврилов заявил 20 декабря, что в отношениях Москвы и НАТО наступил «момент истины».
Заместитель министра иностранных дел России Сергей Рябков, который и озвучивал несколько дней назад новые российские требования к договору с НАТО и сепаратным переговорам с США, в понедельник сказал буквально: «Нам это нужно срочно».
Эксперты весьма единодушно оценивают предложения Кремля по «гарантиям». По их мнению, предложения ведут к созданию «пояса безопасности» и решению судьбы стран, в него попадающих, на двусторонних переговорах США/Россия. «С годами Россия задирала планку все выше и выше, – говорит Дональд Дженсен, директор по вопросам России и стратегической стабильности американского Института Мира (Donald Jensen, the director for Russia and strategic stability at United States Institute of Peace). – Конечно, нынешний набор требований будет отклонен и Соединенными Штатами, и НАТО. И русские это точно знают. Тогда возникает вопрос, зачем они это предлагают? И вот об этом сегодня многие спорят. То ли это серия требований, с обсуждения которых они хотят начать разговор и затем, умерив аппетиты, пойти на компромисс, то ли это серия требований, неприятие которых Западом будет использовано Россией как повод для входа в новую реальность: для агрессии против Украины. К сожалению, я думаю, что последнее вероятнее. Россия хочет иметь возможность сказать потом миру: "Послушайте, мы были благоразумны, мы предложили условия, но не смогли прийти к соглашению"»...
Требования по «гарантиям безопасности» выдвинуты Россией после многомесячной эскалации напряженности на украинской границе, где у нее сосредоточены десятки тысяч военнослужащих и огромное количество техники. Россия называет их перемещение «своим суверенным правом» и даже не желает обсуждать. «Вы не можете бесконечно перемещать войска взад и вперед, – замечает Дженсен. – Это дорого. И бюджет, даже у Кремля на армию не безграничен. Это говорит мне о том, что они, вероятно, что-то предпримут». Иными словами, если во втором акте пьесы на стену повесили ружье, то в третьем оно должно выстрелить. Таким образом речь идет лишь о создании повода.
«Угроза со стороны НАТО – хорошо известный кремлевский нарратив, во многих смыслах ложный», – говорит Дженсен. Эту мысль продолжает Линкольн Митчелл, научный сотрудник Института изучения войны и мира при Колумбийском университете (Lincoln Mitchell, Arnold Saltzman Institute of War and Peace Studies of Columbia University): «Невозможно себе представить, чтобы такие страны, как Украина или Грузия представляли какую-либо реальную военную угрозу для России. Ни при каких сценариях они не собираются вторгаться в Россию, которая в полной мере вооружена и оснащена, чтобы защитить себя от любого гипотетическое нападение».
Поэтому страх России перед вступлением Украины или Грузии в НАТО рационально не объясним. «Посмотрите на карту, – продолжает Линкольн Митчелл. – У России огромная граница с Китаем, куда более протяженная, чем со странами Запада. И при этом Китай намного более могущественная страна, чем Украина или Грузия, или страны Балтии, или все они вместе взятые. Теперь вспомните, что вы слышите из Москвы об отношениях с Китаем?» Москва, по крайней мере на словах, не видит угрозы со стороны Китая, даже несмотря на периодически высказываемые намеки на территориальные претензии и ряд кровопролитных пограничных конфликтов в прошлом. «Разговоры об угрозе НАТО не подкреплены ни одним фактом, – говорит российский оппозиционный политик Леонид Гозман. – Бывшие республики Прибалтики стали членами НАТО – на этих границах все спокойно. Внешние угрозы для России, конечно, существуют Афганистан, Иран, может быть, Китай. Но вместо того, чтобы готовится к их отражению, руководство России грозит войной тем, кто мог бы быть... союзниками».
Таким образом, НАТО не является реальной военной угрозой для России. «Но Россия всегда будет об этом говорить, считает Линкольн Митчелл. – Потому что речь идет о власти, о влиянии на международном геополитическом театре, и Россия действует так, чтобы расширить и огородить свою сферу влияния: так, по ее мнению, всегда поступали великие государства».
«Думаю, что российские элиты склонны рассматривать международную систему как совокупность великих держав: России, США, Китая, – считает Дональд Дженсен. – Они верят, что, имея дело непосредственно с США, скорее и надежнее смогут получить то, что хотят».
Российский эксперт и оппозиционный политик Владимир Кара-Мурза формулирует еще жестче: «Они хотят, чтобы крутые парни, которыми, по мнению Кремля, являются США и Россия, собрались в комнате и просто решили, кто и что должен получить. Кремль не верит или, по крайней мере, делает вид, что не верит в то, что Украина является суверенным государством. Этот образ мысли восходит к неоимперскому образу, который Путин хочет создать, отказывая остальным странам в праве считаться настоящими».
«Кроме того, – добавляет Линкольн Митчелл, – Россия всегда пыталась создать напряженность между США и их союзниками по НАТО, последнее время эксплуатируя и внутриполитическую нестабильность в США. После четырех лет пребывания в Белом Доме предыдущей администрации, НАТО уже не так сплочен, как шесть или семь лет назад. И дальнейший раскол НАТО всегда в интересах Путина».
Стремление Москвы поделить страны на сверхдержавы, с которыми можно «решать вопросы», и всех остальных, которое так сквозит в предложениях российского МИДа – восходит, по мнению, экспертов, к идеологии прошлого и даже позапрошлого столетия.
«У Путина перед глазами всегда стоит Ялта, – говорит Дональд Дженсен, имея в виду встречу Франклина Рузвельта, Уинстона Черчилля и Иосифа Сталина 4 – 11 февраля 1945 года в Крыму, на которую не были приглашены никакие другие страны (даже французский лидер Шарль де Голль) и на которой послевоенный мир был поделен на сферы влияния. Например, вопросы будущего Польши, Румынии, или – Монголии, восточно-китайской железной дороги – были согласованы без малейшего участия этих стран.
«Я бы сказал, что имперская самоидентификация России является наследием и царского, и советского периода. Она все еще сохраняется и вызывает множество проблем, потому что вынуждает Россию видеть свою безопасность в корне иначе, чем это делает Запад и Украина», говорит Дональд Дженсен и приводит еще более глубокую историческую аналогию – с Венским конгрессом, который состоялся в 1814 - 1815 годах и определил европейский порядок на сто лет – до самой первой мировой войны – после длительного периода наполеоновских воин.
Цель конгресса состояла в том, чтобы разработать долгосрочный мирный план: не только восстановить старые границы, но и изменить размеры основных держав, чтобы они «уравновешивали» друг друга. Конгресс ни разу не собрался на пленарное заседание: это была серия кулуарных дипломатических встреч за закрытыми дверями, и его справедливо критиковали за подавление национальных либеральных движений; историки рассматривали его как реакционное событие в интересах монархов.
По аналогии с Венским конгрессом Дженсен говорит о нынешних предложениях Москвы: «Исторически такие переговоры не проводятся публично. Обычно они проходят тихо и конфиденциально, чтобы обе стороны могли маневрировать, обсуждать, вести диалог и в итоге прийти к соглашению. Тот факт, что Москва делает такие предложения публично, говорит мне, о том, что они несерьезны».
Линкольн Митчелл приводит еще более серьезную историческую аналогию: «Это второй Мюнхен», – считает он, имея в виду Мюнхенское соглашение, заключенное 30 сентября 1938 года Германией, Великобританией, Францией и Италией, предусматривавшее передачу гитлеровской Германии судетской области Чехословакии. Попытка избежать таким способом войны, как известно, не удалась, и Митчелл рассуждает: «Мы не можем умиротворить Путина уступками: это та же ситуация, что в Мюнхене. Балансирование на грани войны с Украиной очень увлекательно для Кремля: ему выгодна постоянная угроза её развязывания. Но сама война России не выгодна, потому что у серьезной эскалации конфликта между Россией и Западом не может быть настоящего бенефициара – кроме, разве что, Китая».
Как известно из истории, за Мюнхенским договором последовал сепаратный пакт, подписанный в Москве Вячеславом Молотовым и Иоахимом Риббентропом, который завершил тайный раздел Европы на сферы влияния между тогдашними «сверхдержавами». «Оглядывается ли Путин на Сталина, стремится ли действовать так же, как он? Хороший вопрос... – размышляет Дональд Дженсен. – Давайте назовем это взглядом российской элиты на международную систему, в котором доминируют великие державы, и они навязывают свой мир, свои подходы и систему. Заключив сделку с США и Китаем, Москва действительно могла бы воссоздать более благоприятную для неё ситуацию, полагая, что если договорятся с Америкой, то европейские партнеры по НАТО и Украина последуют за ними автоматически. Но это совершенно другая точка зрения, чем принята сегодня в США».
И действительно, еще 17 декабря представитель Белого Дома Джен Псаки ясно сказала, что «переговоры по европейской безопасности не состоятся, если в них не [будут задействованы] наши европейские союзники и партнеры... Мы не пойдем на компромисс [в случае] с ключевыми принципами, на которых строится европейская безопасность, включая [положение, согласно которому] все страны имеют право определять свое собственное будущее и внешнюю политику без вмешательства извне».
«Может быть, администрация Дональда Трампа и стала бы вести отдельный разговор с Кремлем на тему европейской безопасности, – рассуждает Линкольн Митчелл. – Ведь Трамп следовал лозунгу «Америка в первую очередь». Но я уверен, что этого не только не сделает Джо Байден, но на такие переговоры не пошли бы и Джордж Буш или Рональд Рейган. США давно не придерживаются доктрины Монро», но и она не предусматривала бы такого подхода к европейскому театру, о котором ставит вопрос Кремль – заключает Митчелл. (Доктрина президента США Джеймса Монро была сформулирована 2 декабря 1823 года и рассматривала вмешательство стран Европы в политические дела их бывших колоний в Северной и Южной Америки как потенциально враждебные США.)
«Сегодня США считают, что никто не должен иметь свою «сферу влияния», – продолжает Митчелл. – Но спросите у любого человека на улице: он ответит, что не хочет, чтобы Соединенным Штатам пришлось вторгаться на чью либо территорию, начинать какую-то войну. Именно поэтому он скажет, что не хочет, чтобы и Россия вторгалась в Украину. Поэтому в интересах Америки не допускать, чтобы горстка могущественных стран становилась все более и более могущественной, решая за всех остальных».
«Украина в качестве потенциального члена НАТО делает свой собственный выбор, и этот выбор не должен быть под дулом танковой пушки с Востока. Давайте посмотрим правде в глаза, – призывает Дональд Дженсен. – Украина это сегодня демократия. Там проходят свободные и справедливые выборы по всем международным стандартам. Это означает, что внутреннее давление на Кремль возрастает, поскольку пример Украины – это фундаментальная угроза кремлевскому режиму у себя дома, но не извне».
