Донбасс. Наши дни. Заброшенные крупные шахты, оставленная ржаветь горнорудная техника и множество шахт мелких, где уголь неглубокого залегания добывают на свой страх и риск частные лица – разумеется, в обход закона и техники безопасности.
Распространенный ныне в отдельных районах Донбасса нелегальный промысел с ближнего расстояния рассматривает эстонский режиссер Марианна Каат. Ее документальная лента «Шахта номер восемь» (Pit No. 8) показывалась в этом месяце в Нью-Йорке, в рамках проходившего здесь ежегодного смотра украинского и постсоветского кино Kinofest NYC.
Режиссер Марианна Каат приехала из Эстонии на американскую премьеру своего фильма. С ней после показа фильма встретился корреспондент «Голоса Америки» Олег Сулькин.
Олег Сулькин: Марианна, как вам в голову пришла эта идея?
Марианна Каат: Я была продюсером на одном игровом фильме, который снимался в Эстонии. В нем сопродюсером выступала украинская сторона. И, завершив работу, мы стали обсуждать возможности дальнейшего сотрудничества. Я знала, что в Донбассе, процветавшем в советское время, после распада СССР закрылись многие шахты, тысячи людей остались без работы.
Мы поехали в город Снежное «на разведку». Стали снимать. Нас поразили нелегальные шахты, которые местные жители называют копанками или «дырками». Ими изъедена, изрыта вся земля в том районе. Мы познакомились с 54-летним бывшим шахтером Николаем, который владел одной такой «дыркой». Хотели через него, через его судьбу, рассказать о проблеме нелегальной угледобычи.
О.С.: Почему именно там расцвел этот нелегальный бизнес?
М.К.: Угольные пласты в этом районе залегают неглубоко под землей и поэтому доступны даже при наличии самых примитивных инструментов. Крупные государственные шахты закрылись, и многие бывшие шахтеры ищут применения своим силам и навыкам. Рабочих мест крайне мало. Выживать как-то надо, да и дома в холодное время надо чем-то отапливать, а власти, похоже, закрывают глаза на эпидемию нелегальной угледобычы. Это огромный бизнес, отступные и взятки платятся на всех уровнях, а ниточки ведут в Киев. Нас подвели к одной такой шахте и сказали: это прокурорская «дырка».
О.С.: А почему в качестве героя вы выбрали именно Николая?
М.К.: Николай – правдолюб, своего рода Дон Кихот. Он отказался платить милиции «за крышу» и хотел легализовать свой промысел. Власти ему отомстили – его шахту публично закрыли, при том, что вокруг их функционирует множество. Но снимать для фильма Николая нам было не суждено. Он умер от рака легких. Что делать? Мне рассказали про толкового мальчишку, внука директора завода «Химмаш», который живет с сестрами отдельно от родителей, сам по себе, владеет «дыркой» и вполне самостоятельно добывает уголь – для себя и на продажу. Так мы познакомились с Юрой и его сестрами младшей Юлей и старшей Ульяной. Узнали, что их отец умер, а мать алкоголичка.
О.С.: Вы показываете в фильме, как Юра и его друг Дима по самодельной лестнице спускаются в узкую, явно опасную самодельную шахту. Как вы снимали под землей?
М.К.: Я туда не раз спускалась, и мой оператор, эстонец, тоже. Я только в одну «дырку» не решилась спуститься – уж очень узкая и глубокая, стало страшно. Мой оператор, человек в принципе немногословный, как большинство эстонских мужчин, спустился в нее и потом на целый день замолчал. Когда я полюбопытствовала, в чем дело, он в сердцах сказал: «Как же взрослые допускают, чтобы дети этим занимались».
Я бы сказала в свою очередь, что страшны не сами «дырки», а абсолютное равнодушие взрослого мира. Как в этих ужасных условиях выживают оставленные на произвол судьбы дети? Вот об этом я делала картину.
О.С.: Странное, гнетущее впечатление оставляет сплошь изрытая самостийными шахтами земля. Вы не интересовались, как они влияют на окружающую среду?
М.К.: Земля иногда проваливается. Но природа в тех местах дивно красивая. Овраги, терриконы и рытвины, возникающие в районах особенно интенсивной нелегальной добычи, быстро зарастают буйной зеленью, становятся очень живописными.
О.С.: Один из самых эмоциональных моментов вашего фильма – когда вы решаете помочь Юре и его сестрам и покупаете для них дом в поселке. Мне это напомнило историю петербургского режиссера Любови Аркус, которая сняла фильм «Антот тут рядом» о мальчике-аутисте, и по ходу общения с ним решила всерьез его опекать, стала ему, по сути, приемной матерью и открыла благотворительный фонд для помощи детям-аутистам.
М.К.: В таких ситуациях не вмешиваться невозможно. Это все иллюзии, что документальное кино предполагает бесстрастное наблюдение за жизнью. Нет ни одного документального фильма, где бы авторы не вмешивались в жизнь. Ведь уже первый в истории документальный фильм, «Нанук с Севера» Роберта Флаэрти, от начала и до конца постановочный.
О.С.: Что сейчас происходит с вашими героями?
М.К.: Ульяна вышла замуж за парня, который отсидел в тюрьме. Она переехала в Киев, работает на фабрике, мы недавно виделись с ней. Юля в детском доме, заканчивает 9-й класс. Она умная и самостоятельная, это благотворное влияние Юры. Юру, увы, в прошлом году зверски избили. У него было три операции, он еле выжил. Оплатить медицинские расходы ему помогли добрые люди, в том числе американцы. Мы его опекаем, помогаем, ему помогает и одна правозащитная организация.
О.С.: Ваш фильм на Украине демонстрировался?
М.К.: Произошла неприятная история. Фильм был заявлен в официальной программе DocuDays UA, проходящегося в Киеве фестиваля фильмов о правах человека. Но наш украинский сопродюсер Елена Фетисова в самый последний момент неожиданно воспрепятствовала показу.
Ее мотивы мне не понятны, я могу о них только догадываться. Но поскольку фестивальные права на фильм у эстонской стороны, то я добилась одного показа вне конкурса на этом фестивале.
К слову, в мире фильм демонстрировался на более чем тридцати фестивалях в десятках стран. Кроме того, мы показываем его в школах ряда областей Украины, в частности, в Львовской области. Дети с огромным интересом его смотрят, видят, как живут их менее благополучные сверстники, получают важный урок реальной жизни, пусть и на экране. Кроме того, фильм выложен в Интернете. В онлайне он просмотрен более трихсот тысяч раз.
Распространенный ныне в отдельных районах Донбасса нелегальный промысел с ближнего расстояния рассматривает эстонский режиссер Марианна Каат. Ее документальная лента «Шахта номер восемь» (Pit No. 8) показывалась в этом месяце в Нью-Йорке, в рамках проходившего здесь ежегодного смотра украинского и постсоветского кино Kinofest NYC.
Режиссер Марианна Каат приехала из Эстонии на американскую премьеру своего фильма. С ней после показа фильма встретился корреспондент «Голоса Америки» Олег Сулькин.
Олег Сулькин: Марианна, как вам в голову пришла эта идея?
Марианна Каат: Я была продюсером на одном игровом фильме, который снимался в Эстонии. В нем сопродюсером выступала украинская сторона. И, завершив работу, мы стали обсуждать возможности дальнейшего сотрудничества. Я знала, что в Донбассе, процветавшем в советское время, после распада СССР закрылись многие шахты, тысячи людей остались без работы.
Мы поехали в город Снежное «на разведку». Стали снимать. Нас поразили нелегальные шахты, которые местные жители называют копанками или «дырками». Ими изъедена, изрыта вся земля в том районе. Мы познакомились с 54-летним бывшим шахтером Николаем, который владел одной такой «дыркой». Хотели через него, через его судьбу, рассказать о проблеме нелегальной угледобычи.
О.С.: Почему именно там расцвел этот нелегальный бизнес?
М.К.: Угольные пласты в этом районе залегают неглубоко под землей и поэтому доступны даже при наличии самых примитивных инструментов. Крупные государственные шахты закрылись, и многие бывшие шахтеры ищут применения своим силам и навыкам. Рабочих мест крайне мало. Выживать как-то надо, да и дома в холодное время надо чем-то отапливать, а власти, похоже, закрывают глаза на эпидемию нелегальной угледобычы. Это огромный бизнес, отступные и взятки платятся на всех уровнях, а ниточки ведут в Киев. Нас подвели к одной такой шахте и сказали: это прокурорская «дырка».
О.С.: А почему в качестве героя вы выбрали именно Николая?
М.К.: Николай – правдолюб, своего рода Дон Кихот. Он отказался платить милиции «за крышу» и хотел легализовать свой промысел. Власти ему отомстили – его шахту публично закрыли, при том, что вокруг их функционирует множество. Но снимать для фильма Николая нам было не суждено. Он умер от рака легких. Что делать? Мне рассказали про толкового мальчишку, внука директора завода «Химмаш», который живет с сестрами отдельно от родителей, сам по себе, владеет «дыркой» и вполне самостоятельно добывает уголь – для себя и на продажу. Так мы познакомились с Юрой и его сестрами младшей Юлей и старшей Ульяной. Узнали, что их отец умер, а мать алкоголичка.
О.С.: Вы показываете в фильме, как Юра и его друг Дима по самодельной лестнице спускаются в узкую, явно опасную самодельную шахту. Как вы снимали под землей?
М.К.: Я туда не раз спускалась, и мой оператор, эстонец, тоже. Я только в одну «дырку» не решилась спуститься – уж очень узкая и глубокая, стало страшно. Мой оператор, человек в принципе немногословный, как большинство эстонских мужчин, спустился в нее и потом на целый день замолчал. Когда я полюбопытствовала, в чем дело, он в сердцах сказал: «Как же взрослые допускают, чтобы дети этим занимались».
Я бы сказала в свою очередь, что страшны не сами «дырки», а абсолютное равнодушие взрослого мира. Как в этих ужасных условиях выживают оставленные на произвол судьбы дети? Вот об этом я делала картину.
О.С.: Странное, гнетущее впечатление оставляет сплошь изрытая самостийными шахтами земля. Вы не интересовались, как они влияют на окружающую среду?
М.К.: Земля иногда проваливается. Но природа в тех местах дивно красивая. Овраги, терриконы и рытвины, возникающие в районах особенно интенсивной нелегальной добычи, быстро зарастают буйной зеленью, становятся очень живописными.
О.С.: Один из самых эмоциональных моментов вашего фильма – когда вы решаете помочь Юре и его сестрам и покупаете для них дом в поселке. Мне это напомнило историю петербургского режиссера Любови Аркус, которая сняла фильм «Антот тут рядом» о мальчике-аутисте, и по ходу общения с ним решила всерьез его опекать, стала ему, по сути, приемной матерью и открыла благотворительный фонд для помощи детям-аутистам.
М.К.: В таких ситуациях не вмешиваться невозможно. Это все иллюзии, что документальное кино предполагает бесстрастное наблюдение за жизнью. Нет ни одного документального фильма, где бы авторы не вмешивались в жизнь. Ведь уже первый в истории документальный фильм, «Нанук с Севера» Роберта Флаэрти, от начала и до конца постановочный.
О.С.: Что сейчас происходит с вашими героями?
М.К.: Ульяна вышла замуж за парня, который отсидел в тюрьме. Она переехала в Киев, работает на фабрике, мы недавно виделись с ней. Юля в детском доме, заканчивает 9-й класс. Она умная и самостоятельная, это благотворное влияние Юры. Юру, увы, в прошлом году зверски избили. У него было три операции, он еле выжил. Оплатить медицинские расходы ему помогли добрые люди, в том числе американцы. Мы его опекаем, помогаем, ему помогает и одна правозащитная организация.
О.С.: Ваш фильм на Украине демонстрировался?
М.К.: Произошла неприятная история. Фильм был заявлен в официальной программе DocuDays UA, проходящегося в Киеве фестиваля фильмов о правах человека. Но наш украинский сопродюсер Елена Фетисова в самый последний момент неожиданно воспрепятствовала показу.
Ее мотивы мне не понятны, я могу о них только догадываться. Но поскольку фестивальные права на фильм у эстонской стороны, то я добилась одного показа вне конкурса на этом фестивале.
К слову, в мире фильм демонстрировался на более чем тридцати фестивалях в десятках стран. Кроме того, мы показываем его в школах ряда областей Украины, в частности, в Львовской области. Дети с огромным интересом его смотрят, видят, как живут их менее благополучные сверстники, получают важный урок реальной жизни, пусть и на экране. Кроме того, фильм выложен в Интернете. В онлайне он просмотрен более трихсот тысяч раз.
