Ксения Туркова: Что изменилось в работе журналистов с приходом талибов?
Аиша Танзим: Журналистки и журналисты в Афганистане работают сейчас с ограничениями. Я сейчас в Исламабаде, но если бы осталась в Кабуле, то сейчас я должна была бы надевать абайю — длинное черное платье — и покрывать голову хиджабом. Это то, чего я не делала до прихода Талибана: я носила самый обычный платок, это в Кабуле норма. Но теперь, после прихода Талибана, все женщины в Кабуле стали носить гораздо более закрытую одежду. В первые дни после прихода Талибана все были напуганы и не знали, чем может обернуться выход на улицу. Мы не знали, можем ли мы снимать на камеры и как на это могут отреагировать бойцы Талибана. Так что снимали в основном на телефон и издалека. Потом я уехала из Кабула, но другие редакции, например CNN и BBC — они снимали на улицах. Они брали интервью у представителей Талибана, и реакция была разной. Журналистка CNN пыталась снимать в определенных точках, и ей сказали закрыть лицо. Ну а когда снимали ближе к аэропорту, талибам это совсем не нравилось. Я это слышала и от других репортеров. В аэропорту было слишком много народу, и талибы пытались взять толпу под контроль. В других частях города репортеры спокойно снимали. То есть было по-разному. И реакция Талибана была разной, когда журналисты с ними говорили. Кстати, я хочу подчеркнуть, что официальный представитель Талибана Забихулла Муджахид провел уже две встречи с журналистами. Они пригласили представителей медиа прийти и осветить эти пресс-конференции, а многие каналы их транслировали в прямом эфире, в том числе BBC.
К.Т. Каким было положение СМИ в Афганистане в последние 20 лет? Были ли там независимые СМИ, как они работали?
Нурали Давлатов: Наверное, я не ошибусь, если скажу, что эти 20 лет в истории афганских СМИ — это если не золотой период, то, по крайней мере, период расцвета.
В 1992 году, после свержения прокоммунистического режима Наджибуллы, в Афганистане при правительстве моджахедов было всего лишь четыре газеты и радио. Вещание афганского телевидения было ограничено. А в период первого правления талибов в Афганистане было всего лишь две газеты, они выпускались нерегулярно, и радио «Шариат». А телевидение у них практически не работало, они объявили войну телевидению.
И вот, начиная с 2002 года, в Афганистане как грибы после дождя стали появляться медиа. За двадцать лет их появилось около двух тысяч! Справочник «Современные СМИ Афганистана» приводит цифру 1700. Среди них — более двухсот радиостанций и множество телеканалов, которые вещали по всему Афганистану, а также еженедельники, ежедневные издания, журналы, сайты. Практически во всех провинциях были свои издания — как частные, так и правительственные. Правда, в последние годы было закрыто около 250 изданий — это было связано с финансовыми проблемами и с проблемами безопасности.
Надо еще учитывать тот факт, что ко времени свержения талибов абсолютное большинство населения было безграмотным. Двадцать лет — это жизнь целого поколения. Для истории один миг, а для афганского народа серьезный срок, целая эпоха. Люди читали газеты, учились грамоте. И журналисты выпускали очень хороший контент, я бы назвал его добротным: это связано с тем, что журналисты учились по западным стандартам. Я был в Афганистане в 2001 году и видел газеты, которые выпускались при талибах, а потом приехал через два года — и это был совершенно другой Афганистан. По телевидению показывали такие передачи! Качество было очень высоким. В Таджикистане мне просто не поверили, когда я рассказал. И потом эти каналы стали популярными в Таджикистане, особенно в приграничных районах. Аудитория у этих каналов была довольно большой, таджикские каналы с ними не могли конкурировать, это просто небо и земля.
К.Т. Занимались ли журналисты серьезными расследованиями, например, антикоррупционными?
Н.Д. Знаете, одной из самых больших бед в Афганистане всегда была коррупция. И солидные афганские СМИ активно занимались этой темой. Во многих интернет-изданиях были целые рубрики, посвященные антикоррупционным расследованиям. Журналисты писали о многомиллионных хищениях, вели собственные расследования, причем занимались этим очень серьезно — работали с документами, с доказательной базой. Я думаю, что тут тоже сыграли роль заложенные западные стандарты: на Западе традиционно уделяется особое внимание журналистским расследованиям.
К.Т. Оказывалось ли на них при этом давление?
Н.Д. Во всех горячих точках традиционно схожие проблемы. И влиятельные люди, у которых есть вооруженные формирования, не очень заинтересованы в расследованиях. Я помню, в 2010 году был большой коррупционный скандал с Кабул Банком. В этом были замешаны члены семьи президента Хамида Карзая. Естественно, там было давление, были угрозы. Афганистан всегда был страной опасной для журналистов. В прошлом году он вошел в тройку стран мира c наибольшим числом убитых журналистов: по данным правозащитной организации «Репортеры без границ», в 2020 году в этой стране были убиты пятеро сотрудников СМИ. А всего за двадцать лет было убито более ста журналистов, многие из них были убиты именно талибами.
К.Т. Если сравнивать талибов 20 лет назад и талибов сейчас именно с точки зрения отношений с медиа — в чем разница?
А.Т. Двадцать лет назад представители Талибана не делали таких заявлений, как сейчас — о том, что позволят медиа освещать события, что разрешат женщинам вернуться на работу. Это все новое, они стараются внушить доверие людям и говорят правильные вещи: мы разрешим женщинам работать, мы разрешим журналистам работать. Но весь вопрос в том, будут ли они держать слово, надолго ли их хватит? Это просто заявления на экспорт или они собираются их придерживаться? Сейчас многие, в том числе журналисты, покидают страну, и я говорила с людьми, спрашивала у них, почему они уезжают, несмотря на обещания Талибана. Они отвечали: потому что доверия нет. Они не верят, что талибы будут держать слово. Они считают, что, когда международное внимание ослабнет, Талибан снова будут преследовать женщин и журналистов.
Вторая проблема — это то, что Талибан неоднороден. Есть руководство Талибана в Дохе, они говорят по-английски, они общаются с западными медиа. Но есть талибы, что называется, на местах. Я знаю, что в некоторых регионах они гораздо более строги с женщинами, говорят им носить полностью закрытую одежду, надевать то, что называется буркой — это одежда, которая закрывает тебя с головы до ног, и не остается ничего, кроме щелочек для глаз. Я знаю как минимум об одной афганской провинции, где талибы уже вводят эти правила. В Кабуле ситуация иная.
Н.Д. Да, в Кабуле ситуация одна, а в регионах совсем другая, там просто ужас. Талибы сейчас хотят показать себя более-менее либеральными: им нужно продемонстрировать международному сообществу, что они не те талибы, что были двадцать лет назад, хотя на самом деле они не изменились. Талибы в Катаре — это фасад, витрина, они демонстрируют всем, что они «хорошие ребята». Но они еще покажут свое истинное лицо. Мы станем свидетелями современного Средневековья — а талибы хотят вернуть страну именно в Средневековье. И для афганских СМИ это просто трагедия. Никаких свободных, независимых СМИ там не будет.
