С.М.: Димитрий Михайлович, вы, работая в Госдепартаменте США на протяжении почти 30 лет, были участником американо-советских, а потом американо-российских переговоров, когда решались главные вопросы мировой повестки: взаимоотношения великих держав, разоружение, права человека… Сегодня это уже история. Но ведь тогда за рамками оставались и какие-то неизвестные нюансы, штрихи, ситуации, которые никак не отражены в официальных хрониках, а ведь они, возможно, открывают нам характер, пристрастия, увлечения сильных мира сего. Вот, например, американские президенты?
Д.З.: Рейган был веселым человеком. Он любил рассказывать анекдоты, это почему-то ему было важно и интересно. При мне, например, он рассказал анекдот Горбачеву про Горбачева.
С.М.: Что за анекдот?
Д.З.: Горбачев любил садиться за руль, и вот однажды дал газу на трассе за сотню. А у милиции был приказ от самого же Горбачева останавливать за превышения скорости любые автомобили. И вот гаишники засекают несущийся лимузин, останавливают. Один подбегает к нарушителю. Только сунулся в окно – и сразу назад, к напарнику. Тот спрашивает, что, мол, такое, кто там? А он ему в ответ: «Не знаю, кто там пассажир, но за шофера у него сам Горбачев.
С.М.: Вообще этот анекдот был про Брежнева…
Д.З.: Возможно, но тот, кто рассказал этот анекдот Рейгану, вероятно, не без умысла подменил героя.
С.М.: А кто ему рассказывал анекдоты?
Д.З.: Иногда я рассказывал, но у него были и другие источники.
С.М.: Попадали ли вы сами в двусмысленные веселые или не очень ситуации, работая, например, с Рейганом?
Д.З.: Расскажу один смешной случай. Когда Горбачев был с визитом в Вашингтоне, в советском посольстве был устроен ответный прием. Рейган сидел рядом с Горбачевым. Но в какой-то момент Горбачев разговаривал с Нэнси – женой Рейгана, а Рейган остался без собеседника. Я был рядом и, заполняя паузу, рассказал Рейгану анекдот, который тогда бытовал о Горбачеве.
С.М.: Расскажите?
Д.З.: Анекдот такой. Все знают, что Горбачев старался сократить потребление алкоголя в СССР. И вот, значит, стоит длинная очередь за водкой в Москве, и одному человеку в этой очереди стало уж совсем невмоготу: «Ну, этот Горбачев! Пойду убью его!». Возвращается, а его спрашивают: «Ну как, убил? – Да нет, – отвечает он, – там очередь еще длинней». Рейган очень, очень смеялся. Но в будущем было некоторое продолжение этой истории уже при встрече Горбачева и Рейгана в Москве.
С.М.: Какое же продолжение?
Д.З.: Мне кажется, забавное. На даче Горбачева в Москве собралась небольшая группа: Рейган с женой, Шульц (госсекретарь) с женой. С советской стороны – Горбачев и Шеварднадзе — тоже с супругами. Ну, и переводчики. В застолье Рейган, как всегда, любил послушать анекдоты. Горбачев и говорит: «Знаете, когда я был в Вашингтоне, я слышал такой анекдот про себя» – и начинает рассказывать: «Стоит длинная очередь за алкоголем…». Но тут его обрывает Раиса: «Нет-нет, этот рассказывать не нужно…».
В тот момент у меня мелькнуло: ой-ой, откуда он знает? А может, когда мы сидели на приеме в советском посольстве и я рассказал этот анекдот Рейгану, под столом был микрофон и Горбачевым прокрутили запись в моем исполнении? Вот он и решил анекдот пересказать. Но Раиса была начеку.
С.М.: По всему выходит, что Рейган не только интересовался, а просто обожал русский фольклор?
Д.З. Да, кроме анекдотов, Рейган любил включать русские пословицы и поговорки в свои выступления в России. Я их переводил с английского на русский. Вначале все было вроде ясно, подборки пословиц были известные, но чем дальше, тем они становились все менее известными и сложными для перевода.
С.М.: Откуда он их выкапывал?
Д.З.: Ну вроде у него был какой-то специалист русский, который ему давал эти поговорки, но опять-таки вопрос: откуда тот их брал? Даже советские переводчики жаловались, что потом отчаянно разыскивали эти выражения по всяким справочникам.
С.М.: Получается, Рейган, готовясь к переговорам, работал не только с официальными документами, но шел на встречу с обоймой русских пословиц и поговорок?
Д.З.: Это да. Благодаря юмору многое очень хорошо проходило, во всяком случае это не вредило. Но главной движущей силой всей политики тогда был Джордж Шульц – он тоже был с юмором. Шульц был госсекретарем, ему очень хотелось установить тесные доверительные отношения с Шеварднадзе. Как-то секретарша Шульца позвонила мне, мол, так и так, господин Шульц хочет перевести на русский популярную американскую песню «Georgia on my mind» – «Думаю о Джорджии». Я, было, начал объяснять, что по-русски Джорджия – это штат Джорджия, а страна по-русски называется Грузия, так что при переводе выйдет путаница и будет непонятно.
Тем не менее Шульц настаивал. Я встретился тогда с нашим послом Мэтлоком, и он все разумно придумал: мы совместили Джорджия-Грузия – на распев… И потом в Москве в тесной компании с Шеварднадзе, в застолье, эту песню спели по-русски – пели Мэтлок, другой наш переводчик и еще один работник Госдепартамента. «Ну вот, все получилось», – сказал мне потом довольный Шульц, то есть дал мне понять, чтобы я впредь ему не перечил, потому что, как он потом заметил моей начальнице: «Вы сидите на втором этаже, а я на восьмом».
С.М.: Вроде как высоко сижу – далеко гляжу?
Д.З.: Ну да…
С.М.: А с Бушем-старшим?
Д.З.: С ним – без анекдотов. Была встреча в Кэмп-Дэвиде с Горбачевым. Летели туда на вертолетах. В вертолете Горбачев и Буш сидели друг против друга очень близко, и я – рядом. И вроде уже не о чем было говорить. Тогда я решил, что нужно их чем-то развлечь. Как раз мы пролетали над моим кварталом, и я заметил Горбачеву, что вон в том доме я живу. Горбачев заинтересовался, как, мол, дома покупаются в Америке, как это работает и так далее… А потом я услышал, что Буш с восторгом рассказывал итальянскому премьеру, как переводчик Заречняк заинтересовал Горбачева ипотекой. Так что, получается, я чуть-чуть поспособствовал развитию этого дела России.
С.М.: А с Клинтоном?
Д.З.: С Клинтоном я меньше работал. Но помню, был один забавный эпизод. На одном приеме Клинтон сидел рядом с Ельциным, я сидел за ними. По левую руку от Клинтона сидела дочь итальянского премьера. Она не говорила ни по-русски, ни по-английски. Разговор шел так: я перевожу Клинтона на русский ее переводчику, а переводчик ей переводит на итальянский… И тут она говорит что-то по-итальянски, и ее переводчик передает мне по-русски: «Занимается ли Клинтон “футингом”»? Я, разумеется, не понял, что такое «футинг», и попросил уточнить. Он объяснил, что иными словами – это бег трусцой. Но пока мы уточняли тонкости перевода с итальянского на русский, потом на английский, то участники разговора на высшем уровне потеряли к «футингу» всякий интерес. Забыли. Хотя про «футинг» Клинтон, наверное, мог рассказать много, он это дело любил… Бегал.
С.М.: Если делать проекцию на сегодняшний день, как вам кажется, с высоты вашего опыта, Трамп – человек с юмором?
Д.З.: Трамп в этом смысле очень своеобразный человек, он просто рубит сплеча, он отличается от всех остальных. Раньше официальные высказывания всегда были подготовлены… У Трампа этого нет.
С.М.: Насколько, как вам кажется, сложно в таких обстоятельствах быть в роли переводчика Трампа?
Д.З.: Мне казалось, что довольно сложно. Но я так смотрю, что Трамп нередко повторяется, и это, наверное, сильно облегчает дело, хотя, вероятно, бывают и экспромты.
С.М.: Вы поделились «анекдотами» о работе с разными президентами – от Рейгана до Клинтона, и даже вот заглянули в настоящее, к Трампу. Но ведь вы начинали еще с Никсоном?
Д.З.: Я думаю, что у Никсона с чувством юмора было как-то не очень. Когда я был с ним рядом, мне казалось, что он очень закрытый человек, с холодным сердцем.
С.М.: А какую особенность в работе с ним вы могли бы отметить?
Д.З.: Вообще, Никсон мало доверял своим же сотрудникам – и Киссинджер, и Никсон хотели, чтобы сотрудники меньше знали, что там происходит за закрытыми дверями во время переговоров, кстати, из-за этого они почти не пользовались нашими переводчиками – только советскими.
С.М.: То есть?
Д.З.: Да, советскими, вероятно, они исходили из того, что советские переводчики не разболтают… Хотя разве могли быть какие-то основания сомневаться в нас, американских переводчиках? Но вот сейчас у президента нашего Трампа – он чихнет и все об этом знают. Я понимаю так, что Никсон очень не хотел, чтобы случалось нечто подобное. В результате иногда даже его госсекретарь не знал, что там происходит, за закрытыми дверями.
С.М.: А какую-нибудь историю помните из эпохи Никсона?
Д.З.: Отношения с СССР были сложными. Несмотря на все это, приехал в Америку поэт Евтушенко. На каком-то приеме он познакомился с Киссинджером. Евтушенко был очень знаменитым поэтом. Киссинджер предложил ему прийти в Белый дом и рассказать Никсону об СССР: например, что следует сделать американскому президенту, чтобы понравиться советской интеллигенции (Никсон тогда впервые собирался ехать в Советский Союз). Евтушенко, конечно, принял предложение Киссинджера и пришел в Белый дом. Меня попросили переводить.
Пока мы ждали Никсона, естественно, разговорились с Евгением Евтушенко. «Не работаете ли вы, Димитрий, еще и в советском посольстве, – спросил меня Евтушенко, – вы же русский?» Я отвечаю, что, мол, одновременно работать и в советском посольстве, и в Госдепартаменте невозможно. Но тут нас пригласили в кабинет, и встреча состоялась. В разговоре Евтушенко очень критически отзывался о советском руководстве, можно сказать, клеймил всех, так клеймил... Но вот после встречи, при расставании, знаменитый поэт мне уже конфиденциально так и говорит: «Знаешь, Дима, если все-таки ты работаешь на КГБ, то все-все, что я говорил Никсону, это на пользу Родине, так и запомни».
Фото: Сергей Москалев и из архива Димитрия Заречняка
