За несколько дней до начала агрессии России в Украине газета «Уолл-стрит джорнэл» опубликовала в рубрике «мнение» статью искусствоведа, историка и куратора выставок Константина Акинши (Konstantin Akinsha). Он предупреждал о серьезной опасности, которая грозит памятникам архитектуры и музеям Украины в результате неминуемого нападения России, и призывал к немедленной эвакуации музейных ценностей.
Он напоминал в статье печальную судьбу областного краеведческого музея Донецка, который в ноябре 2014 года был обстрелян российскими противотанковыми снарядами, в результате чего треть из всех 150 тысяч экспонатов были уничтожены.
Как и предупреждал Акинша, начавшаяся 24 февраля широкомасштабная война привела к серьезным повреждениям и уничтожению многих выдающихся памятников архитектуры и музеев на территории Украины.
61-летний Константин Акинша – искусствовед, историк искусства, куратор выставок. Родился в Киеве. Закончил в 1986 году Московский университет имени Ломоносова по специальности «историк искусства». Эксперт по выявлению подделок русского и украинского авангарда. Автор ряда книг, в том числе «Красивая добыча: Советское разграбление сокровищ искусства Европы» (Beautiful Loot: The Soviet Plunder of Europe’s Art Treasure, 1995, совместно с Григорием Козловым и Сильвией Хохфилд), «Свято место» (The Holy Place, 2007, совместно с Григорием Козловым) и «Похороны революции» («The Funeral of the Revolution, 2008). Работал пишущим редактором журнала ARTnews. Занимался проблемами реституции при администрации Клинтона, входил в комиссию по возвращению художественных ценностей жертвам Холокоста. Долго жил в Америке. В настоящее время живет в Италии.
Константин Акинша подробно описывает в своем блоге разрушения памятников архитектуры и разграбления музейных ценностей Украины в результате продолжающейся войны.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» по телефону взял интервью у Константина Акинши, находящегося в настоящее время в Италии.
Олег Сулькин: Константин, газета «Уолл-стрит джорнэл» в начале марта опубликовала еще одну вашу статью об угрозе разрушения памятников архитектуры. Вы пишете о Соборе св. Софии как символе украинской нации, выдающемся примере киевской архитектуры Раннего Средневековья, в котором поражает мозаичное изображение Богоматери-Оранты, чудотворной защитницы народа. «Собор пережил все исторические трагедии, - говорится далее в статье, - от татаро-монгольского нашествия 1240 года до нацистской оккупации. Вопрос: защитит ли Богоматерь Украину от Владимира Путина?».
Константин Акинша: Да, во всем происходящем видится глубокая символика. Как и в бомбардировке российскими войсками телебашни в Киеве в самом начале агрессии, в результате чего был поврежден Мемориал «Бабий Яр», где в 1941 году во время оккупации были убиты 34 тысячи евреев. Злая ирония еще и в том, что Путин твердит о «денацификации» Украины, а его войска уничтожают архитектурные достопримечательности, уцелевшие в годы войны с нацистами.
О.С.: Некоторые наблюдатели называют обстрелы оккупантами памятников старины и музеев и разграбление коллекций искусства «культурным геноцидом». Другие склонны считать эти действия попутным, то есть ненамеренным ущербом от боевых действий. Какой точки зрения придерживаетесь вы?
К.А.: Я не придерживаюсь ни первой, ни второй точки зрения. Когда мы говорим о разрушении архитектурных памятников, это, вне всякого сомнения, военное преступление. Всем очевидно - к каким последствиям могут принести многодневные обстрелы и бомбардировки второго густонаселенного города страны. Я говорю о бесконечных обстрелах центра Харькова. В первую очередь, страдает мирное население и разрушаются памятники архитектуры. Сказки российской стороны про якобы точечные удары по военным объектам ничего, кроме возмущения и горького сарказма, вызывать не могут. Центр Харькова, богатый архитектурными памятниками, постепенно стирается с лица земли. Каким-то чудом оккупанты пока не разрушили знаменитый Госпром, но уже серьезно пострадали Дворец культуры железнодорожников, другие выдающиеся конструктивистские постройки 20–30 годов прошлого века. Пострадали также здания в стиле Ар-нуво, некоторые настолько серьезно, что их уже невозможно будет восстановить.
Теперь о «культурном геноциде». Словом «геноцид» сегодня стали легко разбрасываться. Много говорят о том, что Россия в Украине повторяет свою сирийскую тактику, мультиплицируя Алеппо в других условиях. Я не знаю, геноцид это или нет, но, как и в Сирии, это преступление против человечности. В новой войне возникают ситуации, которые просто не поддаются рациональному объяснению.
О.С.: Можете привести пример?
К.А.: Атака на музей выдающегося украинского философа Григория Сковороды в селе Сковородиновке Харьковской области. Он был уничтожен прямым попаданием российской ракеты в ночь на 7 мая. Музей стоит в парке, никаких военных объектов рядом нет. Резонно предположить умышленный характер этой атаки. Но зачем?! Вот вопрос.
О.С.: Если рассматривать весь объем ущерба, нанесенного до сегодняшнего дня памятникам и музеям на украинской земле, что бы вы выделили как наиболее болезненные потери?
К.А.: С точки зрения архитектуры — это, безусловно, Харьков. Если же говорить о музеях, тут ситуация такова. Поначалу мы не могли понять, что «освободители» собираются делать с захваченными музейными коллекциями. Когда пришла первая информация о разграблении музейного собрания, это явно была чья-то личная инициатива. Группа российских солдат ворвалась в усадьбу Поповых и унесла все, что не было привинчено к полу.
О.С.: Что это за усадьба?
К.А.: Довольно странная и забавная архитектурная достопримечательность – музей-усадьба “Замок Поповых” в селе Васильевке Запорожской области. Он принадлежал екатерининскому генералу Попову, внук которого в конце 19-го века выстроил совершенно фантастическое сооружение, такой украинский вариант аббатства Даунтон, в котором использованы, наверное, все стили архитектуры. Когда в ходе революции 1917 года власть захватили большевики, усадьба была разграблена и в значительной степени разрушена. В последующие годы, во многом, усилиями местных энтузиастов ее восстановили и даже частично обставили оригинальными предметами мебели, которые хранили местные жители. Среди предметов, которые не без торжественности были возвращены в усадьбу, ставшую со временем музеем, фигурировал итальянский мраморный унитаз конца 19-го века. И вот ирония истории - он оказался украден во второй раз!
О.С.: По вашим сведениям, большинство случаев похищения исторических ценностей одобрено командованием вооруженных сил РФ или это мародерство по инициативе снизу?
К.А.: Не хотелось верить, но мы стали свидетелями реализации лозунга «можем повторить» во всем его объеме. Массовое мародерство при, видимо, сознательном попустительстве командиров, трофейные бригады, рыщущие среди руин в поисках ценностей, – все это происходит сейчас на украинской земле, повторяя советскую практику Второй мировой войны. В случае с усадьбой Поповых, это была, вероятно, инициатива снизу.
О.С.: Приходят на ум подробно описанные случаи, когда российские солдаты, многие родом из полунищих, депрессивных регионов РФ, грабят жилье зажиточных украинцев, похищают электронику, бытовые приборы, ценные вещи. Вы говорите об инцидентах того же ряда, только касательно предметов искусства?
К.А.: Давайте разделим эти инциденты. Первая категория – организованный вывоз культурных ценностей. Два примера из этого ряда. Город Мариуполь и город Мелитополь. В Мариуполе музеи были разрушены в результате бесконечных бомбардировок и ракетных обстрелов. Например, был полностью разрушен небольшой, но очень симпатичный музей Архипа Куинджи. От его здания ничего не осталось. Говорили разное, в том числе, что большая часть музейной коллекции погибла. Но мы узнали, что произошло на самом деле. Три самые ценные работы Куинджи, включая эскиз его известной картины «Красный закат на Днепре», хранящейся в Нью-Йорке, в музее Метрополитен, были перевезены сотрудниками музея Куинджи в некое секретное место. Помимо этого, удалось спасти картину Айвазовского. Когда Мариуполь был оккупирован российскими войсками, эти работы, а также многие другие экспонаты краеведческого музея были вывезены оккупантами в Донецк при непосредственном участии Натальи Капустниковой, директора краеведческого музея, оказавшейся коллаборантом. Что с ними будет происходить в Донецке, где сейчас активизируются боевые действия, не совсем понятно.
О.С.: А что случилось с музеями Мелитополя?
К.А.: Там произошел скандал. В краеведческом музее Мелитополя находилась небольшая коллекция скифского золота. Почему там? Недалеко от Мелитополя проводились археологические раскопки. Не могу сказать, что там хранились неописуемые шедевры скифского золота. В советское время в местные музеи поступали вещи второстепенные, а самые ценные передавались главным музеям страны. Сотрудники музея пытались золото спрятать от оккупантов, но их, как рассказывают, кто-то предал. Русские золото нашли. Из украинских источников поступали противоречивые сведения о судьбе этого золота. Известно, что украинцы его эвакуировать не успели. Скорее всего, оккупанты его вывезли. Вскоре, если украинской армии удастся отбить Херсон, нам предстоит узнать о судьбе музеев этого города. Новости ожидаются самые печальные, я боюсь. Это самый важный музейный центр, который попал под оккупацию русской армией. Художественный музей имени Алексея Шовкуненко включает довольно интересную коллекцию - работы западноевропейских мастеров, хорошую подборку русской живописи, в том числе уже упомянутых Айвазовского и Куинджи, украинскую живопись начала 20-го века. Плюс декоративно-прикладное искусство и графика. Второй по важности музей Херсона – краеведческий, который имеет давнюю историю. Он начинался в конце 19-го века как музей историко-археологической направленности. В нем хранятся большие археологические коллекции, включая уникальную коллекцию монет греческих полисов Северного Причерноморья, собранную еще до революции. Что с ней произойдет, мы не знаем. В Херсоне тоже есть своя коллекция скифского золота, очень интересная коллекция декоративно-прикладного искусства, рукописи футуриста Бурлюка, других известных художников и писателей. В музее также хранятся мемориальные предметы, связанные с фельдмаршалом Суворовым. Пока Херсон оккупирован, мы не можем получить объективную информацию. По сведениям украинской военной разведки, вывоз оккупантами музейных ценностей уже идет.
О.С.: Известно, куда?
К.А.: В Крым. Хотя проверить мы не можем. Есть еще одна деталь. Как сообщила украинская военная разведка, в Херсоне и вокруг него действует некая загадочная группа лиц, которые одеты в камуфляжную военную форму западного производства, разъезжают на автомобиле «тойота-круизер» и вооружены русским оружием. Они занимаются тем, что, грубо говоря, грабят местных коллекционеров и антикваров. Их наводчиками выступают коллаборанты из местных, которые хорошо осведомлены, кто и что собирает, и знают, что ценно, а что нет. Мы еще не знаем, кто эти люди, представляют ли они российскую армию или являются банальными бандитами. По маршруту в Крым их сопровождает военный конвой. Когда Украина отобьет Херсон, а я в этом ни на минуту не сомневаюсь, есть серьезные опасения, что музейные полки окажутся пустыми, а экспонаты растворятся в воздухе.
О.С.: Можете еще несколько слов сказать о скифском золоте, той большой коллекции, которая была отправлена из музеев Крыма в 2014 году на выставку в Амстердам, проходившую еще до его аннексии Россией? Известно, что что коллекция стала предметом судебного спора, который разрешился вердиктом амстердамского суда, постановившего, что золото принадлежит Украине, а не оккупированному Крыму. Истина восторжествовала?
К.А.: Похоже, между Украиной и Россией начался спор, кому именно адресованы слова поэта «Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы...». Для Путина и российских властей все, что находится в Крыму, должно по определению быть российским. Поэтому они потребовали вернуть им скифское золото из Амстердама. Любопытно, что большая и лучшая часть амстердамской экспозиции была сформирована не из экспонатов крымских музеев, а из экспонатов Музея исторических драгоценностей Украины в Киеве. Именно оттуда прибыли на выставку знаменитые шлем и ножны меча – знаковые скифские реликвии, известные всему миру. Решение амстердамского суда Россия безуспешно пыталась оспаривать во всех возможных инстанциях. Битва за скифское золото имеет, скорее, политико-идеологическое значение. Кстати, эта ситуация до боли напоминала ситуацию на Ближнем Востоке в начале 90-х годов, когда Ирак захватил Кувейт. Часть экспонатов коллекции из Кувейтского музея находились на выставке, и Ирак после аннексии завладел той частью коллекции, которая оставалась в Кувейте. Конечно, после поражения Хусейна при содействии спецподразделения ООН все пришлось возвращать настоящим владельцам.
О.С.: Где сейчас находится скифское золото?
К.А.: Точно не скажу. Его должна была получить Украина, может быть, война задержала это возвращение. Хочу привести еще один пример, который связан с Крымом. Сразу после его аннексии в Третьяковской галерее устроили выставку Айвазовского, которой придавали большое политическое значение как реализации метафоры «возвращение Крыма в родную гавань». На нее собрали все работы знаменитого мариниста из крымских музеев, включая галерею имени Айвазовского в Феодосии. Министерство культуры Украины тогда отправляло протесты во все возможные организации, включая ИКОМ (Международный совет музеев). В то время никто особо не среагировал на эту акцию. Нужно было Путину начать большую войну, чтобы все эти вопросы стали вызывать живой международный интерес.
О.С.: В ваших поисках вам помогает украинская военная разведка?
К.А.: Впрямую нет. Но в отличие от многих журналистов, я внимательно читаю их релизы и новости, которые размещены на сайте оборонного ведомства Украины. Это великолепный источник информации. Министерство культуры Украины ведет список всех зафиксированных повреждений объектов культуры и случаев хищений и вывоза предметов искусства из музеев. Подключились и международные организации. В одних США мониторингом занимаются несколько групп.
О.С.: Вы с ними поддерживаете контакт?
К.А.: Да, и прямой, и непрямой. Смитсоновский институт получил доступ к самым совершенным спутниковым фотографиям разрушений культурных объектов. Их подвергают кропотливому анализу. Это очень серьезная работа. Другая американская группа пытается сохранить электронную информацию о музеях и архивах. Французский эксперт, находящийся в Украине, посещает разрушенные и поврежденные объекты и пытается создавать электронные модели зданий. Этими вопросами занимаются крупные международные организации, в том числе и Всемирный фонд памятников (WMF). Конечно, за динамикой происходящего трудно следить, когда интересующие объекты находятся под российской оккупацией.
О.С.: Вы сами приезжаете на места событий?
К.А.: Нет. Я дистанционно отслеживаю всю информацию. Кроме того, у меня есть личные информаторы, помощники. В самом начале войны я познакомился с фотографом Станиславом Остроусом, живущим в Харькове. Он стал документировать все разрушения в городе, часто делая снимки во время обстрела, что, понятное дело, довольно рискованно. Через мои английские контакты мне удалось достать для него бронежилет и каску. Мы сделали выставку его фотографий разрушенного Харькова в центре Берлина, в музее архитектуры Технического университета на Эрнст-Ройтер-плац. В окнах здания выставили снимки Остроуса, которые вызвали повышенное внимание в силу очевидной символики - этот район Берлина во время Второй мировой войны был полностью разрушен бомбардировками.
О.С.: Как вы оцениваете позицию российских музеев в связи с российской агрессией против Украины и варварским разрушением памятников и музеев? И в частности, как вы можете прокомментировать недавнее интервью директора Государственного Эрмитажа Михаила Пиотровского, в котором он назвал войну «самоутверждением нации», а русских людей «милитаристами и имперцами»?
К.А.: Есть два главных момента – возмутительное интервью Пиотровского и не менее возмутительное молчание директоров других российских музеев. В свою очередь, Запад долго не хотел замечать, что директора русских музеев подписали коллективное письмо в поддержку аннексии Крыма, начиная с ныне покойной Ирины Александровны Антоновой (И. Антонова – многолетний директор ГМИИ им. Пушкина). Русские музеи фактически стали частью политической системы. В России невозможно быть директором музея, не будучи лояльным власти. Пиотровский примерно то же самое говорил в 2014 году, когда был аннексирован Крым. Может быть, тогда это звучало не столь вызывающе, но, по сути, мало чем отличалось. Вызывает особое омерзение, что господин Пиотровский как резаный кричал о разрушениях Пальмиры исламистами и утверждал, что российские войска воюют в Сирии, чтобы сохранить цивилизацию. Чем они занимаются в Украине, он решил не обсуждать. Западные музеи вряд ли захотят с Пиотровским работать в будущем. Он перешел красную линию. Многие вначале надеялись, что конфликт продлится недолго, все утрясется, забудется, и Эрмитаж снова, как и раньше, будет давать зарубежным музеям своего Рембрандта для выставок. Пару дней назад я говорил с моим московским знакомым, который пытался оправдать Марину Лошак (директор ГМИИ им. Пушкина с 2013 г). Да, сказал он, ты прав, она молчит, но ведь она проводит хорошие, умные выставки. У некоторых людей в Москве это вызывает восторг. Но мне кажется, молчания мало. Марина – уроженка Одессы. Мне очень жаль, что она не смогла найти в себе силы выступить против войны. Кстати, молчание может ее не спасти. Нынешняя российская власть требует активного проявления лояльности, и мне кажется, ей скоро могут показать на дверь. Поймите, я вовсе не требую от коллег в Москве, чтобы они самосжигались на Красной площади. Достаточно было, полагаю, в начале войны выразить свою озабоченность, неприятие войны в принципе. Но не хватило мужества даже и на это.
О.С.: Константин, вы известный в своей профессии человек, автор многих книг и статей. Вы осознаете, что своей резкой критикой российской власти сжигаете мосты с Россией?
К.А.: Я не гражданин России и даже не гражданин Украины. Я гражданин США. Мосты с Россией, к сожалению, сжигаю. А как может быть по-другому? Российские издания, в которых я печатался в последнее время, например, интернет-издание Colta.ru, почили в бозе. Когда началась война, в России должен был выйти перевод моей докторской диссертации, которую собирался печатать музей «Гараж». Я позвонил им и сказал, что в этой ситуации я не могу издавать книгу в России.
О.С.: А где вы защитили диссертацию?
К.А.: Я ее писал в Шотландии, в Эдинбургском университете. Она посвящена советскому фотомонтажу. Не до того сейчас. Когда-нибудь потом напечатаю. Сейчас такой возможности в России я не вижу.
О.С.: Если попытаться взглянуть на ситуацию с оптимизмом и представить себе, что через какое-то время война завершится победой Украины, вы себя видите во главе будущей комиссии по реституции?
К.А.: Я сомневаюсь, что меня призовут для этой миссии, я все-таки иностранец. Но я бы с удовольствием консультировал такие начинания. Многие годы я занимался историей Второй мировой войны, в частности историей вывоза культурных ценностей нацистами из захваченных ими стран Европы и историей вывоза культурных ценностей советскими войсками из побежденной Германии. Сегодня у меня полное ощущение дежавю. Никогда не думал, что буду свидетелем такого. Само слово «реституция» вызывает у меня волнение. Пару лет назад я написал статью «Реституция как диагноз», анализируя отношение к реституции российского руководства от Ельцина до Путина. Я предвижу большие сложности, когда настанет момент для поиска и возвращения украденных Россией украинских ценностей.
О.С.: Когда мы встречались с вами в Нью-Йорке в 2015 году на выставке «Русский модернизм: перекрестные потоки в немецком и русском искусстве. 1907–1917» в Neue Galerie, вы рассказали мне, что, курируя выставку, вы использовали работы из коллекции миллиардера и коллекционера Петра Авена. Сегодня господин Авен попал под санкции. Как сегодня строятся ваши с ним отношения?
К.А.: Выставка включала произведения из коллекций Рональда Лаудера и Петра Авена. Петр Авен был и, очевидно, остается выдающимся коллекционером. Авен был одним из спонсоров исследовательского проекта искусства авангарда, в котором я принимаю активное участие. К сожалению, он не нашел в себе мужества занять правильную позицию. Это, очевидно, его ошибка.
О.С.: Что вы имеете в виду конкретно?
К.А.: Когда началась война, ему нужно было активно заявить о своем с ней несогласии. Он этого не сделал, как не сделал это и его партнер по бизнесу Михаил Фридман, который выступил с мягким абстрактным заявлением, что он против насилия вообще, но против какого насилия, не уточнил. Ни о каком моем дальнейшем сотрудничестве с Петром Авеном разговора быть не может.
О.С.: В нашей предварительной беседе вы сказали, что Владимир Владимирович Путин – ваш личный враг. Почему?
К.А.: Я никогда большой любовью к Владимиру Владимировичу не отличался. В 2004 году, в самом начале его деятельности я написал статью, которая называлась «Путинский ковчег». С одной стороны, это была косвенная реакция на спорный фильм Сокурова «Русский ковчег», а с другой - на реставрацию Константиновского дворца в Стрельне, ставшего одной из официальных резиденций Путина. Статья эта еще в сети где-то висит. Одним словом, с российской властью у меня случились непреодолимые «эстетические разногласия». Сегодня Путин мой личный враг, потому что он бросил меня в дикий водоворот. Я родился и вырос в Украине, в Киеве. Все происходящее для меня является непередаваемым ужасом. Я активно участвую в различных проектах. Я вижу, как много делают мои украинские коллеги, я с ними тесно сотрудничаю. Мы планируем интересные акции. Так, готовим большую выставку украинского модернизма, которая откроется этой осенью в Мадриде, в музее Тиссена-Борнемисы. С рекордной скоростью заканчиваем книгу, которая должна выступить каталогом этой выставки. Война стала катализатором очень многих процессов, которые назрели давно, но не происходили. Происходит трудная ревизия отношения к украинскому искусству на Западе. Сейчас многие любят бросаться терминами «деколонизация», «постколониальное». Даже если смотреть на все это сдержанно, следует признать, что определенный элемент культурной апроприации всегда существовал в отношениях России и Украины. Я даже статью написал про то, как некорректно описывают работы украинских художников в западных музейных коллекциях. Музей современного искусства в Нью-Йорке (MoMA) сегодня наконец-то меняет этикетки и переписывает данные в онлайн-каталоге музея. Приведу пример. Украинец Василий Ермилов, харьковский конструктивист, два раза в жизни был в Москве. Но его записали в каталоге «русским конструктивистом». Так легче было продать его работы на мировом арт-рынке, учитывая моду на русский авангард. Сегодня придется многое пересматривать, переосмысливать с позиций подлинного историзма, очищенного от предвзятости.
