Российскую сторону в «Поединке» представляет Федор Лукьянов – главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», член президиума Совета по внешней и оборонной политике, американскую сторону - Дональд Дженсен, аналитик Центра трансатлантических отношений в Школе международных исследований имени Пола Нитце при Университете Джонса Хопкинса.
Взгляд из Москвы:
О почве под ногами
Взгляд из Вашингтона:
День России: напряженность и противоречивость
По версии противников режима, все происходящее доказывает, что власть очень нервничает и даже, как написала деловая газета «Ведомости», впервые стала принимать внесистемную оппозицию всерьез. Действительно, непосредственных причин для ужесточения нет, никакими особыми успехами оппозиция похвастаться не может. Массовая волна протестов схлынула. И объективных причин для паники не существует.
С другой стороны, если попытаться реконструировать логику руководства, именно теперь и нужно превентивно воздействовать на протестную активность, дабы не допустить ее разрастания. За последние четверть века накоплен большой опыт бурных социальных трансформаций – от Перестройки в СССР до «арабской весны». Один урок очевиден – если упустить момент и вовремя не отреагировать, то грянет «эффект домино».
Вопрос, правда, в том, как реагировать – ужесточением либо либерализацией. За крайне редкими исключениями авторитарные режимы всегда склонны к ужесточению, эффект, как правило, если и есть, то краткосрочный. К сожалению, на российских руководителей наиболее серьезно воздействует поздний советский период, из-за чего они ужасно боятся непродуманной либерализации. Слишком свеж опыт бестолковых и бессистемных метаний Михаила Горбачёва во второй половине 1980-х, которые привели к краху страны. А поскольку само нынешнее руководство наследует Борису Ельцину, который блестяще воспользовался открывающимися возможностями для развала, уж им-то не надо объяснять, как это делается.
Восклицания либеральной общественности о «новом 1937-м годе» к реальности отношения не имеют – конечно, нынешние спецоперации носят ограниченный характер. Цель их – с одной стороны, напугать тех, кто считает, что антипутинская фронда не более чем веселая забава, не грозящая последствиями. Такие есть, и они действительно задумаются. С другой стороны, необходимо дискредитировать наиболее заметные фигуры. Изъятие полутора миллионов евро наличными дома у Ксении Собчак не обязательно ведет к уголовному преследованию (хотя в шоу-бизнесе, конечно, совсем не все деньги идут в «белую»), но выставляют ее в глазах населения как зажравшуюся скучающую барыню, которой совершенно неизвестно, что такое нормальная жизнь людей. Правоохранительные органы считают, что меры, принятые накануне марша, сработали – провокаций не было.
Основному прессингу, вероятно, будет подвергаться Алексей Навальный, наиболее яркая и, вероятно, перспективная фигура современного движения недовольных. Судя по интенсивности пропаганды против него, власть его реально опасается, что немудрено. Навальный явно обладает политическим талантом, куда лучше, чем остальные оппозиционеры, понимает среду, в которой находится, и умело играет на двух типах популизма – антикоррупционного и националистического.
Очевидно, что Навальный будет в предстоящие месяцы находиться под плотной опекой, ему постараются продемонстрировать, насколько неудобна и некомфортна жизнь врага режима. В частности, все подробности его жизни будут выноситься на публичный осмотр, что крайне неприятно. Когда-то та же операция была проделана в отношении Бориса Ельцина, но в ту пору эффект оказался обратным – будущий президент России продемонстрировал стойкость, да и общая ситуация тогда развивалась явно не в пользу власти.
Атмосферу сегодняшней России пока нет оснований сравнивать с той, что царила в позднем СССР. Однако есть один фактор, который должен насторожить власть. Среди тех, кого принято считать «продвинутым классом» становится немодным ассоциировать себя с правящим режимом. Это означает не активный протест, скорее риск отчуждения, ощущения того, что руководство страны «отдельно», оно не отражает интересов жителей и даже элиты. Это чревато тем, что в критический момент, если такой наступит, опереться будет не на что и не на кого. Собственно, это и случилось с советским начальством в 1990-1991 году – почва просто ушла у него из-под ног.
День России: напряженность и противоречивость
Президент Путин поддержал эволюционное развитие страны в посвященной Дню России-2012 речи. При этом он отметил, что все, что ослабляет страну и разделяет общество, неприемлемо. По его словам, Россия может модернизировать свою политическую и экономическую систему только если люди начнут прислушиваться к друг другу и проявлять взаимное уважение. Однако слова Путина противоречат тому, как он реагирует на оппозиционное движение с момента возвращения на пост президента. Он занял жесткую позицию в отношении участников протестов, подписав на прошлой неделе новый репрессивный законопроект, предусматривающий серьезные штрафы за участие в несанкционированных митингах. В то время, как тысячи москвичей протестовали на улицах столицы против правления Путина, полиция допрашивала ведущих лидеров оппозиции. В понедельник был проведен обыск в квартирах лидеров протестного движения, у которых изъяли компьютеры, сотовые телефоны и другие личные вещи. Полицейские обнаружили более миллиона евро и 480 тысяч долларов наличными в квартире «светской львицы» и оппозиционной активистки Ксении Собчак, и пообещали проверить, уплатила ли она налоги.
Похоже, Кремль надеется, что жесткие меры отпугнут более умеренных участников протестов. Он также использует тот факт, что оппозицию разделяет личное соперничество, и у нее нет единой тактики и отношения к власти. Однако действия Кремля в отношении своих оппонентов контрпродуктивны, так как жесткая реакция властей способствует присоединению некоторых людей к протестам – в то время, как многие организаторы спорят о том, не пора ли перейти к другим формам борьбы.
Все говорит о том, что сторонники оппозиции по-прежнему являются меньшинством среди российского электората. Их позиции наиболее сильны в Москве и Санкт-Петербурге, однако всего по стране их не более одной трети (еще треть населения России пока придерживается нейтралитета – эти люди не столь верны Путину, безразличны к политике, однако имеют претензии к системе, будь то полиция или суды, или недовольны муниципальными службами). Пока не появилось лидера, который бы пользовался в народе таким уважением, чтобы бросить вызов Путину. Для придания протестам достаточно широкой поддержки и решительной трансформации режима может потребоваться серьезное экономическое или социальное потрясение.
Независимо от того, привлечет ли оппозиция в конечном итоге критическую массу россиян на свою сторону, главной проблемой остается очевидный упадок системы, которой управляет Путин. Бюрократия поражена коррупцией и неэффективна. Кроме того, появляется все больше признаков того, что Путиным недовольна и элита (особенно в среде интеллигенции), и, что более важно, деловое сообщество, которое власти долгое время держали в страхе. Политическая база Путина, соответственным образом, сократилась, и теперь у российского президента гораздо меньше возможностей по обеспечению баланса конкурирующих интересов или принудительной реализации своей воли в верхах. Где-то на заднем фоне маячит и шанс серьезного снижения уровня жизни в связи с сокращением покупательной способности рубля или падением цен на нефть, роста инфляции и безработицы.
Пока эти риски выглядят управляемыми. У власти остаются ее козыри – контроль над органами принуждения (хотя есть признаки, что он слабеет) и наличие ресурсов (которые сокращаются), чтобы выполнить социальные обязательства режима и удовлетворить аппетиты ненасытной элиты. Решающее значение будет иметь правильное проведение следующего этапа приватизации. Однако, как недавно отметила Татьяна Становая, вряд ли теперь получится устранить недовольство просто за счет нефтедолларов. Продолжающиеся протесты отражают отсутствие сильных государственных институтов и отсутствие диалога с обществом. Они также помогают той части системы, которая желает досрочного ухода Путина – возможно, убеждая не определившихся в том, что его время истечет раньше, чем думает он сам.